Ловец бабочек. Мотыльки (СИ) - Демина Карина (книги регистрация онлайн .txt) 📗

— Кофе в люкс. И покрепче, будьте добры.

Она лишь надеялась, что кофий подадут раньше, чем Порфирий Витюльдович вернется.

Пройдясь по номеру, она собрала бутылки, во всяком случае те из них, что на глаза попались. Сняла со стула шелковый чулочек с найвульгарнейшей красной подвязкой, который отправила прямиком в мусорную корзину. Пальчики вытерла…

…а тут и кофий подали.

Накрыли предусмотрительно на двоих.

Отлично.

Она вытащила из ридикюля флакон темного стекла, подняла, наморщила носик — все же «Ясный разум» достать не так легко, особенно теперь, но… дело того стоило.

Три капли в чашку.

И кофий.

Сливок щедро добавить, все ж вкус у зелья специфический.

— Выпей, — она протянула чашку Порфирию Витюльдовичу, который аккурат изволил явиться, слегка протрезвевший и оттого преисполненный печали. Впрочем, спорить не стал, чашку принял и осушил одним глотком.

Этак пить никакого кофию не напасешься.

Ольгерда присела в мягкое креслице и сложила руки на коленях. Она сосчитала про себя до десяти… до двадцати… ничего не происходило. Может, три капли — маловато? Все ж человек он крупный и…

Порфирий Витюльдович встрепенулся вдруг и охнул, схватившись за голову. Согнулся.

Позеленел.

И опрометью бросился в уборную. Ан нет, достало и трех капель.

Свою чашку Ольгерда приняла изящно. Кофий в заведении варили неплохой, а вот круассаны свежайшие да с клубникою, да со сливками взбитыми, были вовсе великолепны.

— Что… — Порфирий Витюльдович явился, мрачен и свиреп, впрочем, банный халат бледно-зеленого колеру, украшенный коронами, этой свирепости несколько убавлял. — Что ты мне подлила?

— «Ясный разум», — она не собиралась скрывать. — Мне показалось, пойдет на пользу.

— Ага…

Он поскреб бороду, насупился.

— Зачем пришла?

К счастью, выяснять, откуда взяла она запретное зелье, не стал. Да и вовсе сделал вид, будто бы ничего такого не произошло.

Хорошо.

— По делу, — Ольгерда отставила чашку. — Присядь. Возможно… я ошибаюсь. Скорее всего ошибаюсь, но попытаться стоит.

Она сделала глубокий вдох.

— Мне двадцать семь. Не столь юна, как бы хотелось. Не столь талантлива… как бы хотелось, — она позволила себе кривоватую усмешку. — Не столь богата…

— Как бы хотелось? — хмыкнул Порфирий Витюльдович.

— Именно. В театре меня терпят. Пока. Надолго ли их терпения хватит? И мне подумалось, что пора бы в этой жизни что-то да изменить.

Она провела ногтем по подлокотнику, чувствуя каждую жесткую ниточку. Еще не больно, но уже почти…

— Я заметила твой ко мне интерес. И хотела бы предложить сделку. Тебе нужна жена.

Молчание.

Бровь приподнята. Удивление изображает? Не без того. Только смеяться не спешит. И ладно. Она бы не вынесла смеха.

— Конечно, ты можешь найти кого… помоложе… какую-нибудь невинную деву с отменной репутацией, с неплохим приданным.

— Могу.

— Но полагаю, тебя они не устраивают, — она позволила себе взглянуть на собеседника. Ишь, сел, руки на груди скрестил. А халат-то на плечах натянулся, того и гляди треснет. Не рассчитаны местные халаты на этаких гостей. — Иначе ты бы давно женился… тебе с такими вот барышнями приличного толку невыносимо скучно. Да и приданое… своих денег хватает.

— Поэтому ты?

— Почему нет? Я не юна. И врать не стану, что невинна… зато практична. Мне сложно задурить голову каким-нибудь… романчиком. Я точно знаю, что за всеми этими романчиками…

— Что?

— Сладкая славная ложь, — Ольгерда все-таки не выдержала, поднялась. — Я тоже когда-то мечтала, что однажды появится прекрасный шляхтич и спасет меня…

— От чего?

