Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович (полная версия книги .txt) 📗
Граф де Рошфор был поражен коварством старого друга Филиппа. Вопрос о браке Констанции с Рене Пьер считал почти решенным. Правда, состояться он должен был через год после свадьбы наследника престола, дабы не порождать ропота среди вассалов и без того недовольных возвышением Рошфоров.
– Странно, – поморщился Пьер. – Сегодня я встречался с аббатом Сен-Жерменским, но преподобный Адам даже не заикнулся о намерении Филиппа.
– О предстоящем браке хлопочет не аббат, а приор Сегюр, верный друг и наперсник Людовика, – пояснил Гийом. – Сегюр хоть и молод, но далеко не глуп. И наверняка граф Гарланд уже привлек его на свою сторону.
– А о чем ты, благородный Пьер, разговаривал с аббатом? – спросил до сих пор молчавший Шелон, глядя на графа умными серыми глазами.
– Разговор шел о тебе, шевалье, – покачал головой Рошфор. – Брат Жослен видел в свите Боэмунда Этьена де Гранье и даже имел с ним непродолжительную беседу. Речь, как ты догадываешься, шла о замке. Том самом замке, где ты, благородный Гишар, чувствуешь себя полновластным хозяином.
Замок Гранье и прилегающие к нему земли, благородные Этьен заложил Сен-Жерменскому аббатству с правом выкупа в течение десяти лет. Так поступали многие крестоносцы, поверившие заверениям папы Урбана о том, что их имущество будет сохранено святой церковью и возвращено владельцу по первому же требованию. Разумеется, после выплаты оговоренной суммы. Папа Пасхалий это обещания Урбана подтвердил, более того сместил и наказал нескольких аббатов, нарушивших слово и распорядившихся чужой собственностью в ущерб прежним владельцам. Другое дело, что немало крестоносцев сгинуло в Святой земле, не оставив законных наследников, и их имущество отошло заимодавцам. Этьен де Гранье до сего дня тоже числился в погибших, а потому преподобный Адам уступил домогательствам своего родственника и передал замок в распоряжение Гишара де Шелона. Граф де Рошфор тоже немало поспособствовал этому опрометчивому решению и тем самым ввел в грех аббата Сен-Жерменского. Замок Гранье был расположен в десяти милях от Парижа и имел важное стратегическое значение. Это понимал король Филипп, это понимал и граф Рошфор, сумевший посадить там своего человека.
– Замок я не отдам! – заявил Шелон, сверкнув глазами в сторону притихшего Рене.
– Сейчас не время ссориться с папой, – вздохнул Гийом. – Да и епископ Парижский наверняка встанет на сторону Этьена. Аббат Адам не осмелится ему возразить. А тебя, Гишар, отлучат от церкви и, чего доброго, осудят за разбой.
– А может у шевалье де Гранье не хватит денег, чтобы расплатиться с аббатством, и тогда дело примет затяжной характер, – предположил Рене. – Далеко не каждому крестоносцу удалось разжиться в этом походе. Не исключено так же, что закладная утеряна, и Этьену придется искать свидетелей, состоявшейся сделки.
Благородный Пьер благосклонно кивнул младшему брату. Рене был очень неглупым малым и если бы не пороки, которым он предавался с юных лет, то мог бы достичь немалых высот. Впрочем, граф Рошфор пока еще не потерял надежды помочь брату обрести достойное место среди самых влиятельных баронов королевства. Брак с Констанцией мог стать для Рене первой ступенькой к возвышению, но, к сожалению, далеко не все в решении этого вопроса зависело от благородного Пьера. Король Филипп упрям, и если он задумал осчастливить Боэмунда, то не станет слушать даже самых мудрых и влиятельных советников. Единственным человеком, который мог бы удержать Филиппа от опрометчивого шага, был аббат Адам, но, к сожалению, настоятель Сен-Жерменской обители сам попал в непростое положение, из которого его придется вытаскивать все тому же Рошфору.
– В ближайшие дни всем нам, благородные шевалье, придется потрудиться, – спокойно произнес Пьер. – Я поручаю тебе, Рене, войти в доверие к благородному Этьену и выяснить его дальнейшие намерения. Тебе, Гишар, следует подобрать людей, способных держать язык за зубами.
– Они у меня есть, – кивнул шевалье де Шелон.
