Печать мастера Том 2 (СИ) - Ри Тайга (книга регистрации TXT, FB2) 📗

Весь — в мать!

Утро следующего дня

Пустыня, Белое плато

Недалеко от торговой тропы на окраине земель Фу

Коста дремал в седле. Голова то и дело падала на грудь, лицо чесалось от кади, горячий сухой воздух обжигал легкие.

Он привязал к руке фляжку с водой, обмотав ремешок вокруг запястья, чтобы просыпаться. Как только он начинал засыпать слишком сильно, фляга падала вниз, и он просыпался от дремы. И засыпал снова, и снова — просыпался.

Сейчас, когда он остался совершенно один — нельзя терять бдительность.

Вчерашний ночной переход дался Косте сложно. Они долго шли по непроглядной, как тушь, черной полосе песка. Поднимались, потом долго спускались. И потом встали лагерем на какой-то совершенно плоской равнине. Они уснули вместе, а проснулся он — один. На белом бесконечном плато, открытом всем песчаным ветрам.

А ночью он не выспался. Дремал плохо, урывками, и решил, что это пески действуют на него так странно.

Ему снилась всякая чушь… снились горы золота, люди, снилось, что он стал Великим Мастером и даже превзошел Наставника Хо… Какой бред!

Снилось, что поместье Фу подожгли и на них напали грабители, а злобная Госпожа почти умерла, не успев увернуться от плетений…

Однозначно — пустыня — такая же, как вода — отвратительно действует на него.

А потом он вообще не мог уснуть, потому что как только закрывал глаза, перед глазами вставал Алтарь Фу, подземелья и переплетенья красных линий, которые манили его, звали его…

И Коста боролся.

С зовом. С желанием вернуться обратно. С тем, что тянуло внутри, и звало — «вернись же, вернись». Нить истончалась и почти причиняла боль.

Ему снились подземелья и — плита, но теперь это место не вызывало страха.

Коста изнывал во сне от чувства непонятной жажды, которую вызывал Алтарь Фу — ему хотелось подойти, прижаться, обнять и погладить камень руками.

А когда он, наконец, проснулся днем — светило стояло в небе уже высоко, то понял, что остался в лагере совершенно один.

Стояла только его палатка.

Мохноногая двугорбая лошадка паслась рядом, стреноженная, подбирая мягкими губами колючки и корм из привязанной на шее сумки. Ему оставили пару фляг воды, мешок еды — с сушеными финиками, лепешками и мясом, и… бросили его одного.

Коста обошел вокруг, но все вокруг занес песок — ни единого следа, даже следы от колышков, где вчера стояли палатки и те исчезли.

Псаки! Он знал, что его проводят только до границы земель, так сказал господин Фу, но он думал, что с ним хотя бы попрощаются. Нет, ему никто и ничего не должен, это даже больше того, на что он рассчитывал, но… «до границы» — это где?

Где здесь эта граница?

Коста огляделся — во все стороны, куда падал взгляд, лежало бесконечное поле белоснежного песка. Огромное бескрайнее плато, со всех сторон окруженное барханами, лежащими далеко на горизонте, так далеко, что горы казались маленькими. А он помнил ночной спуск вниз — путь был длинным.

Поверхность пустынной равнины ещё вчера показалась ему жесткой. Коста присел, разгреб руками песок и наткнулся на белую плотную растрескавшуюся поверхность плато, едва припорошенную сверху белоснежной пылью.

Странное место.

Он поел, с трудом собрал палатку, навьючил, и постучал по морде — лошадка подогнула передние колени, чтобы всадник сел.

Коста сориентировался по светилу и пошел на Юг. Туда, где по его расчетам лежал город Да-Ари.

Над ним в небе кружил одинокий сокол.

Охранники Фу напряженно следили за проводниками. А пустынники следили в небе за маленькой точкой — коршуном, который нарезал круги, оставаясь на месте, а потом внезапно сорвался в сторону.

— Мальчик снялся с места и двинулся… — Пустынник помолчал. — Прямо к центру «белой смерти».

Слуга потоптался рядом на месте и нервно пошевелил пальцами — как просто было бы увидеть мальца в приближении, всего-то пара плетений, а не так.

