Левая Рука Бога - Хофман Пол (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Только после четвертой пощечины мир вокруг Кейла, можно сказать, полностью переменился. Безо всяких видимых усилий он перехватил запястье молодого человека левой рукой, предплечье — правой и сделал резкое вращательное движение. Раздался громкий хруст и вслед за ним — крик нестерпимой боли. Кейл — казалось, совсем не спеша — взял воющего недоросля за плечи и отбросил его на испуганного Конна Матерацци, сбив того с ног. Затем, отступив на шаг и обхватив правый кулак левой рукой, впечатал локоть в лицо Матерацци, стоявшего к нему ближе всех. Тот потерял сознание прежде, чем упал на землю.
К тому времени двое других гостей очнулись от изумления, выхватили свои церемониальные кинжалы и, чуть отступив назад, приняли боевую стойку. Они не выглядели грозными, но в действительности были именно таковыми. Кейл двинулся на них, но в какой-то момент низко наклонился, зачерпнул горсть сдобренной золой земли вместе с гравием и швырнул ее в лица противников. Те, взвыв от боли, отвернулись, и в ту же секунду один из них получил удар по почкам, а другой, уже начавший разворачиваться обратно, — под дых. Кейл подобрал их кинжалы и встал напротив Конна, успевшего освободиться из-под своего барахтающегося и все еще вопящего друга. Все это заняло не более четырех секунд. Теперь они стояли, молча глядя в глаза друг другу. Лицо Конна Матерацци выражало сдержанную ярость; лицо Кейла было начисто лишено какого бы то ни было выражения.
К тому времени трое солдат в полной амуниции выбежали из-под крытой галереи, где они спасались от жары.
— Позвольте нам расправиться с ним, господин, — сказал сержант-командир.
— Стоять на месте, — ровным голосом ответил Конн. — Одно движение — и, клянусь, вы будете весь остаток жизни чистить конюшни. Вы обязаны мне подчиняться.
Это было правдой. Сержант-командир сдал назад, однако сделал знак одному из двух остальных привести подкрепление. «Надеюсь, — подумал он, — этому задире и выскочке начистят задницу». Но он знал, что этого не случится: в свои шестнадцать лет Конн Матерацци был уникально искусным воином, настоящим мастером. В этом ему следовало отдать должное, несмотря на то, что он, несомненно, был выскочкой.
Конн обнажил Лезвие. Меч считался слишком большой ценностью, даже чтобы выставлять его на обозрение в Парадном зале и, разумеется, слишком большой ценностью, чтобы использовать его в бою. Но Конн знал: он сможет сослаться на то, что у него не было другого выбора, поэтому впервые за последние сорок лет Лезвие было извлечено из ножен с намерением кого-то убить.
— Остановись! — воскликнула Лебединая Шея.
Конн не обратил на нее ни малейшего внимания — в делах подобного рода даже она не имела права голоса. Глядя же на Кейла, можно было и вовсе подумать, что он ничего не услышал. Смутный Генри у себя на крыше отдавал себе полный отчет в том, что ничего не может сделать.
И началось.
Конн с невероятной быстротой сделал выпад, потом еще один, и еще; Кейл без всякой суеты отражал удары Лезвия двумя декоративными кинжалами, которые вскоре под ударами прочнейшей стали великого меча оказались зазубренными, как старая пила. Конн двигался, орудовал мечом и парировал удары проворно и грациозно, походя на танцора не меньше, чем на фехтовальщика. Кейл продолжал отступать, успевая лишь блокировать выпады, между тем как Конн наступал, целясь ему в голову, в сердце, в ноги — повсюду, где замечал малейшую слабину. И все это происходило в полной тишине, если не считать причудливой музыки, производимой почти мелодичным звоном Лезвия и вторящими ему глухими ударами кинжалов.
Конн Матерацци наседал, Кейл защищался — сверху, снизу, — неизменно пятясь. Наконец Конн прижал его к стене, больше Кейлу отступать было некуда. Теперь, загнав его в ловушку, Конн сделал шаг назад, зорко следя за тем, чтобы Кейл не метнулся в сторону.
— Ты бьешься так же, как кусает собака, — сказал он Кейлу. Выражение лица Кейла, бесстрастное, ничего не выражающее, ничуть не изменилось. Казалось, он ничего не слышал.
