Я выбираю свободу - Кузнецова Дарья Андреевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Забота светлых эльфов о детях вошла в поговорки и даже анекдоты у других видов: орки и люди гораздо меньше ценят свое потомство. В отличие от них, биологически наши тела позволяют рожать где-то раз в десять лет, да и зачатие происходит сложнее и с куда меньшей вероятностью. Поэтому нормальной эльфийке даже в голову не придет мысль вытравить плод, когда бы и при каких обстоятельствах он ни был зачат: это преступление против собственной природы. Даже если это событие — результат случайности или ошибки.
Наверное, если бы мы жили действительно вечно, дети появлялись бы еще реже, а так… потенциальная способность ничего не гарантирует. Нас равно убивают слишком сильные эмоции и их отсутствие, «умирать от скуки» в применении к эльфам — не метафора. Некоторые очень быстро перестают чувствовать вкус к жизни, и даже без войн пятисотлетний рубеж пересекают немногие, не говоря уже о более долгом веке.
Может, отчасти поэтому мы так цепляемся за детей, за свое продолжение: ребенок удержит по эту сторону Грани и тогда, когда чувство потери подстегивает уйти за любимым, даже если это пресловутая «истинная любовь».
На самом деле удержать может не только ребенок, но чувство долга, какие-то другие сильные эмоции, пусть даже жажда мести. Все-таки история о «двух половинках целого» в большой степени метафора и легенда, порожденная нашей способностью чувствовать возлюбленных, чем реальность.
Но даже несмотря на общепринятое отношение к детям, поведение Бельфенора озадачивало. То есть я уже поняла, что считать его безжалостным монстром — несколько опрометчиво, и то, каким он был в роли врага и боевого мага, мало характеризовало его как личность. Да и вывод о том, что к детям он безразличен, оказался, мягко говоря, преждевременным. Стоило помнить, кто передо мной, и понимать, что человеческих детей он вряд ли приравнивает к эльфийским. И если он ответил равнодушием на возможность гибели Марьяны, это совсем не значит, что точно так же светлый отнесется к ребенку своей крови.
Собственно, подтверждение именно этого я и могла наблюдать: о странном оборванном мальчишке, умудрившемся успешно прятаться в пещерах много лет, Фель заботился. По-мужски скупо, сдержанно и без излишних сантиментов, не бледнея при виде выпирающих ключиц и тощих коленок в просветах драных штанов, но — искренне.
Только дело было не в этом, а во взгляде. В больном, тяжелом, темном взгляде, которым огненный маг порой смотрел на этого мальчика. Сквозило в нем что-то настолько глубоко личное и пугающее, что я не рискнула заострять внимание и спрашивать, но…
А с чего я вообще взяла, что Бельфенор — одинокий мужчина? Вполне могло статься, что там, по ту сторону границы, у него осталась семья. Да, вчерашнее его поведение мало соотносилось с образом благородного приличного семьянина. Но он вчера явно был не в себе, как и я, и, может, корил себя сейчас не столько за измену стране, вышвырнувшей его прочь, сколько за измену женщине, оставшейся по ту сторону границы? Которую он, конечно, будучи светлым, не мог обрекать на прозябание на этой… помойке, и теперь вдохновенно страдал от разлуки.
Стыдясь за неуместное любопытство, я решила все-таки выяснить, что и как у светлого с личной жизнью. Зачем мне это понадобилось и какие мной руководили эмоции… Боюсь, гордиться здесь нечем. Двигало мной обычное женское любопытство, то самое, иррационально-безжалостное и всесокрушающее. Ну и, стоило признаться в этом хотя бы себе, присутствовали нотки ревности и мелочной обиды. Мол, я уже вся извелась из-за него и никак не могу отвлечься от ночных событий, с огромным трудом заставляю себя отводить взгляд от великолепно вылепленного обнаженного торса, не следить за изгибами мышц и, самое главное, не цепляться за пряжку ремня и не срываться еще ниже…
В общем, мне трудно, а он в это время страдает о другой?! Несправедливо же!
