Ведьмаки и колдовки - Демина Карина (бесплатные версии книг TXT) 📗
Про то, как вернулся в отчий дом, желая похвастать тем, чего достиг…
Не перед кем.
Отец умер, а мать, уже как-то в старуху превратившаяся, вцепилась в Гавела клещом. Пришлось лавку продать за гроши, а дом и того дешевле… она же жаловалась на здоровье… и услал лечиться на воды.
Мать все-таки.
Рассказывал и про «Охальника», где платили прилично, и про собственные вялые попытки жизнь обустроить хоть как бы… и про то, что устал он…
— Вот оно как. — Аврелий Яковлевич подсунул очередной кусок торта, который Гавел принялся есть руками. Он снова был голоден. — Ничего…
— Что вы со мной сделали? — спросил Гавел, потому как устал уже бояться.
— Я? Помог силе выбраться.
— Какой силе?
Аврелий Яковлевич сел, скрестивши руки на груди.
— Обыкновенной. — Он дернул себя за бороду. — Той, которая тебе от матери досталась… колдовка она… а ты — ведьмак.
Колдовка?
Ведьмак?
Странное он говорит.
Аврелий Яковлевич поднялся.
— Дар, он разным бывает, особливо у женщин… люди говорят про светлый и темный, но это неверно. Свет и тьма в каждом имеется, и только от человека зависит, чего в нем больше будет. А дар же… это сила. Много ее, мало — дело третье… но одна сила рождается от собственной души человеческой, сути его, а другую он от мира берет. И ладно, ежели от солнца или воды, от земли, огня. Но такую силу взять умение надобно. Куда как проще из иной живой твари вытянуть.
Гавел потрогал себя за руку.
Он — ведьмак?
— Вот она и тянула. Скандалить любила, это верно… ей-то с криком сил прибывало, а вот от иных людей, так напротив… отец твой, верно, язвою мучился? И почечными болями? Печень пошаливала? Да и сам весь больным был?
Гавел кивнул.
Он ведьмак. А старуха — колдовка… странно… она просто старуха. Склочная. Занудная, но…
— Не веришь? — Аврелий Яковлевич уселся напротив и пальцы в сахарной трухе облизал. — Это зря… такая колдовка — навроде упыря. Частенько она и сама не понимает, чего делает. Точнее, понимает, что когда рядом кому-то плохо, то ей, напротив, хорошо. Вот и пытается делать так, чтобы все время плохо. А главное, примучают они человека, заморочат, вот бедолага и терпит, день за днем, год за годом, пока вовсе в могилу не сойдет. Тебе еще повезло.
— В чем?
Везучим Гавел себя не ощущал.
Выходит, что мать его… и дети… братья, которых хоронили… и отец с его постоянными жалобами, кашлем кровавым…
— Живой остался, — жестко произнес Аврелий Яковлевич. — И правильно мыслишь. Прочих-то она высосала…
Гавел обнял себя, пытаясь справиться с дрожью.
Ложь.
Зачем ведьмаку врать?
— Тебя вот оставила… — Аврелий Яковлевич премерзко ногтем по столу постукивал. — Сила в тебе немалая, да только матушка твоя не давала ей подняться… и до самой бы смерти не дала бы. А там, глядишь, и новую жертву нашла.
— После смерти?
— После твоей, дорогой мой, смерти. Ешь давай. А то глядеть тошно, кости одни… но ничего, как говаривал мой наставник, были бы кости, а мясо уже нарастим.
И Гавел, отбросив стеснение, снял масляную розу, сам удивляясь, куда в него столько-то лезет.
— Самая крепкая магия на крови оттого, что через кровь чужую жизненную силу вытянуть проще простого. Одно, что у голубя каплю возьмешь, у кошки — две, а вот с человека крепко поиметь можно. Ему богами бессмертная душа дадена, и ежели исхитриться, добраться до этой души, то и обретет ведьмак или колдовка источник собственный, не то чтобы вовсе бездонный, но такой, которого надолго хватит. К счастью, связать душу очень непросто…
Аврелий Яковлевич замолчал, явно раздумывая о чем-то своем. Он водил заскорузлым пальцем по скатерти, по вышитым на ней сердечкам и розам, а Гавел жевал, не смея прерывать его, наверняка важные, мысли.
— Ты спрашивай, спрашивай, а то ж изведешься весь от любопытства, — разрешил Аврелий Яковлевич, распрямляясь.
— Я… и вправду ведьмак?
— Ну… не ведьмак пока, ведьмачок недокормленный.
— А как вы… откуда… — Гавел замолчал, кляня себя за косноязычие.
