Серебряный Вихор - Майерс Джон Майерс (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Позвольте, — вмешался Голиас, — представить вам могущественного волшебника Шендона по прозвищу Серебряный Вихор: именно его чары лишили сил вашу непобедимую десницу. Шендон, перед тобою благородный и могущественный Дон Кихот Ламанчский, покоритель Возвышенной Утопии и Кокейнской Низменности, защитник сирот, опора обиженных, покровитель дам, дуайен паладинов и глава ордена странствующих рыцарей.
Старикан, заскрежетав доспехами, отвесил мне поклон.
— Я уступил не силе, но колдовству. Вы столь великодушны, что позволили мне сойти с дерева. Смею ли я просить вас оставить мне мой меч?
— Разумеется, — ответил я. Уж не принял ли он меня за сборщика утиля? Я едва удерживался от улыбки.
Рыцарь снова не без труда поклонился.
— Весьма вам благодарен. Ваше поведение безупречно, и я сожалею о том, что мы враги. — Кое-как он ухитрился скрестить на груди руки. — Как вы намереваетесь поступить со мной теперь, когда я в вашей власти?
Я невольно взглянул на Голиаса. Он с любопытством ожидал, сумею ли я выкрутиться. Увидев, что я ищу у него поддержки, он кивнул.
Вот тогда-то я и понял, что происходило со мной с тех пор, как затонул «Нагльфар» и я очутился в открытом море неподалеку от Эи. Не больше и не меньше, чем перемена взгляда на самого себя. Мало кому удается вполне соотносить свои возможности с реальностью. Что касается меня, то я издавна привык считать себя хладнокровным эгоистом. Это не доставляло мне особой радости, но и не повергало в меланхолию. Я даже гордился тем, что не интересуюсь никем, кроме себя, и не стремлюсь помочь ближнему.
Но по прибытии в Романию я понемногу становился другим. Я начал заботиться не только о себе. Я научился удивляться и испытывать к людям доверчивость. Теперь я нередко думал и о том, как пойти другому навстречу.
Старый олух чуть не убил меня, и я все еще чувствовал боль от ушиба. Нет сомнений в том, что он тронутый. В интересах разума и общественного спокойствия необходимо запретить ему, разъезжая по дорогам, тыкать копьем куда попало. Ясно, от такого стоит держаться подальше. Но я не спешил убраться восвояси. В этом чудаковатом старикане было что-то подкупающее. Мне нравилась основательность, с которой он стремился довести дело до конца. Прежде чем заговорить, я поколебался. Мне было еще непривычно притворяться в угоду посторонним.
— Как вы поступите, если будете освобождены от колдовства? — спросил я наконец.
— Нападу на вас и освобожу похищенную вами прекрасную принцессу.
— Это не очень-то меня устраивает, сами понимаете. — Нелегко было ступать по неизведанной территории. — Предположим, мы заключим соглашение. Станете ли вы его выполнять?
Рыцарь наклонил голову.
— Если оно не будет бесчестным, то — слово рыцаря.
— А я даю вам слово волшебника. Взгляните на эту дорогу, мистер де Ламанча, — она ведет на юг, в Афазию.
Я посмотрел на Голиаса, ища поддержки.
— В Верхнюю или Нижнюю Афазию? — переспросил Дон Кихот.
— В Верхнюю, — заверил я его наобум. — Именно в Верхнюю, а никак не в Нижнюю. Там живет великан по имени Поль Буньян. Мне с ним не совладать, но уверен, вы бы с ним справились. Наверняка одержали бы победу.
— Несомненно, — ответил странствующий рыцарь, — если только этот великан не чернокнижник.
— Что вы, что вы! Просто он громадного роста, настоящий шкаф и драчун каких мало.
— Тем большую я заслужу славу, когда одолею его, — пояснил старикан.
— Вот и отлично. Так вот, у этого великана есть голубой бык, который сильнее дюжины тракторов.
— Или десяти тысяч мулов, — уточнил Голиас.
— Да, именно так, — согласился я. — Этот паршивец обещал мне отдать быка в награду за то, что я нагромоздил на него Большие Леденцовые Горы. Но, когда пришла пора расплачиваться, он меня надул.
Дон Кихот де Ламанчский слушал с огромным вниманием.
