Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия (онлайн книга без TXT) 📗
Балка стояла непоколебимо.
Тени на стенах вдруг исказились, превращаясь в чудовищ: они выгибались, разевали пасти и менялись, перетекая одно в другое. И отделялись от стен, и наползали на ошеломленного Андрея, и разъедали глаза.
По щекам потекли слезы.
По коже — кровь.
Огненная боль разорвала живот, и по ногам, по лодыжкам зазмеились тонкие ручейки. Кровь капала и лилась, и у подножия столба по грязному полу расползалась багровая лужа, в которой отражались свечи.
Голос Асмодея наполнился силой, развернулся, загудел, загрохотал под куполом, срывая покровы с обезумевшей от ужаса души, примотанной к столбу. Окровавленный и изломанный, Андрей чувствовал, как с него, живого, снимают кожу. И орал, и бился затылком о балку — и не мог освободиться. И когда демон кончил — на высоком завое, — он обвис на веревках дрожащим куском плоти, пульсирующим болью.
Медленно отложив книгу, Асмодей приблизился к нему. Сквозь пелену слез Андрей разглядел босые ступни, вязнущие в разлитой по полу крови, и шесть полыхающих черным огнем крыльев. Истинный облик бывшего серафима повергал в ужас. На мгновение Андрей даже позабыл о боли, наблюдая за тем, как крылья исторгают в воздух чад, пепел и обугленные перья. Тело Асмодея выглядело лишенной покровов тенью, а глаза на черном лице горели ослепительной синевой. Глаза бывшего ангела…
— А что, мальчик, — Асмодей оказался достаточно высок, чтобы заглянуть Андрею прямо в лицо. — Хочешь, напоследок поиграем? Научил тебя Азариил какой-нибудь молитве? Прочти. А в преисподней всем с гордостью поведаешь, что сделал «все возможное». Итак?
— Да… воскреснет… Бог… — выдавил Андрей, чувствуя, как катятся по щекам слезы.
Демон в ярости отшатнулся. И, не дождавшись продолжения, снисходительно похвалил:
— Недурно.
Удивить бы его.
— И расточатся… расточатся…
Но память отказала.
— Начали за здравие, а кончили за упокой, — с притворным сожалением вздохнул Асмодей, цокнув языком. — Крылатый старался, старался, да ты, похоже, прогуливал уроки. И правильно: зачем закоренелым безбожникам подобные глупости? Лишний сор в голове, а толку — ноль: таким, как ты, хоть тонну зазубри, не поможет.
— Быстрее, — поторопила откуда-то снизу Белфегор. — Держи.
Перед глазами возникла маленькая глиняная амфора. Похожую Андрей видел недавно во сне. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону, гипнотизируя, погружая в дрему…
Возможно, кто-нибудь из Осколков сейчас наблюдал за его муками в ночном кошмаре?
А что случится с Варей, когда его не станет? Позволят ли ей вернуться в деревню и зажить прежней жизнью?
Не спать! Не спать…
А вдруг все вокруг — просто наваждение? И не он на самом деле корчится в громоздком и тесном теле на балке, а кто-нибудь другой?
Зажмуриться. Крепче. Попытаться проснуться.
«…повторяй за мной, — донесся вдруг откуда-то из глубин памяти знакомый, родной голос: — Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…»
«Мам, это тарабарщина, я не понимаю», — недовольно скривились губы.
«Тогда давай на русском, хорошо? Только обязательно, Андрюшенька, обязательно!»
Видение поплыло и выплюнуло его, беспомощного, в темноту реальности, где перед лицом по-прежнему болтался на цепочке пустой сосуд. Пока ещё пустой.
Андрей напрягся, хватаясь за воспоминание.
«…Ибо ангелам своим заповедает о тебе охранять тебя… — летел из прошлого мамин голос, — на всех путях твоих…»
— Ангелам! — вырвался из груди хриплый отчаянный крик. — Зар, помоги!
— Молчать! — удар обрушился на лицо, и голова мотнулась, а шея едва не переломилась.
— Быстрее! — шипела Белфегор.
И тени вокруг сгущались, и нещадно коптили свечи, и горький дым от шести обезображенных крыльев разъедал горло. Андрей давился словами и звуками:
— На руках… понесут тебя…
Еще удар. И еще.
