Пасынок судьбы - Русанов Владислав Адольфович (книги регистрация онлайн .txt) 📗

Рыцарь повторял строки, прочитанные в толстом фолианте, прикованном цепью к дубовому столу в книгохранилище Хороброва, наизусть, даже не задумываясь. Ведь «Монстериум» он вызубрил на память. Ночью растолкай и спроси – расскажет.

Зеленокожая рассмеялась. Томно потянулась, провела кончиком языка по верхней губе:

– Значит, говоришь, вомперы совокупляются с людьми неумеренно? Очень интересно… Стоит подумать… Так вот чего ты испугался, рыцарь Годимир?

– Не правда! Не испугался я!

– Значит, готов к противоестественному соитию?

– Нет, ну…

– Или не готов? Ладно, не морщись так и опусти меч – вон как вцепился. Пальцы после болеть будут. На твою радость или горе, я – не вомпер. И ничего общего с ними не имею. Я – навья [37]. Кровь не пью. Какая гадость… – Она брезгливо сморщилась. – Это же надо только додуматься – пить кровь. Горячая, липкая…

– Не пьешь, а знаешь, что липкая, – покачал головой Годимир.

– Не пью – не значит, что никогда не проливала, – отрезала зеленокожая. На краткий миг черты ее лица стали жесткими и даже жестокими. Годимир тут же поверил – да, проливала, и мысленно посочувствовал ее врагам.

– Говорят, вомперу кровь нужна, чтобы поддерживать подобие жизни в неживом теле, – проговорил он неуверенно. Его несокрушимое убеждение в правоте составителей книг о чудовищах и монстрах начало давать трещины, как весенний лед. Того и гляди, на куски разлетится.

– А совокупления? – усмехнулась навья.

– Не знаю, честно, – признался рыцарь. – Может, просто, чтобы смущать и сбивать с пути истинного?

– С трудом верится.

– Тогда не знаю.

– Ладно, встречу вомпера, спрошу обязательно. – Она опять рассмеялась, запрокинув голову. Мелькнула и вновь скрылась под завесой локонов маленькая девичья грудь. – Но тебя я успокою, рыцарь Годимир. Я питаюсь. Но питаюсь чувствами. Вот так вот поддерживаю подобие жизни в неживом теле.

«Неживом? – подумал Годимир. – Многие живые панны полжизни отдали бы за такое тело. Почему я раньше не слышал о навьях? Или они только в Заречье встречаются? Или только у Запретных гор? Вот ведь наваждение… Так и тянет проверить – живая или вправду мертвец ходячий?»

– Как это – «чувствами»? – спросил он. Просто для того, чтобы что-нибудь спросить. Уж очень затягивалось молчание, очень красноречиво взгляд зеленокожей проникал под жак и рубаху.

– А очень просто. Человек боится – я чую. Напитываюсь, силу получаю. Он ненавидит, я тоже забираю. Во сне могу прийти. Ты меня дважды накормил. Хорошо. Ты – настоящий. Чувства сильные, без притворства… Спасибо.

– Да не за что, – растерялся Годимир. – Я и не думал…

– Ты не думал. Ты злился. На короля Желеслава. На себя. На весь мир. Мохнопятик почувствовал. Привел меня.

Рыцарь кивнул:

– Ясно. Так это вы шли за нами?

– Мохнопятик. Я пришла позже, к переправе.

– Ясно. А кто он, Мохнопятик этот?

– Зверь. Только смышленый очень. Их мало осталось. В горах и предгорьях.

– А где он сейчас? – неожиданно для себя Годимир заметил, что больше не держит меч острием вперед, а упер его в пол, играя пальцами на шарообразном навершии.

– Бродит. Вокруг городка… Как его?

– Ошмяны.

– Вокруг Ошмян. По лесу. Мы здесь редко бываем, вот он и рыщет. Вдруг волколака встретит?

– Волколака?

– Да. В этом королевстве еще встречаются. За Щарой их больше нет… – Навья оскалила зубы. – Не люблю волколаков.

– Что ты с ними делаешь?

– Не скажу! – Зеленокожая высунула язык, оскалилась. – Но какое-то время мне бывает не скучно.

Годимир помолчал, соглашаясь. Потом сказал:

– Я убивал волколаков.

Навья села на сундуке, свесив ноги. Оперлась локтями о колени. Проговорила:

– Я слышала твой рассказ.

– Весь?! – задохнулся Годимир.

– Почти. Я висела за окном на плюще. Пить чувства твоего спутника не так приятно. Он – не настоящий. Задумайся.

– Как это – «не настоящий»?

