Танец с драконами. Книга 1. Грезы и пыль. (Другой перевод) - Мартин Джордж Р.Р. (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Старую трапезную сожгли одичалые — теперь братья Ночного Дозора ели в каменном погребе под оружейной. Два ряда мощных колонн подпирали сводчатый потолок, вдоль стен лежали бочки с вином и элем. За ближним к лестнице столом играли в плашки четыре строителя, ближе к огню разведчики толковали о чем-то с людьми королевы, у другого стола собралась молодежь.
— Ночь темна и полна репы, — вещал Пип, тыча в репку ножом. — Помолимся об оленине, дети мои, об оленине с подливкой и луком. — Гренн, Жаба, Атлас и прочие дружно ржали.
Джон не присоединился к ним.
— Глупо смеяться над чужой верой, Пип. И опасно.
— Чего ж тогда красный бог меня не сразил?
— Мы не над ним смеемся, милорд — над жрицей, — заверил красавец Атлас, бывшая шлюха мужского пола из Староместа.
— У вас свои боги, у нее свой. Оставьте ее в покое.
— Она-то наших богов в покое не оставляет, — заспорил Жаба. — Послушать ее, так все они ложные — что Семеро, что старые. Одичалых она заставила жечь ветки чардрев, сами видели.
— Леди Мелисандра мне не подчиняется, а вот вы — да. Недоставало еще, чтоб вы передрались с людьми королевы.
— Ни квака более, храбрый Жаба — внемли словам лорда Сноу. — Пип отвесил Джону шутовской поклон. — Отныне я и ухом не шевельну без приказа вашего пресветлого лордства.
Он думает, это игра. Треснуть бы его как следует, чтоб дошло.
— Ушами шевели сколько хочешь, только языком не мели.
— Я за ним пригляжу, — пообещал Гренн. — Надо будет, так и побью. Не отужинаете ли с нами, милорд? Подвинься, Оуэн, дай Джону сесть.
Джон только этого и хотел, но понимание того, что теперь это ему недоступно, повернулось в животе словно нож. Они сами выбрали его командовать ими. «Лорд может любить своих подчиненных, — сказал в голове отец, — но дружба с ними ему заказана. Нельзя дружить с людьми, которых ты судишь или посылаешь на смерть».
— В другой раз, — сказал Джон. — Ты, Эдд, оставайся и ужинай — у меня еще есть дела.
Снаружи, как ему показалось, стало еще холоднее. В окнах Королевской башни мерцали свечи, на крыше стояла Вель. Станнис держал ее прямо над своими покоями, но на крышу разрешал выходить. Девушка смотрела на вершину Стены. Как она одинока и как красива, подумал Джон. Рыжая Игритт, поцелованная огнем, тоже была по-своему хороша, когда улыбалась, а Вель и улыбаться не надо. От нее и так все мужчины при любом королевском дворе лишатся рассудка.
Хотя стражники не сказать чтобы без ума от нее. Она их обзывает поклонщиками и уже трижды пыталась бежать. Зазевался один латник, а она хвать кинжал у него из ножен да и воткнула в шею. Еще дюйм влево, и ему бы конец.
Одинокая, красивая, опасная, она могла бы достаться Джону. Она, и Винтерфелл, и имя его лорда-отца. Вместо всего этого он выбрал черный плащ и ледяную стену. Выбрал честь, по своему бастардову разумению.
Стена нависала над ним справа, когда он шел через двор — мерцающая вверху и накрывающая все внизу своей тенью. За решеткой ворот, где часовые укрывались от ветра, светилось рыжее зарево. Клеть, поскрипывая на цепях, шуршала по льду. Там наверху часовые, не иначе, сидят в будке вокруг жаровни и либо орут в голос из-за ветра, либо вовсе молчат. Надо бы и Джону подняться туда, на свою Стену.
Он шел мимо сгоревшего остова башни командующего, мимо места, где умирала на его руках Игритт. Прибежал, дыша паром, Призрак; его красные глаза горели во тьме, как угли. Убил что-то, понял Джон, ощутив горячую кровь во рту, и сплюнул. «Я человек, не волк, — сказал он себе. — Так нельзя».
Под воронятником по-прежнему жил Клидас. На стук Джона он приоткрыл дверь со свечкой в руке.
— Можно? — спросил Джон.
— Разумеется. — Клидас открыл дверь пошире. — Я как раз грею вино, не желаете ли?
— Охотно. — Руки совсем застыли; Джон снял перчатки, согнул и разогнул пальцы.
