Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Я приоткрыла глаза и встала на коленях. Юкико яростно сверкнула зубами, оскалилась, и новый сильный порыв ветра сбил меня на спину.
Ладно, монстр так монстр.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Голод пробил плотину. Он поглотил ветер, чтобы питать мой огонь Кои. Я стряхнула оковы холода Юкико. Ее глаза расширились, а на лице возникло нечто, похожее на облегчение. Сладкая и чистая, как снег, энергия полилась в меня.
Мой огонь разгорался.
Лицо Юкико напряглось от боли, ладони терзали ее горло, словно она задыхалась, пока энергия лилась ко мне, питая огонь. Он был все жарче, радостно впитывал сон Юкико, и тепло собиралось тяжестью в моем животе, растекалось по артериям с каждым ударом сердца.
Сила все лилась в меня, а Юкико опустилась на колени в быстро тающий снег. Сила поднималась по моему позвоночнику к черепу, где пульсировала, от этого голова напоминала сильно надутый шар. Этого было слишком много.
Я хотела больше.
Нуждалась в большем.
И мне было все равно, что руки Юкико опустились и слабо дрожали по бокам.
Она была такой старой, мокрой в этом сне. Сколько ей веков? Как Буревестнику, Улликеми и Черной Жемчужине. В тех снах я тоже не могла оторваться от потока силы, пока Кен не укрывал меня в своем сне про лес, словно в убежище, где можно было сосредотачиваться на сильных снах древних. Во сне Кена я всегда стояла под ветками огромного кипариса, сияющая ангельская фигура сильно отличалась от того, как себя видела я. Но каждый раз эта картинка возвращала меня в себя.
Я держала Кена за руку.
Где-то за ледяными долинами Юкико и залитой солнцем рекой Жемчужины был Кен и его лес. Только бы отыскать его…
Боль росла, пускала почки в моей голове и плечах, и лепестки раскаленного металла распускались и давили на мой мозг. Но сон Юкико горел, лед в огне баку становился жарким фонтаном.
Нет. Хватит.
Но ее сон не прекращался. Юкико хотела, чтобы я была тут, пригласила меня вглубь себя. И она заставила меня есть этот сон без преград, и мы приближались к опасной черте, когда я могла забрать все. Рисковала собой ради Жемчужины? Защищала Кена? Или причиной было презрение к статусу хафу Кена и жалкой силы его сна? Мы поменялись местами в царстве сна, Юкико лежала на снегу, смогла стать еще бледнее, а я нависала над ней как безумная. Фонтан стал ручьем. Юкико все еще не сопротивлялась.
«Вы умираете».
Снег растаял, с ним пропал запал моего гнева. Время ускорилось, я словно смотрела ускоренную съемку пейзажа на канале про природу. Вся белизна вскоре стала грязью. Появились тонкие зеленые ростки, стали травами тундры. Юкико была белым неподвижным пятном в океане покачивающейся травы.
«Что я наделала?».
Боль пронзила виски, каждый вдох словно проходил через железные клетки. Сила наполнила меня до краев, и ее нужно было выпустить куда-то, или я лопну на фрагменты.
«Черная Жемчужина, — голос был слабым, на краю моего сознания. Юкико. — Освободи ее».
Я отошла от ее тела, ужас впивался в меня вместе с шипами боли. Она хотела умереть, отдать жизнь ради вечной свободы драконши после десятков лет во сне, навлеченном баку. Я была пистолетом в руке самоубийцы.
Я покачала головой, охнула от боли, вызванной движением. Я не могла съесть еще и сон Черной Жемчужины, не отпустив эти силы.
Я пыталась вызвать запах папоротников и прохладный туман леса. Но эта связь ударялась о стену тревоги и смятения там, где раньше было мирное убежище леса из сна Кена. Он выдал мое имя Совету, скрыл свой возраст, свою семью, обманул меня, заставив думать, что он был рабом Совета. Я сомневалась, что этот сон был ядром Кена. А если лес был еще одним слоем иллюзии кицунэ? Боль, равная той, что била меня по вискам, пронзила мою грудь, как электрический разряд. Я не могла толком думать.
Сон Кена не работал. Я могла доверять только Черной Жемчужине. Я сосредоточусь на ней.
Я стала напевать, звук низко вибрировал в моем горле. Вместо леса я потянулась к поцелованным солнцем водам и песне Жемчужины для ее божества-покровителя.