– Он только кажется искренним, но почти все время притворяется.

– Как же так? – Рыцарь схватился бы за голову, но эфес меча в ладонях напомнил, кто он есть такой. – Он мой друг, – с нажимом произнес Годимир. – Он хочет мне помочь.

– Пускай, – легко согласилась гостья. – Давай я тебе помогу.

– Как?

– Это моя забота. – Навья сделала два быстрых шага вперед, коснулась запястья Годимира пальцем.

На удивление, ее прикосновение не было противным. Никакого мертвецкого холода. Обычная гладкая, слегка прохладная кожа. Даже приятно.

– Что я буду должен? – сглотнув, вновь охрипшим голосом произнес рыцарь.

– Должен? Должен… Должен. – Удивительное свойство – катать слова на языке, словно орехи. – Сочтемся как-нибудь. Помнишь, я говорила, что поглощаю чувства?

– Помню.

– Так вот. Страх – это хлеб. Ненависть – мясо. Любовь – вино… Думай сам. До встречи.

Как же быстро она двигалась!

Только что стояла вплотную к Годимиру и вот уже стоит у окна. Собственно, и окном называть эту дырку в стене нельзя. Бойница на уровне лица среднего мужчины. Две на две пяди – ход для котов, человек не пролезет…

Навья коснулась подоконника тонкими пальцами. Улыбнулась напоследок, блеснув в сгустившемся сумраке – огня зажечь словинец не подумал – зубами. Оттолкнулась. Впорхнула в оконный проем, подобно птице. На миг мелькнули ягодицы, икры, пятки…

И все.

Будто бы и не было никого.

Годимир недоуменно глядел на меч, на сундук напротив, на окно.

Может быть, привиделось?

Да нет. Не может такого быть!

Кожа запястья еще хранила память о прикосновении. Перед глазами, как наяву, стояла гибкая фигурка, зеленоватая кожа, длиннющие волосы.

Чудо как хороша. Хоть и нежить.

Как это она сказала? Любовь – это вино…

Любовь…

Дверь распахнулась.

– Ты чего это в темноте сидишь? – весело воскликнул Олешек. – Или спишь уже?

Интересно, наигранность в его словах почудилась Годимиру после замечания навьи или он сам научился различать оттенки речи шпильмана?

– Заснешь тут… – буркнул рыцарь.

– Значит, страдаешь в гордом одиночестве. – Олешек безошибочно, даром, что темнота сгустилась окончательно, нащупал плошку с маслом – она стояла на полу, в изголовье его сундука. Щелкнул кресалом. Еще раз… С третьего раза затлел трут. Шпильман раздул красный, едва заметный огонек и зажег каганец.

– Во! А меч зачем вытащил? – удивленно округлил глаза Олешек, разглядев наконец-то Годимира.

– Значит, надо было, – довольно невежливо ответил словинец.

– Что это ты злой такой, а?

– Не «акай». Знаешь, кого я видел?

– Не знаю! – беспечно перебил рыцаря Олешек. – Зато я, знаешь, кого встретил?

– Кого? – нахмурился Годимир, не зная – злиться ему или не обращать внимания на выходки музыканта.

– Пархима!

– Быть того не может! Его ведь убили.

– Так это Пархима, у которого внуки, убили. А я нашего видел. С которым мы на телеге ехали.

Годимир крякнул:

– Вот я бы с ним поговорил. Все бы повыспросил. И почему он сбежал, и откуда рубашка, кровью измазанная, и с какой такой радости товар бросил?

– Ага! Спросишь ты его! – ухмыльнулся шпильман. – Если поймаешь. Я хотел догнать, да куда там! В толпу угрем нырнул – поминай как звали.

– А точно он? Может, спутал?

– Да нет. Не мог я перепутать. Не слепой. Бородка его. И кучма наполовину облезлая, и киптарь… Все сходится. Он это. Пархим.

– Так что ж ты не окликнул его? Позвал бы…

Олешек окинул рыцаря укоризненным взглядом. Вздохнул. Молча установил цистру в углу. Пошатал, убедившись, что сам по себе инструмент не упадет. Скинул сапоги и улегся на сундук. Глядя в потолок, проговорил рассудительно:

– Вот смотрю я на тебя, пан рыцарь, смотрю и думаю – ты уже вырос или ребенком остался?

– Что? – опешил словинец. – Ты к чему это?

– Да если бы я его окликнул, он бы втрое шустрее смылся. Тех, с кем дружбу водить хотят и на оклики отзываются, на дороге не бросают не попрощавшись. Хитрый он мужик. Ушлый. Точно что-то замыслил…