Клидас, вернувшись к огню, помешал в котелке с вином. Шестьдесят ему стукнуло как пить дать — молодым он казался лишь по сравнению с Эйемоном. Низенький, тучный, глаза розовые, как у ночного создания, на черепе редкие белые волосы. Джон взял протянутую им чашу обеими руками, вдохнул аромат, испил. В груди разлилось тепло. Он выпил еще, смывая вкус крови во рту.
— Люди королевы говорят, что Король за Стеной умер как трус. Молил о пощаде и отрекался от королевского титула.
— Так и было. И Светозарный горел небывало ярко, как солнце. За Станниса Баратеона с его волшебным мечом, — поднял чашу Джон. Вино отозвалось горечью.
— У его величества нрав тяжелый. Трудно быть легким, когда носишь корону. Из хороших людей выходят порой дурные короли, по словам мейстера Эйемона, а из дурных — хорошие.
— Кому и знать, как не ему. — При Эйемоне Таргариене на Железном Троне сменилось девять правителей. Королевский сын, королевский брат, королевский дядя. — Я полистал книгу, которую он мне оставил — «Яшмовый ларец». Почитал про Азора Ахай, которому принадлежал Светозарный. Он закалил меч кровью своей жены, если верить Вотару. С тех пор Светозарный стал теплым, как Нисса-Нисса, и ни разу не остывал, а во время битвы он раскаляется. Когда Азор Ахай пронзил им брюхо одного чудища, кровь бестии закипела, из пасти повалил дым, глаза вытекли и все тулово вспыхнуло будто факел.
— Клинок, который нагревается сам собой… — сморгнул Клидас.
— …На Стене был бы весьма полезен. — Джон отставил чашу, надел перчатки из черной кротовой шкуры. — Жаль, что у Станниса меч холодный — любопытно бы поглядеть, каков он в бою. Спасибо за вино, Клидас. Призрак, ко мне. — Джон покрыл голову капюшоном и опять вышел в ночь вместе с волком.
В оружейной было темно и тихо. Джон, кивнув часовым, прошел мимо стоек с копьями в свои комнаты. Повесил пояс с мечом на один колышек, плащ на другой. Снял перчатки и долго зажигал свечи закоченевшими пальцами. Призрак тут же свернулся на своем коврике, но Джон пока не мог лечь. На обшарпанном сосновом столе ждали карты земель к северу от Стены, список разведчиков и письмо из Сумеречной Башни, написанное летящим почерком сира Денниса Маллистера.
Джон перечел письмо, заострил перо, откупорил пузырек густых черных чернил. Одно послание сиру Деннису, другое Коттеру Пайку. Оба просят дать им людей. На запад в Сумеречную Башню отправятся Халдер и Жаба, в Восточный Дозор — Гренн и Пип. Перо спотыкалось, слова выходили корявыми со всех смыслах, но Джон не сдавался.
Справившись наконец с письмами, он ощутил холод. Стены будто смыкались вокруг него. Ворон Старого Медведя смотрел с насеста над окном пронзительными черными глазками. Только этот друг у него и остался. Если Джон умрет первым, ворон и ему глаза выклюет. Призрак не в счет, Призрак больше чем друг — он часть самого Джона.
«Таков мой жребий, — сказал себе лорд-командующий, ложась на узкую койку Донала Нойе. — Отныне и до конца моих дней».
ДЕЙЕНЕРИС
— Что случилось? — вскричала она, когда Чхику потрясла ее за плечо. За окнами было черным-черно. — Даарио? — Во сне они, простые люди, муж и жена, жили в домике с красной дверью, и он целовал ее всю — губы, шею и грудь…
— Нет, кхалиси. Пришел твой евнух, Серый Червь, и с ним Лысый. Впустить их?
— Да. — Волосы у Дени растрепались, простыни сбились комом. — Но сначала помоги мне одеться и дай вина. Надо прочистить голову. — «И смыть сон». — Кто это плачет?
— Твоя раба Миссандея. — Чхику держала свечку в руке.
— Служанка. У меня нет рабов. Что с ней такое?
— Брата оплакивает.
Остальное ей рассказали Скахаз, Резнак и Серый Червь. При одном взгляде на безобразную рожу Лысого Дени поняла, что ничего хорошего не услышит.
— Сыны Гарпии?
Скахаз мрачно кивнул.
— Сколько у нас погибших?
— Девять, ваше великолепие, — заломил руки Резнак. — Страшное зло совершилось. Ужасная ночь.
Девять! Как кинжал в сердце. Каждую ночь под ступенчатыми пирамидами Миэрина идет тайная война. Каждое утро солнце озаряет свежие трупы и гарпий, намалеванных кровью на кирпиче. Каждому вольноотпущеннику, слишком дерзкому или внезапно разбогатевшему, грозит гибель, но девять за одну только ночь?