Спрашивать у самого светлого глупо, все равно в лучшем случае не ответит и будет в этом совершенно прав. Наверняка в курсе подробностей его друг хаосит, но разговаривать с ним хотелось еще меньше, чем с самим огневиком: глаза цвета дымчато-серого кварца настойчиво напоминали о божественном покровителе мага и страшно нервировали, не говоря уже о том, что мне этот тип казался существом гораздо более опасным, чем Бельфенор. Даром что последний — чудовищно сильный и опытный боевой маг, но он прямой, простой и понятный, как вся его любимая стихия, а от хитрого хаосита можно ожидать чего угодно.
Зато на примете имелся один удобный источник информации, способный легко и без лишних моральных терзаний снабдить меня нужными сведениями, а именно — Мельхиор. Наплевательское отношение темных к семейным вопросам заставляло надеяться, что, если он в курсе, не станет задумываться о чести и приличиях и выложит все как на духу. А их манера общения со светлым явно намекала, что знакомы эти двое давно и неплохо, и, значит, существует большая вероятность, что Миль знает ответы на мои вопросы.
Собственно, именно эти мысли терзали меня, пока я вместе с детьми бродила по пляжу, собирая ракушки. Порошок из толченых раковин несет в себе одновременно отпечаток жизни, стихии воды и стихии земли, и этим своим качеством особенно ценен при составлении зелий.
Об этом же я думала, пока мы с Бельфенором в окружении группы заметно притихших детей (мальчишки косились друг на друга враждебно и настороженно) двигались в сторону города.
Именно эти размышления одолевали меня, пока я разыскивала в госпитале кого-то, с кем можно оставить детей, а стихийник относил собственный улов в здание бывшего отделения темноэльфийского посольства. И потом, уже в правлении, когда мы дружно разыскивали хоть одного пространственника, способного обеспечить связь, они не оставляли меня в покое.
Наверное, мысли все-таки материальны, потому что, когда мы уже вчетвером — я, найденный маг, Бельфенор и мальчишка — двигались в сторону переговорной комнаты, навстречу попался искомый темный.
— Привет! Тебя-то мне и надо! — обрадовалась, хватая озадаченного таким приветствием Мельхиора за рукав. — Идите, я догоню, — кивнула связисту и потащила темного к ближайшей двери, за которой обнаружился обжитый, но, к счастью, в настоящее время пустой кабинет. — Миль, у меня к тебе важный вопрос.
— Что, ты вспомнила некие подробности, способные помочь в расследовании? — уточнил он, вопросительно вскинув брови.
— Нет, не настолько, — несколько смутилась я и сбавила обороты. — Ты же неплохо знаешь этого светлого, да?
— Ну есть такое дело, — растерянно кивнул друг. — А что?
— Скажи мне, он женат?
— Заинтересовал все-таки? — просиял темный. — А говорила…
— Миль, я не поэтому интересуюсь, — возразила, только теперь сообразив, насколько неуместным выглядит мое любопытство со стороны и насколько глупы его мотивы.
— Ну да, ну да, — скептически хмыкнул всеведущий следователь. — Нет, не женат. Но был.
— То есть как — был? — уточнила я, мгновенно забыв о своей досаде.
— Ну вам, светлым, виднее, как у вас проходят брачные обряды, — ехидно высказался темный. — Чин по чину, перед богами и честными эльфами. Ты не волнуйся, сейчас он полностью свободен, потому что вдовец. Этот бы иначе не пошел с тобой смотреть на звезды; ответственный, благородный, куда деваться… Вдовствует он уже давно и вряд ли сильно горюет по этому поводу. Насколько я знаю, большой любви там не возникло, исключительно расчет.
— И сын у него есть? — понимающе уточнила я.
— Был, — спокойно кивнул Мельхиор, а я похолодела от осознания сказанного.
— Был? — переспросила потерянно. — То есть он… умер?
— Умер, — так же спокойно кивнул Миль.
— Сын погиб, потом жена из-за этого… — потрясенно пробормотала я.
— Ой, нет, вот Тайриаль ты сюда не приплетай, — поморщился друг. — Она в принципе какая-то отмороженная и ко всему равнодушная, ей на этого сына плевать было, вообще на всех плевать. Она не от потери за Грань шагнула, а то ли со скуки, то ли по дури, я подробности не выяснял, меня это никогда не интересовало.
