Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек (полные книги .txt) 📗
– Тебе хорошо жилось? – Моргание.
– Гвозди и тернии, дед, зачем ты вернулся? – Я повысил голос, поскольку разговор такого рода уже начинал меня злить.
И вдруг я понял. Я отлично понял, каков ответ, и сам удивился, что эта идея не пришла мне в голову раньше.
– Конечно, – сказал я. – Ради мести. – Моргание.
– Кому? Ведь не семье же, иначе они бы не ухаживали за тобой с такой заботой. Кто тебя обидел, дед? Хм, тебя кто-то предал в Святой Земле? Продал язычникам? Предатель вернулся на родину, а ты остался в плену?
Два быстрых моргания. Видимо, я не угадал.
– Если тебя не предавали, то кому же ты хочешь мстить?
И вдруг мне вспомнились слова Рейтенбаха о том, как сын Маурицио Хоффентоллера пропил деньги, которые получил от императора на выкуп для персов.
– Ты думаешь, что император тебя предал? Ты верно ему служил, а он даже не позаботился, чтобы освободить тебя из неволи? – Моргание.
– Но тот император давно умер, – сообщил я. – Теперь правит его правнук.
Моргание, моргание, моргание.
– Та-ак, – протянул я. – Это неважно, правда? Вина отца ложится на сына, недостойны сыны недостойных.
Моргание.
– Ты хочешь отомстить нынешнему императору, так? – Моргание, моргание.
– Нет? – Я задумался.
А потом меня снова осенило.
– Ты не хочешь ему отомстить, ты уже отомстил… – Моргание.
– Прекрасно, – проворчал я.
Теперь я понимал, почему Анна руками и ногами упиралась, лишь бы не возвращаться в отчий дом. Если она знала семейную тайну, я не удивлён, что она предпочла гостеприимство маркграфа проживанию под одной крышей с неестественно старым чернокнижником, пылающим жаждой отомстить императору. Конечно, я мог только сожалеть о том, что она не подумала о том, чтобы поведать о своих заботах инквизиторам. Тогда всё было бы, наверное, иначе. Но что, однако, означало утверждение Маурицио Хоффентоллера, что он уже отомстил нашему правителю?
– Месть уже совершена? – Спросил я. – Моргание.
Странно, ибо из того, что я знал, Светлейшему Государю жилось очень хорошо. Он получил поддержку курфюрстов и знати, отличался отменным здоровьем, а его мужскую состоятельность могли засвидетельствовать толпы прекрасных дам, даже среди простого народа его хвалили за справедливое правление. В чём же тогда была эта месть и это проклятие? Но постойте... Если ты посылаешь стрелу в чьё-то сердце, то ты знаешь, что осуществил месть, несмотря на то, что стрела ещё летит. Так неужели Хоффентоллер подготовил заклинание, последствия которого должны были сказаться только в будущем? И, учитывая состояние его здоровья, он должен был подготовить его довольно давно.
– Это заклинание ещё не сработало, так? – Моргание.
Я был прав! Старик лишь поджёг фитиль, который горит всё ближе к бочке с порохом. И каким образом, меч Господень, я мог остановить этот огонёк?
– Император не был ни в чём не виноват, – сказал я. – Хочешь узнать правду, старик? Твой владыка не забыл о твоей борьбе и твоей самоотверженности. Он передал полную сумму выкупа ближайшему тебе человеку. Сыну. Жаль только, что он её пропил и проиграл в кости, а потом решил, что лучше обо всём забыть. Клянусь ранами Господа нашего, что именно так об этом говорят. Отмени проклятие, ибо ты направил его не в того человека!
– Ах, – воскликнул Маурицио Хоффентоллер, чудом очнувшись от паралича. – Какая ужасная ошибка! Позволь, я немедленно остановлю своё заклинание!
Да, быть может, именно так это всё выглядело бы на сценических подмостках. Но здесь был не театр. Здесь был лишь умирающий старик, который, услышав мои слова, глубоко вздохнул, захрипел, а потом застыл в неподвижности. Я осторожно прикоснулся к его шее.
– Гнев Господень! – Заорал я. – И надо тебе было помереть именно сейчас?!
Я смотрел на мёртвого Хоффентоллера и думал, что делать дальше. Я мог выйти отсюда, взять книги и приказать Давиду, чтобы держал язык за зубами. Я также мог бы арестовать Матиаса за хранение запрещённых произведений. Вопрос был в том, знал ли он о том, что делает его прадед? Знал ли он о применении чёрной магии и хранении богохульственных книг? Конечно, я без труда мог заставить его во всём сознаться. Даже в том, что он сам персидский чернокнижник и каждый день летает на метле из Персии в Империю и обратно. Однако меня интересовало не вынужденное признание вины, а лишь чистая правда.