Он уже не чувствовал боли, словно постепенно утрачивал отношение к собственному телу и дергался в нем, кувыркался и скользил, скребя пальцами, цепляясь за собственные руки изнутри и не находя ни выступа, ни трещинки. С неумолимой силой его потащило вверх. Сопротивляться не осталось сил, и только слова, горящие на губах на грани помешательства, как будто уплотняли телесную оболочку и удерживали.
— …ангелам своим заповедает о тебе… — не сдаваясь выталкивал Андрей онемевшими губами. — Ангелам своим… ангелам…
Смысл утрачивался. Нить жизни истончалась, готовая лопнуть в любой момент.
— Ангелам… — выдохнул Андрей в последний раз.
И вокруг сомкнулась чернота.
Боль выдернула его из милосердного небытия.
Ему чудилось, будто он провисел на столбе — в агонии — целую вечность. На губах запеклась кровь, она стекала по подбородку и вязкими нитями капала на грудь, пропитывая веревку. В предсмертном бреду слышались крики и звуки борьбы, но они уже не трогали его, не интересовали, не вызывали иллюзий о спасении. Поздно. Непоправимо поздно. Теперь он навечно заперт в кошмаре, и пытка продлится до скончания веков…
Сознание снова пошатнулось, раздвоилось, расплылось жирной нефтяной кляксой по поверхности души. Несколько мгновений Андрей раскачивался на мутных волнах обморока, отвлекаемый от полной прострации лишь нестерпимой каленой болью.
И вдруг молния — ослепительная, чудовищная — вспорола мрак.
Он закричал.
Сотня огней мгновенно угасла, и черные свечи покатились по полу в вихре пыли и лентах дыма. В лицо дохнул ледяной ветер. Андрей хватанул сухим ртом воздух, жмурясь и чувствуя, как стынут на щеках слезы. Сквозь щелки век он разглядел Асмодея: шесть его крыльев расправились, полыхая, и концевые перья обратились в стальные клинки. Через него просвечивало нестерпимое сияние — не различить ни фигуры, ни лица, только нимб брызгал лучами и крылья казались смутно знакомыми.
— Отойди от него! — прогремел приказ.
— Ты опоздал! — был ответ.
— Отдай и убирайся!
— Отбери, если сможешь, — клинки шевельнулись и нацелились в сияние. Глядеть на него больше не было сил, Андрей зажмурился. Не помогло — свет прожигал веки.
Вспышки! Грохот! Он увидел, как молнии ангельских крыльев подсекают строительные леса, и те с треском ломаются и сыплются вниз, поднимая клубы пыли. Щепки полетели во все стороны. Тьма сцепилась со Светом, взмыла под купол и закружилась, извергая дым. На голову посыпались хлопья пепла.
— Пора заканчивать, — в лицо Андрею вдруг вцепились тонкие, как спицы, пальцы, и с силой стиснули: челюсть едва не хрустнула. Перед глазами вновь закачался сосуд. Пока демон сражался с ангелом, Белфегор воспользовалась заминкой: в ее свистящем шепоте Андрей различил набор неясных слов, и его повлекло, потащило сквозь кожу прочь из тела.
Внезапно и за плечами демоницы разлилось сияние. Злобные, налитые кровью глаза лопнули, и из них брызнул свет. Белфегор зашлась в истошном вое. Шарахнулась в нагромождение изломанных лесов. Сосуд покатился по полу.
— Не так быстро, — произнес ангел. Должно быть, он сотворил с Андреем какой-то фокус: сияние больше не мучило и не слепило.
Белфегор быстро пришла в себя. Обернулась. И Андрей ужаснулся: вместо глаз на ее белом покойницком лице остались выжженные угольные дыры. Вокруг нее на манер мантии клубился черный дым, волосы колыхались, точно водоросли на речном дне. Тощая, мерзкая, диковинная, она низко, утробно рычала, не смея подобраться к жертве, но и не желая отступать.
— Изыди! — велел ангел.
Под куполом, где по-прежнему шло настоящее светопреставление, разлетались оконные стекла. Осколки сыпались дождем. Пепел кружил в воздухе.
Откуда-то из-за спины Андрея выступило третье светоносное существо: бледнее предыдущих, но с мечом в руке. Белфегор злобно зашипела. И растворилась, оставив после себя столб дыма.
Ангелы взмыли под потолок.
И силы окончательно покинули Андрея. Обмякнув в веревках, он нырнул в темноту…
— …чего ты ждешь?