Долина с травой расплылась, краски растеклись, словно от растаявшего фруктового льда летом. Я поздно потянулась к Юкико, но она мгновенно пропала, ее бледное тело скрыли растения, которые росли хаотично, как на рисунках четырехлетней Марлин. Дно моего живота вдруг пропало.
Когда мир стал устойчивым, я стояла на берегах Хэйлунцзян, глядела на Черную Жемчужину, вытянувшуюся во всю длину в ее любимой реке, ее песнь звучала ниже моей. О, я осталась собой даже в ее сне.
Путь сквозь остатки сна Юкико к Черной Жемчужине убрал часть накопившейся энергии, но места было всего на пару вдохов. Я похлопала по знакомым изгибам своего тела, руки дрожали от холода Юкико.
«Абка Хехе? — черная Жемчужина подняла голову, повернулась ко мне, речная вода стекала с наростов вокруг ее глаз. Гул молитвы утих. — Нет. Ты — баку, — печаль и усталость звучали в словах, озвучивая годы одиночества, проведенные в ее темнице в пещере без солнца. Отсутствие гнева и утихшая песня показывали глубину горя Жемчужины. — Одного мучителя было мало?».
Рядом со мной появился силуэт мужчины. Он был в синей форме японской оккупации, был моложе и стоял прямее, чем при мне. Мое сердце подпрыгнуло. Папа? Но ответа не было, и призрак не стал плотным — это было воспоминание.
Разочарование крушило кости, держащие меня прямо, и я опустилась на колени. Конечно, папы тут не было. И это не была Аисака, Черная жемчужина лежала в Хэйлунцзяне. Папа говорил еще до ухудшения болезни, что во сне и смерти все одинаковы. Я только что в этом убедилась лично.
Черная Жемчужина встревожено водила головой, движение поднимало волны так, что мои колени промокли. Я вспомнила, как Улликеми открыл пасть и проглотил мою голову во сне, и как я отпустила его, разбив воспоминание о затхлом дыхании и тьме.
Так не должно быть каждый раз. Может, мне нужно было просто коснуться Черной Жемчужины во сне, как я делала в реальности. Я подвинулась ближе к реке на четвереньках.
«Позволь тебе помочь».
«Это ложь! Враг!» — хвост драконши взметнулся из воды. Я пригнулась, в лицо прилетели сгнившие листья, плававшие сверху. Огромный хвост миновал мою голову и обрушился на призрака папы. Он угас с тихим хлопком.
Я раздвинула руки, чтобы не пугать ее.
«Я Кои Авеовео Пирс Хераи, — сказала я, отчаянно называя Жемчужине свое имя. — Я — не мой отец. Я американка. Я встретила Совет всего два дня назад».
«Ты думаешь, я поверю тебе, когда враг в твоей тени?».
«Что?».
Появился другой силуэт, но не мерцающим призраком, а чернильной тьмой, погруженный в реку у берега. Его прикрывали ветки ивы, и его можно было не заметить, но он поплыл ближе. Теперь я это видела и не могла оторвать взгляд, потрясенная рябью на черном силуэте, похожем на человека. Сила текла из моих глаз и ушей как кровь цвета снега и направлялась к тени.
Пыл, гнев и сильная уверенность доносились от нее, поворачивая сон, чтобы тень была в центре всего.
Я это сюда не приводила.
Черная Жемчужина опустила голову, мышцы на ее спине напряглись.
«Нет! Прошу, останься», — я вошла глубже в реку, тянулась к переливающейся радугой черной чешуе ее пропадающего тела.
Покалывание электричества пронеслось по воде от тени, шипя, как кислота, вокруг моих колен. Тяжесть, ощущение чего-то массивного, словно собравшейся грозы, и река впереди уплывающей Жемчужины разлилась, разделяясь, словно там стоял Моисей со своим посохом. Невозможная стена воды поднялась перед драконшей. Высохшая земля заняла четверть мили. Черная Жемчужина резко остановилась на краю, где вода встречалась с воздухом.
Тень поднялась со дна реки. Без воды тень оказалась плотной. Лысая голова, блестящие глаза и беззубая улыбка. Кавано был во сне.
Резкий треск пронзил небеса, и моя правая рука вспыхнула болью.
Река, Черная Жемчужина и все резко застыло, а потом ускорилось, словно произошел сбой в проигрывателе фильма. Мир закружился пьяным калейдоскопом, и я снова оказалась на коленях в реке, Аисака пахла скисшим арбузом, пропитывала мои штаны, хвост Черной Жемчужины с силой обвивал мое запястье.