Сколько он не вглядывался вниз — ничего не видел, кроме бескрайней белой чаши, со всех сторон окруженной барханами. На одном из которых они и заняли наблюдательный пункт, чтобы успеть помочь, если что-то пойдет не так. А если что-то пойдет не так — господин просто лишит их клятвы, а мозгоед высосет все мозги…

Охранник тихо цыкнул сквозь зубы.

Он ещё ночью спорил, что они встали лагерем слишком далеко. Слишком! Сколько им добираться до мальчишки, случись что? Но местных не переубедить… Конечно, это же не они рискуют своей шеей…

— Продолжайте наблюдать каждое мгновение. В случае любой — любой — опасности, как и приказал господин, сразу…

— Как и приказал Господин, мы оставим его там на день, чтобы не случилось, — парировал пустынник гортанно. — И, только если он не сможет пройти испытание и выбраться из белого пятна сам — вмешаемся…

— А если он пострадает⁈ — возмутился охранник, и второй согласно кивнул.

Мало пересечь пятно, мало пройти миражи, мало найти выход — белая чаша внизу, по всей границе была ограждена стеной колючих шаров, скопившихся у подножия барханов, которые мальчику придется пройти… и только тогда, испытание будет пройдено, а они смогут помочь.

— Ведь были те, кто не выбирался? — настаивал охранник.

— Приказа господина не было, — снова отрезал проводник.

Пустынники молчали, разглядывая точку в небе — сокола, нарезающего круги на одном месте, потом обменялись взглядами, и следопыт насмешливо бросил гортанную фразу проводнику, и тот повернулся к охранникам:

— Белая смерть — это белый огонь. Жар. Раскаленный жар пустыни сжигает все внутри, — он коснулся груди. — Туманит глаза, и миражи путают разум. Чтобы пройти, нужно отказаться от разума и позволить огню пылать. Если внутри солома и дерево — сгорит все, не останется ничего. Белая смерть сожжет все дотла. Если в сердцевине его души драгоценный камень… или золото, которое вы так любите… станет только крепче. Оно не сгорит, и он выйдет отсюда…

— А если внутри песок? — Насмешливо огрызнулся охранник. — Или пепел? Или земля?

Пустынник насмешливо сощурил темные глаза, холодные, как гладкий полированный камень:

— Нагретая земля дает всходы, если были посеяны семена. Пепел… пепел вспыхнет жаром снова, если там остались угли, а песок… Что вы, любители мертвых домов-из-камня, делаете из песка? Зеркала и стекло? Тогда, пройдя белую смерть, он станет зеркалом, отражающим то, что внутри других… Белая смерть не ошибается — никогда. А если внутри одна труха — зачем жить? Огонь спалит все дотла.

Послеобеденное время, поместье рода Фу

Кабинет Главы, семейный совет

Маленькая голубая точка на диаграмме слежения медленно и почти незаметно перемещалась по белому пятну к краю. Четыре точки светились в стороне, за пределами плато, и ещё десять на расстоянии десятой части дневного перехода.

Менталист наклонился, рассматривая, и чуть пошевелил карту, леди Эло зашипела, как рассерженная змея.

— Мама? — Нейер указал матери глазами на кресло напротив стола. — Твой пристальный интерес… пугает.

— Ты чем-то недоволен? — Леди Эло села напротив, неохотно оторвавшись от карты. — Ты этого хотел — и я прислушалась к твоему мнению, и согласна помогать. И согласна… — Леди Эло сглотнула. — Согласна на то, что решил.

Нейер крутнул колеса, развернулся и подъехал к матери близко. И встал напротив, чтобы видеть глаза.

— И в чем подвох, мама?

— Подвоха нет, — отозвалась леди Эло устало. — Разве не ты уговаривал меня вернуться к делам? И наконец, снова участвовать в жизни Семьи. Я — вернулась, но незаметно, что ты рад.

— Я — рад, — отозвался Нейер очень осторожно и обернулся на менталиста.

— Я заставила его, — вмешалась леди Эло. — Показать мне все ночью. И иллюзии, и воспоминания. Он не виноват, я — приказала.