— Оттуда… вона, твоих рук дело? — На стол лег «Охальник» с последнею статьею и снимками.
— М-моих…
— Чего краснеешь, как монашка в мужской бане? Сам знаю, что твоих… и ведь не первая статейка-то…
Гавел голову в плечи вжал, морально смиряясь, что и ведьмаки биты бывают.
— Экий ты… затюканный, — с непонятною печалью произнес Аврелий Яковлевич. — Совсем она тебя выела. Я ж не о том, бедолажный. Мне бы еще того разу, когда ты в саду моем прогулялся, задуматься, как это у тебя вышло… удачливый ты больно. И в каждую-то дыру пролезешь, и охрана тебе не помехою… и полог мой пробил…
— Я… амулетом.
— Амулетом он. — Аврелий Яковлевич хмыкнул. — Знаешь, куда амулеты свои засунь? Вот-вот, именно туда… это я фигурально выражаясь. Плох тот ведьмак, чье колдовство на амулет взять можно. А я, чай, не из недоучек…
— Я не…
— Стихийный выброс силы. Бывает такое в минуты душевных волнений. Поверил, что амулетик тебе поможет, вот и… помог, на твою бедовую голову. — Тяжелая рука Аврелия Яковлевича пригладила взъерошенные волосы Гавела. — Ничего. Теперь-то я за тебя возьмуся…
Прозвучало как-то не сильно обнадеживающе. И Гавел, жалобно вздохнув, указал пальцем на челюсть, которая по-прежнему лежала на краю стола.
— А…
— Бэ, — ответил Аврелий Яковлевич. — Еще один упрямец… был ведьмаком при дворе Миндовга… и пропал. Так оно редко бывает, чтобы ведьмак пропал бесследно. Мы-то народ беспокойный, сам увидишь… и не живым, так мертвым… а этот исчез, будто и не было никогда.
Он взял кость на ладонь и погладил.
— В серебряном гробу похоронили… а это, я тебе скажу, уважение.
Гавел кивнул, соглашаясь, хотя сам он от этакого уважения предпочел бы отказаться.
— Но по серебру я его и нашел. Этакий-то клад, да чтоб без сторожа? Невозможно. — Аврелий Яковлевич кость баюкал на ладони. — Вот и открыл мне… правда, поначалу все горшки с монетами норовил подсунуть, Хельмово отродье… но потом и к серебру непокойному вывел.
Он говорил и гладил.
И почему-то вид кости, какой-то желтовато-бурой, с темными осколками зубов, более не вызывал отвращения. Напротив, в той бережности, с которой Аврелий Яковлевич с чужой челюстью обходился, было что-то очень правильное, чему Гавел пока не находил объяснения.
А ведьмак и без слов понял, кивнул.
— Тоже чуешь… с мертвыми-то оно по-всякому бывает. Иных принуждать приходится, но под принуждением особого толку не добьешься и сил истратишь немерено. Лучше, чтоб по-хорошему… его вот сожгли живьем. И она до последнего не позволяла ему умереть… кости с мертвоедами похоронили, небось думала, что ничего-то не останется.
Аврелий Яковлевич бережно положил кость на блюдце и белой салфеткой укрыл.
— Осталось… немного, конечно, но хватило.
— И я…
— Ты в руки взял предмет, на котором не одно заклятие лежит, вот силу к силе и потянуло. Молодец, что выстоял.
— А мог бы…
Гавел вспомнил черноту под ногами.
— Мог бы, — спокойно ответил Аврелий Яковлевич.
— И вы специально!
— А то!
— А если бы я…
— Похоронил бы с почестями. Могилка. Памятник. Поминки опять же…
— Шутите?
— Шучу. — Аврелий Яковлевич руку подал. — Пошли, дорогой мой. Не надо думать о том, чего было бы, кабы да если б… оно так совсем до дурного дойти можно.
— Куда это вы меня ведете?
— К кровати…
Кровать под розовым балдахином заставила Гавела вспомнить ту давешнюю сцену, подсмотренную им через окно.
— Я… я не хочу к кровати! — Он слабо трепыхнулся, но ведьмак держал крепко.
— Конечно, хочешь. Спать-то где-то надо… или ты на полу собрался? На коврике у двери?
Кровать приближалась. А халат, к слову женский, почему-то сползал.
— Ну не упрямься, — продолжал увещевать Аврелий Яковлевич, оный халат стягивая. — Нельзя спать в одежде…
И попросту вытряхнул Гавела из одежды, в постель засунул и подушечку поправил. Одеялом укрыл по самые глаза.