— Не важно, — она махнула рукой. — Глупости все это. Я красива. У меня отменный вкус, а тебе, уж поверь, его не хватает. Не знаю, кто тебя одевает, но он делает это, явно над тобой издеваясь… и дом, полагаю, такой же… ты привык покупать, что подороже, не особо задумываясь о том, как одно сочетается с другим и… и раньше это не имело значения, но теперь… я не дура. У тебя дела с Хольмом. И явно ты станешь еще богаче. Откроются многие двери в Познаньске… и на тебя станут смотреть иначе, оценивать… смеяться. Ты ведь тоже не любишь, когда над тобой смеются?

Он хмыкнул.

И бороду поскреб.

И хоть бы сказал что…

— Ты хорош в своем деле, но перед титулами робеешь, а робких сожрут и не подавятся. Тебе нужен кто-то рядом, способный дать отпор.

— Ты, что ли?

— Я, — она повела плечиком. — Поверь, я еще та стерва. И я с удовольствием перегрызу глотку любому, кто попытается разрушить мою новую красивую жизнь.

Вот так.

Откровенно.

И молчит… все еще молчит…

— Конечно, ты скорее видишь во мне любовницу, но… я устала быть чьей-то любовницей, поэтому или так, или никак…

— Если откажусь?

Не откажется, она вдруг поняла это явственно, и сердце заколотилось от этакой удачи. Но Ольгерда не зря была примой, пусть и уездного театра.

— Найду того, кто согласится… быть может, больше не стану откровенничать.

Она остановилась у зеркала. Нахмурилась: волосы растрепались, теперь спутаются, замучаешься вычесывать. И шляпка сбилась. Шляпку она поправила, делая вид, что только ею, только шляпкою одной и заинтересована. А он все молчал.

Ждал.

— Что ж, — Ольгерда повернулась к двери. — Не пей больше… пьют слабые, а ты сильный. Ты найдешь того, кто свел твою сестру…

— Погоди, — он все ж встал и руку протянул. — Присядь. Я… знаешь ли, не каждый день мне тут такие предложения делают.

Ложь.

Не такие, но делали. Не может быть, чтобы купец с его-то состоянием и не женат был. Предлагали. И партнеры деловые, и… и всегда найдется изрядно охотниц, что на мужчину, что на кошель его. Однако Ольгерда подчинилась.

— Актерствовать не дам, — сказал он.

— И не надо. Наактерствовалась уже…

…почему-то мысль о расставании со сценой не причинила боли. Наверное, права была старуха, говоря, что Ольгерда в театре случайный гость. Для тех, истинных, которые живут самим духом театральным, уйти со сцены равносильно приговору.

— И характер у меня тяжелый. Как скажу, так оно и будет, — он еще кулачищем по столику бахнул, тот и закачался.

— Посмотрим, — Ольгерда позволила себе улыбку.

— Детишек…

— Тут как боги дадут…

— Не врешь. От и ладно… от и хорошо… завтра в храм пойдем или тебе там чего надобно? Платьев там? Еще какой филиперди? Погодь… — он поднялся и вышел, чтобы вернуться с бумажником. Вытащил стопку ассигнаций, которую протянул Ольгерде. — На от, а то ж мало… бабам завсегда мало…

— Спасибо, но…

— Я сказал, бери… — он насупился. — Чтоб завтре раскрасавицей была…

…и Ольгерда, не выдержав, рассмеялась. А все-то оказывается просто. Куда как проще, чем ей представлялось. И быть может, эта новая жизнь у нее сложится?

Должна.

Глава 12. В которой панну Гражину настигает горячая родственная любовь

…их взаимная ненависть была куда крепче и надежней иной любви.

Из воспоминаний некой панны Тушлаковой о своих дядьях.

…он явился пополудни, как и обещал. Незваный гость в сером двубортном пиджаке, какие уже и в провинции-то из моды вышли. Штаны со штрипками. Туфли остроносые, пропыленные. В руках саквояжик. В петлице — чахлая гвоздичка.

При свете дня дальний родственник подрастерял всякое очарование.

И Гражина вздохнула.

Сейчас скандалит начнут. Матушка после разговору с панной Белялинской вернулась сама не своя. Сперва Гражину кликнула, а когда та явилась, замахала руками, мол, не до тебя сейчас. Велела к себе возвращаться… и вновь позвала…

…и сказала, что мигрень началась, велела окна закрывать ставнями.

…а матушкины мигрени длились долго, и хуже времени для знакомства с родичем придумать было неможно. Гражина хотела было предупредить, но…

Почему промолчала?