– А сам я займусь Боэмундом. Посмотрим, чего он стоит, этот самоуверенный варвар.
Крестоносец стоил дорого. Это благородный Пьер понял сразу же, как только увидел рослого белокурого красавца в алом пелиссоне, решительно шагающего по двору королевского замка. Под пелиссоном, подбитом соболями, на Боэмунде была надета темно-синяя котта, расшитая серебряной нитью и перехваченная поясом из золотой парчи. Из оружия при нурмане был только кривой сарацинский нож, с усыпанной драгоценными каменьями рукоятью. Меч графа Антиохийского нес юный оруженосец, облаченный в котту золотистого цвета. Благородного Боэмунда сопровождало шесть рыцарей, среди которых Пьер де Рошфор без труда опознал де Гранье. Благородный Этьен роскошью наряда мог бы поспорить с Боэмундом, что начисто опровергало слухи о его бедности. Среди светловолосых нурманов выделялся смуглолицый, стройный шевалье с насмешливыми карими глазами, который сразу же привлек внимание дам, собравшихся вокруг Констанции, дабы благодарным щебетом приветствовать героев. Если судить по розовеющим щекам дочери короля Франции, то красавец нурман произвел на нее неизгладимое впечатление. Король Филипп, сидевший в кресле посредине помоста, сооруженного по случаю прибытия дорогих гостей и хорошей для этой поры погоды, не только поднялся со своего места, но и сделал навстречу благородному Боэмунду несколько шагов. Король и граф обнялись, вызвав одобрительный шепот среди присутствующих. Многие отметили, что нурман на полголовы возвышается над далеко не малорослым Филиппом. Графа Антиохийского препроводили на помост и усадили рядом с королем. Такой чести удостоились только епископ Парижский и наследник престола. Все остальные, включая аббата Сен-Жерменского, графов Рошфора и Горланда, стояли за спиной короля. Пока что Боэмунд ни чем не оправдывал прозвище «Варвар», которым его успели наградить парижские сплетники. Наоборот, держался он с отменной любезностью. Ничем не уронив своего достоинства, он все-таки сумел выразить почтение королю. О подарках, преподнесенных благородному Филиппу, и говорить не приходилось. Если Боэмунд собирался поразить сокровищами востока разборчивых парижан, то это ему удалось в полной мере. Роскошные ткани, вывезенные из Каира, дамасские клинки, отливающие синевой, россыпь драгоценных камней на шкатулках из кости – все это было брошено к ногам короля Филиппа, а точнее передано из рук в руки его расторопным слугам. Трудно сказать, знал ли Боэмунд о готовящемся для него сюрпризе, но, с разрешения благородного Филиппа, он преподнес его дочери Констанции золотую диадему византийской работы, украшенную крупными изумрудами и сапфирами. А поклону, который граф Антиохийский отвесил своей предполагаемой невесте, позавидовал бы любой парижский щеголь. При этом Констанция и Боэмунд обменялись столь красноречивыми взглядами, что у шевалье и дам, собравшихся в этот день в королевском замке, даже сомнений не возникло в том, что дочь короля Франции встретила, наконец, своего суженого. Гарланд, знавший о намерениях своего врага относительно благородной Констанции, скосил на Рошфора смеющиеся глаза, на что Пьер ответил злобным шипением, чем отвлек внимание короля от очередного дарителя.
– Позволь, государь, передать тебе этот скромный дар от твоего преданного вассала благородного Глеба де Лузарша де Руси.
Скромный дар состоял из пятнадцати шкурок горностая, стоивших в Париже бешеных денег. Король Филипп до такой степени был потрясен щедростью Лузарша, что даже не сразу нашел нужные слова для дарителя. Впрочем, смуглолицый шевалье, человек, судя по всему, воспитанный, короля с ответом не торопил, а продолжал невозмутимо сохранять почтительную позу, которую принял в начале обращения. Правитель Франции, наконец, кивком головы ответил на поклон шевалье, после чего тот покинул помост под восхищенный шепот дам.
– А разве в Сарацинских землях водятся горностаи? – спросил Филипп у Боэмунда.
– Не видел, – честно признался Боэмунд. – Но ты ведь знаешь Лузарша, государь. Благородный Глеб способен снять шкуру даже с огнедышащего дракона, если тот случайно попадется ему на глаза.