Я сел за стол и в очередной раз начал просматривать книги, на этот раз ещё внимательнее, чем раньше. Я по-прежнему был не в состоянии разобрать арамейский алфавита (для меня эти буквы выглядели словно в беспорядке разбросанные палочки), но я мог сосредоточиться на рисунках. Я внимательно их рассматривал, когда меня прервал стук в дверь.
– Мастер, мастер, – услышал я напряжённый шёпот, – вы там?
Я встал и открыл дверь.
– Слава Богу, вы здесь. – На лице Давида отразилось облегчение. – Пойдёмте уже, господин, ведь если кто проснётся, мне придётся плохо.
Я положил руку ему на плечо.
– Сейчас ты официальный помощник Святого Официума, – сказал я. – И твой хозяин не имеет над тобой власти. – Парень, услышав эти слова, просиял. – Но ты прав, нужно идти. Подожди ещё минутку...
Я закрыл дверь и снова сел за книги. Снова остановился на рисунке, изображающем мужчину, лежащего на кровати, и стоящую рядом с постелью семёрку красиво одетых молодых женщин. С первого взгляда было видно, что это невинные девственницы. Не спрашивайте меня, как иллюстратор передал их девственность, но поверьте мне, что, глядя на их лица, я понимал, что ни одна не знала до сих пор мужских объятий. Семь девушек в красивых, украшенных одеждах. Сейчас, сейчас... Семь? Разве в последнее время не исчезло семь молодых крестьянок? Я перевернул несколько страниц назад. Здесь голая красивая женщина отдавалась мужчинам, но на её лице отражался не экстаз, а лишь равнодушие. Это было холодное, сосредоточенное лицо, лицо, которое, я определённо не хотел бы увидеть у любящей меня женщины. Иллюстратор дал волю воображению и представил девушку в столь удивительных позах, что даже автор знаменитых «Трёх ночей султана Алифа» мог бы научиться чему-то новому. Стоп, стоп... Разве Анна Хоффентоллер не отдавалась всем мужчинам вокруг? Я подпёр голову руками. Было ли это простой случайностью, что жизнь напомнила иллюстрации в этой книге, или Анна и Рейтенбах исполняли какие-то тёмные ритуалы? Ха, у меня было над чем подумать! Я знал, что объяснение загадки надо искать в замке маркграфа. Я, правда, мог допросить Матиаса Хоффентоллера, однако, во-первых, он мог ничего не знать, а во-вторых, если он участвовал в заговоре, то его арест стал бы предупреждением для других. Надо было соблюдать чрезвычайную осторожность.
И во имя этой осторожности я решил положить персидские книги обратно в тайник, хотя это далось мне с трудом, ибо я понимал необычайную ценность этих томов.
Я строго приказал Давиду молчать, и пригрозил ему не только осуждением в жизни грядущей, но и тем, что я сделаю так, что его земная жизнь станет для него лишь чередой страданий. Конечно, я объяснил ему это простыми словами, описав, между прочим, какую боль можно причинить мужчине, протыкая ему яички раскалённым докрасна железным ножом. Я думаю, что он хорошо запомнил мои слова. Чтобы не вызывать подозрений, я лёг в одежде и в обуви и заснул крепким сном. Когда хозяин разбудил меня утром следующего дня, я поднял на него бездумный взгляд.
– А хорошо вы меня напоили, господин Хоффентоллер, – пожаловался я болезненным голосом.
Он засмеялся, но явно через силу, ибо он всё ещё не очень уверенно держался на ногах, его лицо было серым, а в глазах отражалась похмельная боль.
– Может, от щедрот своих, вы распорядитесь о завтраке и мы поедим? Возможно, яичницу с толстым куском поджаренного сала?
– Простите, – выдавил он и почти бегом выскочил за дверь.
Потом до моих ушей донеслись звуки рвоты. Я улыбнулся. Пить нужно уметь – справедливо говорил один из моих учителей в Академии Инквизиториума, поскольку, представьте себе, там учили и безопасному употреблению различных алкогольных напитков. Не надо уточнять, что большинство из нас любили эти уроки... После завтрака, который я съел в одиночестве, я попрощался с Хоффентоллером и отправился в путь.