— Я отвоюю для вас чудесное животное, двух мнений тут быть не может, — заявил он, когда я закончил жаловаться на свою беспомощность и вероломство Буньяна. — Но сначала назовите ваши обязательства.
Вместо ответа я указал на старуху.
— Обещаю вам, что эта принцесса будет иметь облик точь-в-точь такой же, когда я впервые увидел ее.
Он пытливо посмотрел на меня.
— И вы возвратите ее друзьям и родственникам?
Для пущей убедительности я осенил себя крестным знамением.
— Еще до захода солнца. Я настолько на вас полагаюсь, что не стану дожидаться, когда вы приведете голубого быка.
Мы не определили места встречи, но об этом позаботился Голиас.
— А что, Шендон, если бык будет доставлен прямо сюда?
— Непременно будет доставлен! — воскликнул старикан. Он сграбастал мою руку железными рукавицами и потряс ее. — Мне понадобится время, чтобы добраться до Верхней Афазии и вернуться обратно. Могли бы мы назначить встречу ровно через год и один день?
— В три тридцать пополудни, — согласился я.
— Договорились! Санчо, сын мой, — позвал он своего спутника, — считай, что мы уже освободили принцессу Эрминию Колхскую, и теперь нас ждут новые приключения. В седло, в седло, во имя Всевышнего и моей Госпожи!
Но толстяк не разделял воодушевления своего господина.
— А какая нам польза от этой сделки? — вопросил он. — Волшебник получит быка, принцесса оживет и снова станет красавицей, а мы-то ради чего стараемся?
— Ради чести, которую нам дано снискать спасением прекрасной дамы, негодяй!
— Но ей, возможно, будет приятно, если мы согласимся принять от нее в благодарность какое-нибудь герцогство, например?
Дон Кихот фыркнул.
— Для меня достаточно, если она узнает, чьему мечу обязана своим счастьем. В седло, говорю тебе! Нет, сперва подержи моего коня.
Даже с помощью Джонса было нелегко водрузить рыцаря обратно на его тощего одра. Наконец это удалось, и Санчо вновь вручил ему копье. Рыцарь поприветствовал нас на прощанье взмахом руки, а потом взялся за поводья.
— Итак, через год и один день, начиная с сегодняшнего, — улыбнулся он. Санчо вскарабкался на осла, и они потрусили на Уотлинг-стрит.
Джонс все это время держался в стороне.
— Сразу видно настоящего джентльмена, — заметил он, хлопнув меня по спине. — Ты молодчина. Я бы не сумел так ловко попасть ему в тон.
— Зато изловчился втащить нас в историю, из-за которой мы чуть не попали на тот свет.
Мой запас романтического человеколюбия уже иссяк. Мне вспомнился мой страх, заныло ушибленное место… И все это из-за Луция! Я заковылял по траве, стараясь хромать как можно сильней.
— Говорил тебе, не вмешивайся не в свое дело! Джонс хотел что-то мне ответить, но вернулась девочка в сопровождении толпы цыган и цыганок. Не обратив на нас внимания, они погрузили труп на телегу и ушли, следуя за лошадью.
Мы продолжили свой путь. Но, прежде чем обогнуть поворот, я дважды не без волнения оглянулся на дубовую рощу. Там, во время нежданного бдения у гроба, во мне пробудился дар импровизации. Я позабыл и о синяке, и о том, что сердился на Джонса. Хоть я и не принял от него комплимента, но сам был доволен тем, как ловко обошелся со сбрендившим стариканом. Я был растроган собственной снисходительностью и не переставал дивиться сам себе. Для человека, чуждого всяким выдумкам, я сочинил неплохую историю. Мне удалось связать воедино разрозненные сведения из различных путеводителей. Я вновь и вновь прокручивал в голове свой рассказ, и он нравился мне все больше и больше. Возникали новые подробности, которые, к сожалению, уже нельзя было вставить.
Голиас догадывался, чем были заняты мои мысли. Один раз мы встретились с ним глазами, и он улыбнулся. Я понял, что шевелил губами, глядя в пустоту, и смущенно улыбнулся ему в ответ.
— Далеко ли до ближайшего города? Умираю от жажды.
— Еще бы! — отозвался он.
Самоотверженная пылкость Джонса привела к тому, что мы изрядно выбились из нашего расписания. В Фивы до темноты попасть не удалось. Пришлось заночевать в городке под названием Антон, расположенном на перекрестке в нескольких милях от Фив.