История, рассказанная в полночь - Сербжинская Ирина (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Куксон устроился напротив, спиной к прекрасным картинам.
— М-да… э-э-э… чудесно, чудесно. Гм, гм… почтенный Мадьягар, поговорим о цели моего…. гм… визита. Я потому заглянул раньше обычного, что в этом году, как вы, наверное, обратили внимание, и первый снег раньше выпал. Стало быть, праздник начала зимы вот-вот состоится, — гоблин раскрыл папку. — А заклинания полагается обновлять до зимнего праздника.
— Верно, верно, — Мадьягар взял протянутый лист с перечнем заклинаний. — Что с моей просьбой? Учтена?
— Его милость маг Хронофел не возражает. Заклинания для тюремного двора в этом году предлагаются следующие…
Беседа потекла как обычно: сначала детально обсудили заклинания, потом условились о дне, когда Куксон явится их накладывать, а после этого немного посовещались, как лучше составить отчет для городского казначея, известного своей въедливостью.
— К каждой цифре придирается, — пожаловался Мадьягар. — До того надоест, бывало, что я иной раз гляжу на него и думаю: эх, братец, попал бы ты ко мне в тюрьму! Я бы тебе непременно побег устроил, да так, что ты не устоял бы, обязательно сбежал бы!
Он мечтательно прикрыл глаза.
— А потом на самом видном месте и полотно бы повесил: «Городской казначей и попытка бегства». Чудесная картина могла бы получиться…
Гоблин Куксон, тоже немало претерпевший от придирок казначея (иной раз тот по два-три раза отчеты отклонял, требовал доработать), позволил себе немного пофантазировать на такую приятную тему, но тут же вспомнил про бурубуру и строго одернул себя. Казначей, конечно, не подарок, однако подобной участи не заслуживает.
Мадьягар снова взялся за список заклинаний, дочитал до конца и кивнул.
— Передайте мои благодарности его милости. Отличные заклятья, особенно те, что для Восточного крыла. Там у нас недавно появился новый заключенный, из лепреконов. Фальшивомонетчик, непревзойденный мастер своего дела!
Мадьягар подписал бумагу и протянул гоблину.
— Но вообразите себе: не хочет сбегать! Мои тролли уж и так и эдак его уговаривают: дескать, сбеги, братец, ты же лепрекон! Свободолюбие лепреконов в поговорку вошло, так хоть попытайся! А он — ни в какую.
— Да, печально, — сочувственно промямлил гоблин.
— Еще как печально. Но я, любезнейший Куксон, не теряю надежды и жду! Чувствую, что этот арестант нас еще порадует, — со значением проговорил Мадьягар. — У меня нюх на такое, я не ошибаюсь! Через год, через месяц, но захочет он сбежать… и уж тогда…
Собеседник Куксона поднялся из-за стола, подошел к окну и посмотрел на тюремный двор так, словно хотел проникнуть взглядом в каждую камеру:
— А, может, через пару дней? — негромко спросил Мадьягара сам себя. Глаза его хищно блеснули.
— Может, уже прямо сейчас он думает, решается?
Решайся же, дурачина, беги!
Гоблину Куксону ни с того ни с сего Мадьягар вдруг представился зловещим пауком, сидящим в центре сплетенной им паутины. Сидит паук, подергивает нити, поджидает, когда в его силки угодит жертва…
Куксон тряхнул головой, отгоняя неприятные видения, собрал бумаги и поднялся.
— Что ж, почтенный Мадьягар, — промолвил гоблин. — Скоро пожалую к вам с заклинаниями. До начала зимних праздников успеем!
Мадьягар проводил его до дверей, побалагурил немного, пошутил, и распрощался.
…Оказавшись за дверью, гоблин Куксон одернул куртку, взял папку под мышку, сам себе поклялся сделать все, что задумал (для себя нипочем бы не стал, но ради друзей еще и не на такое решишься) и скорым шагом направился к выходу из галереи.
Разговор с Мадьягаром — ничего особенного, привычное дело. Самое-то неприятное только предстояло…
Возле выхода встретился тролль-надзиратель, со связкой ключей в руках. Гоблин Куксон раньше его не встречал, видно, тот был из новеньких, а тролль Куксона узнал и почтительно поклонился.
Гоблин остановился.