Конн, пружинисто перепрыгивая с ноги на ногу и делая изящные выпады, словно бы давал понять всем, кто на него смотрел, что готовится к убийству. Его сердце вздымалось и опускалось в экстазе при мысли, что он никогда уже не будет прежним.
К этому времени двадцать солдат, включая тех, что прятались под галереей, вошли в сад, и сержант-командир выстроил их полукругом в нескольких ярдах за спиной Конна. Сержанту, как и всем остальным, развязка была ясна. Несмотря на приказ Конна, он знал, какие его ждут неприятности, пострадай Конн хоть самую малость. Он искренне пожалел парня, прижатого к стене, когда Конн занес меч для решающего удара. Конн чуточку замешкался — он жаждал увидеть страх в глазах Кейла. Однако выражение лица его противника по-прежнему оставалось неизменным — безразличным и отсутствующим, словно душа уже покинула его.
«Ну, кончай уже, говнюк», — подумал сержант.
И Конн обрушил свой меч. Невозможно описать, с какой скоростью Лезвие рассекло воздух; просверк молнии по сравнению с этим — все равно что движение, замедленное водой. На этот раз Кейл не стал отражать удар, он только чуть-чуть, едва заметно сдвинулся в сторону. Конн промахнулся, но всего лишь на ширину комариного крылышка. Еще удар — и снова промах. Потом прямой, колющий, от которого Кейл увернулся с прытью змеи.
И тут Кейл впервые нанес удар сам. Конн парировал его, но с трудом. Теперь Кейл удар за ударом теснил его назад, пока они не оказались почти на том же месте, откуда все началось. Конн тяжело дышал от усталости и растущего страха — его тело, не привычное к ужасу и угрозе смерти, вело себя наперекор великолепному мастерству, обретенному за годы тренировок; нервы сдавали, в желудке ощущалась слабость.
И тут Кейл остановился.
Отступив настолько, чтобы выйти за пределы досягаемости, он смерил Конна взглядом с головы до ног. Секунда, другая — и Конн, не выдержав, снова нанес удар. Лезвие со свистом рассекло воздух. Но Кейл сместился в сторону даже раньше, чем меч начал опускаться, подставив один кинжал под Лезвие, а другой одновременно вонзив Конну в плечо.
Вскрикнув от боли и шока, Конн выронил меч. В мгновение ока Кейл развернул противника и, зажав ему горло сгибом руки, приставил кинжал к животу Конна.
— Стой смирно, — прошептал Кейл ему в ухо, а солдатам, которые начали его окружать, громко крикнул: — Назад или я сделаю бабочку из пуза этой гадины.
Для убедительности он сильнее вдавил острие кинжала Конну в живот. Сержант, теперь уже не на шутку испуганный, сделал знак своим людям остановиться.
Между тем Кейл все крепче сжимал горло Конну, так что тот уже почти не мог дышать.
— Прежде чем ты сдохнешь, господин, вот тебе наставление напоследок, — прошептал он ему в ухо. — Драка — не искусство.
Это было последним, что услышал Конн, потому что в следующий момент он потерял сознание и, обмякнув, повис на обхватывавшей его шею руке Кейла. Начав ослаблять хватку, Кейл сказал:
— Он еще жив, сержант, но умрет, если вам вздумается продемонстрировать храбрость. Я собираюсь взять меч — ведите себя смирно.
Не отпуская весьма тяжелого Конна, Кейл медленно присел и дотянулся до Лезвия. Как только меч оказался у него в руке, он встал и приставил клинок к горлу Кона, продолжая бдительно наблюдать за солдатами. Через дальние ворота их стекалось в сад все больше, теперь воинов было не меньше сотни.
— Ну, и куда ты теперь собрался, сынок? — спросил сержант.
— Знаете, я как-то пока об этом не думал, — ответил Кейл.
Именно в этот момент Смутный Генри громко крикнул с крыши:
— Пообещайте, что не тронете его, — и он его отпустит!
Вздрогнув, солдаты ответили на эту первую попытку переговоров тремя стрелами, пущенными в сторону Генри. Смутный Генри отпрянул и исчез из виду.
— Отставить! — закричал сержант. — Следующий, кто шевельнется без моего приказа, получит пятьдесят плетей и будет год драить сортиры!
Он снова повернулся к Кейлу:
