На пересечении (СИ) - Шерола Дикон (книги .TXT) 📗
— Я не буду прикрываться вами, господин Клифаир, — ответил феодал. — Это мой народ, и мне держать перед ним ответ. Тем не менее я искренне благодарен вам за ваши слова. Подобное отношение куда ценнее, чем награды Южного Правителя.
Клифаир смущенно хмыкнул в седые усы и, поправив на голове шляпу, решительно устроился в карете подле Родона.
— Уж не прогоняйте старика, — пробормотал он и улыбнулся.
Толпа уже собралась на площади, когда Родон поднялся на помост. Он был бледен, как полотно, но взгляд его был полон решимости. Личная охрана семьи Двельтонь готова была защищать своего господина, отчего напряжение буквально звенело в воздухе. Доктора Клифаира Родон попросил остаться в карете, и старик подчинился, однако мысленно пообещал себе, что он немедленно вмешается, если Родону придется тяжело.
— Отдайте нам ведьму! — раздался осторожный выкрик, и Родон царапнул толпу ледяным взглядом. Было в его появлении что-то величественное, отчего горожане затаили дыхание, ожидая, что скажет их правитель. Двельтонь надеялся лишь на то, что его голос не дрогнет и, когда он будет лгать, слова будут звучать уверенно и правдоподобно.
Среди присутствующих мужчина увидел Инхира Гамеля. Начальник стражи был одет в простую одежду, чтобы никак не выделяться среди других горожан, однако на фоне остальных его рыжие волосы все равно горели, как факел. Здесь же Родон увидел Амбридию Бокл в сопровождении Дизиры Агль. Обе женщины искривили губы в такой презрительной усмешке, что Двельтонь невольно поразился. Ладно Бокл, но с каких пор жена Пехира участвует в общей травле? С краю стояла красивая молодая женщина, в которой Родон узнал победительницу лотереи. Лицо ее было напуганным, но в глазах читалось то ли сочувствие, то ли извинение.
— Ну же, господин Двельтонь, прошу вас, объяснитесь перед своими жалкими подданными! — внезапно выкрикнула Амбридия, и толпа с жаром подхватила эту провокацию. Раздался свист, кто-то даже обозвал Родона «ведьмолюбцем», но Двельтонь молчал до тех пор, пока в толпе вновь не воцарилась тишина.
— Я собрал вас здесь не потому, что собираюсь объясняться за свои решения, а потому, что мне нужна ваша помощь.
Слова Родона вызвали бурное перешептывание, и, когда первое волнение утихло, Двельтонь продолжил:
— Среди вас есть человек, который прислал мне вчера утром письмо, где сказано, что черный предмет в дом семьи Окроэ был подброшен, и этот аноним лично видел того, кто это сделал. Если тот, кто совершил преступление против достопочтенной семьи, признается, я обещаю простить его и не приговаривать к смертной казни. Анонима же я прошу прислать мне еще одно письмо, где будет названо имя того, кто подбросил книгу. Я понимаю, что ему сейчас страшно, но я гарантирую защиту. А также сотню золотых в награду за его храбрость.
В толпе вновь прокатилась волна перешептываний. Теперь уже люди в открытую выкрикивали:
— Какой же подлец мог подкинуть книгу?
— Анониму не нужно бояться, пусть выйдет и расскажет все!
— Мы сами защитим человека, который боится мерзавца.
— Наверное, женщина какая-то или кто-то из стариков, раз боится.
Родон хлопнул в ладоши, вновь привлекая к себе внимание. Растерянные люди никак не могли успокоиться, вновь и вновь повторяя вопрос, кто мог свершить такое мерзкое преступление.
Когда наконец наступила тишина, Родон бросил последние слова:
— Прежде чем удалиться и продолжить расследование, я скажу вам еще одно: то, что вы сотворили с телом оболганной девушки, то, как безжалостно убили невинного юношу, то, как опорочили священное место, где покоятся ваши предки, непростительно. В следующий раз подумайте об этом, прежде чем снова вершить свое "правосудие".
Тяжелое молчание обрушилось на площадь, и никто из присутствующих больше не осмелился выкрикнуть хоть какое-нибудь опровержение. Инхир Гамель, казалось, и вовсе стоял оглушенный.
«Кто? Кто видел?» — пульсировало у него в голове, и мужчина почувствовал, как бешено колотится его сердце.
Он был одним из первых, кто покинул площадь после Родона, чтобы поскорее попасть в Крепость Правосудия. Оказавшись в своем кабинете, мужчина залпом опустошил полстакана виноградной настойки, после чего велел Даглю Икливу немедленно явиться к нему.
Солдат предстал перед своим начальником, дрожа всем телом. Нервный озноб покалывал кожу, и Дагль не смел поднять на Гамеля глаза.
— В-вызывали, господин начальник? — пробормотал он и судорожно сглотнул. Иклив также присутствовал на площади, поэтому догадывался, о чем сейчас пойдет разговор.
— Что же ты наделал, Дагль! — тихо произнес Гамель. Он закрыл лицо руками, пытаясь успокоиться и думать трезво, но непривычное чувство паники всё сильнее захлестывало его. Впервые Инхиру было настолько страшно.
— Ты видел человека, который застал тебя за моим поручением? — севшим голосом спросил он.
— Никак нет, господин начальник. Я никого не видел.
— Тем не менее видели тебя. Если бы ты знал имя анонима, который написал Родону, можно было исправить твою ошибку, попросту убрав этого «писаря». А так… Я даже понятия не имею, что теперь делать.
— Все отрицать. Я… Я скажу, что ничего не делал.
— Думаешь, Родон тебе поверит? Да тебя сама толпа растерзает, если узнает, что ты подбрасываешь в их дома черные предметы.
— Я не хотел этого делать. Вы мне велели!
— Вот именно что я. И теперь несу за тебя ответственность. Тебе нужно уезжать из города. Бери жену, сына, садись в повозку и поскорее покинь это небом забытое место.
— Но куда же я поеду? Мой дом… Мой сын…
Дагль не верил своим ушам. Еще недавно ему казалось, что этот город обеспечит его до самой старости, а сын займет место сначала среди помощников Инхира, и, если будет справляться, то после сам сделается начальником стражи. Своими действиями по отношению к семье Окроэ он поставил на кон будущее своего сына, а теперь все рассыпалось на глазах, точно песчаный замок.
— Тебе нужно покинуть город, иначе Двельтонь уничтожит тебя и всю твою семью. Ну же, Дагль, не будь глупцом. Он сказал, что пощадит, если кто-то признается, но Родон всегда так говорит. И что? Он хоть раз отменил казнь?
Иклив отрицательно покачал головой и на негнущихся ногах отступил было к двери, как Инхир окликнул его.
— Подожди, дурак. Не оставлю же я тебя на произвол судьбы, — с этими словами мужчина снял портрет Родона Двельтонь и вытащил несколько кирпичей, тем самым открывая полость в стене. Оттуда мужчина извлек кожаный кошель и вложил его Даглю в ладонь.
— Здесь тридцать золотых монет. Как закончатся, напиши мне, и я пришлю еще. Теперь ступай.
— Спасибо вам, господин начальник.
— Не благодари, дурак. Я сам навлек на тебя беду, и теперь никогда себе этого не прощу того. Уезжай. И береги семью. Если я продержусь здесь, и меня не разоблачат, я смогу тебе помогать. Не бери много вещей, только самое ценное. Езжайте налегке. И не болтайте с кучером. Теперь иди. Иди, кому говорят!
Дагль стиснул кошель дрожащими пальцами и спрятал его во внутренний карман камзола. Затем поклонился начальнику и быстро покинул комнату. У него не было времени, чтобы объяснять семье, что произошло, благо супруга лишь молча залилась слезами. Страшное подозрение после услышанного на площади поразило ее, но она искренне надеялась, что Дагль — это тот самый аноним, который писал Родону об увиденном. Конечно же, ее благородный тихий супруг не мог подставить семью под удар, и теперь им приходилось покидать родной город, опасаясь возмездия со стороны подлеца, которого Дагль уличил. Он как раз дежурил в ту ночь, поэтому все сходится.
Сын воспринял новость об отъезде куда более резко. Мальчик попытался было воспротивиться, мол, здесь его друзья и будущая работа, но спорить с отцом, когда он в таком состоянии было себе дороже.
Собрав самое необходимое и поймав кучера, Дагль велел отвезти их в соседний город, где он решил пересесть в другую повозку и отправиться дальше. Извозчик хотел было поинтересоваться, куда они собираются, но бледное лицо Иклива и заплаканные глаза его супруги мигом лишили его говорливого настроения. Их отъезд показался кучеру несколько подозрительным, однако Дагль предложил хорошенькую сумму, отчего все вопросы разом отпали.