— Вот что, — важно промолвил он, открывая папку. — Ты в каком крыле служишь? В Южном? А мне как раз туда и надо, по делам Гильдии. Проводи-ка меня.
Куксон вынул из папки заранее приготовленный лист бумаги.
— Требуется уточнить кое-что… для отчета в казначейство.
Тролль с уважением покосился на бумагу, украшенную огромным количеством печатей и подписей (Куксон накануне весь вечер шлепал на листок печать за печатью, знал, что полуграмотные тролли к документам с печатями относятся с благоговением), поклонился еще раз и пробурчал:
— Благоволите следовать за мной.
Куксон благоволил.
Конечно, в Восточное или Западное крыло ходу посторонним не было, чтобы туда попасть разрешение начальника тюрьмы требовалось, да и заходить туда дозволялось лишь в сопровождении двух надзирателей. Но в Южном крыле содержались обычные арестанты: воры, убийцы да разбойники, на которых особых магических заклинаний не тратили, хватало и рябиновых веток возле дверей камер. Посетителей туда допускали, так что в визите гоблина Куксона ничего особенного не было.
Выглядело Южное крыло так: коридор-галерея с чередой одинаковых, до половины зарешеченных дверей, с одной стороны, а с другой — каменные перила тянутся, за ними — тюремный двор. Пол в галерее вымощен гранитными плитами, в дальнем конце — дежурная будка, где ночные надзиратели сидят.
Гоблин Куксон и тролль вошли под низкие своды арки. В галерее обнаружился посетитель: возле одной из дальних камер стоял молодой маг-дознаватель и через зарешеченное окошко тихим терпеливым голосом терзал заключенного.
Куксон только головой покачал: дознаватели — они все такие: спокойные да вежливые, но упаси небо к ним в руки попасть! Всю душу из тебя вынут: сначала беседами, а потом и к другим способам перейдут.
Пройдя несколько шагов, Куксон бросил сопровождающему:
— Благодарю. Дальше я сам.
— Желаете побеседовать в присутствии надзирателя? — пробурчал тролль. — Могу остаться или вызвать дежурного. Некоторые посетители разговаривают только при надзирателе, — пояснил он.
Куксон отказался.
— У меня разговор недолгий, буквально пара слов. В надзирателе надобности нет.
Дождавшись, когда тролль уйдет, гоблин постоял немного, решаясь (право, предпочел бы с драконом пообщаться, да никогда не наведывались драконы в Лангедак), потом приблизился к камере (на двери номер намалеван: триста двадцать пять) и окликнул:
— Эй!
В углу камеры мелькнула тень, скользнула к решетке и обратилась в молодого человека: высокого, темноволосого. Пребывание в остроге уже наложило на него свой отпечаток, но в упрямых серых глазах все еще угадывался несгибаемый характер и воля, неукротимый нрав.
Тролли-надзиратели, вне сомнения, неоднократно пытались сломить дух арестанта камеры номер триста двадцать пять, но Куксон подозревал, что из этой схватки победителями они не вышли. Гоблин подавил вздох: чувствовал, что разговор будет не из легких.
И не ошибся, конечно.
— Куксон?!
В голосе арестанта слышалось удивление и еще что-то такое, отчего гоблин мигом почувствовал себя не в своей тарелке. Он стащил с головы колпак и вытер лоб. Вроде морозец на улице, а что-то испариной пробило.
— Э… гм… это я, да. Приветствую, как говорится. Заходил вот к начальнику тюрьмы по делам, — Куксон замялся: приготовленные слова вылетели из головы.
— Решил и меня заодно навестить? С первым снегом поздравить, что ли?
— Нет, я… я не то чтобы навестить, — стараясь не обращать внимания на явственную издевку в голосе арестанта, пробормотал гоблин. — Я… поговорить бы надо.
— Поговорить? Тебе — со мной?
Куксон пожал плечами. Арестант хмыкнул.
— Что ж, давай поговорим. Только взгляни-ка сначала на знак над дверью камеры.
Куксон и смотреть не стал, знал, что там было выжжено: изображение змеи.
— Видишь?
— Вижу, вижу. Я…гм… послушай, Синджей…
— Знаешь, что означает? Пожизненный срок. Не помнишь, кто постарался, чтобы я его получил?
Хоть и клялся гоблин Куксон сам себе, что будет спокоен и сдержан, но не вышло.
