Зимнее серебро - Новик Наоми (лучшие книги TXT) 📗
У моего отца имелись свои причины желать, чтобы царь поскорее вступил в брак. Иначе ему пришлось бы делать рискованный выбор со всеми вытекающими последствиями. Отец, как и многие из знати, отчетливо видел приближение войны, которая вряд ли увенчается победой. Герцог Азуолас оказался примерно в том же положении, что и мой отец: недостаточно силен, чтобы претендовать на престол, но недостаточно слаб, чтобы оставаться в стороне от борьбы. Потому в доме герцога все лишь радовались, что я неустанно возношу молитвы о наследнике. Я спросила у женщин, какая еда повышает плодовитость, и они наперебой принялись давать советы, что попросить на кухне. К концу дня я насобирала целую корзину.
— Вам бы надо поправиться, душенька, — сказала мать герцога, поглаживая меня по щеке. Ее старания обеспечили мне не меньше чем полкорзины.
Корзину я поставила в спальне возле зеркала, а сама на глазах целой свиты женщин принялась обряжаться в свое серебро — будто бы к ужину. Надев корону, я тут же ее сняла и вслух пожаловалась на головную боль. Пожалуй, мне не стоит идти вниз, сказала я, лучше прилечь и отдохнуть, чтобы набраться сил к приходу супруга. Женщины согласно закивали и удалились, а я быстро натянула три шерстяных платья и меха, вернула на голову корону. Покончив с этим, я подхватила корзину и ступила в зеркало.
И очень вовремя: Мирнатиус, услышав, что я не спущусь к ужину, стрелой взвился вверх по лестнице. Наверняка он рассчитывал не спускать с меня глаз за едой, а после собственноручно уволочь в спальню. Но едва ключ щелкнул в замке, я была такова вместе с припасами. Теперь мне ничто не грозило: я стояла на берегу реки с корзиной, полной устриц, черного деревенского хлеба и вишен. Мирнатиус же вломился в спальню и обнаружил, что я опять исчезла.
Он окинул взглядом пустую комнату и в бессильной ярости воздел руки. В этот раз припадка не случилось, но он прошелся по спальне, отдергивая занавески и покрывала, заглянул под кровать. Потом встал посреди комнаты, глядя в окно на заходящее солнце, стиснув зубы и кулаки. Последний закатный луч скользнул по его лицу, и внезапно его черты исказила безудержная ярость, неукротимый гнев, и я решила было, что он снова разнесет мне всю спальню.
Но он только просипел придушенным голосом:
— Дашь мне силу снова починить тут все?
Он прикрыл глаза, его пробила крупная дрожь, и внезапно огонь разразился неистовым треском. Мирнатиус рухнул на колени, опершись руками о пол. Его трясло; опустив голову, он ловил ртом воздух. Наконец, морщась, он сумел кое-как выпрямиться и произнес:
— Так она тебе за этим нужна? Потому что она ведьма?
— Нет! — прошипело пламя. — Она из зимнего племени, глубока, как колодец, прохладная, свежая. Я припаду к ней — и она долго не иссякнет! Дай мне ее! Найди ее!
— Что мне с ней делать-то прикажешь? — недоуменно спросил Мирнатиус. — Если она не ведьма, как ей удается исчезать? Стражу у двери она не подкупала, ни прошлой ночью, ни этой. Отсюда, кроме как через дверь, не выйти. Да и не войти, если на то пошло.
— Не знаю, я не вижу, — трескуче пробурчал огонь сам себе. — А где старуха? Ты послал за старухой?
— Нет, — опасливо признался царь. — Ирина сама попросила меня послать за ней. Может, это старуха обучила ее всем этим хитростям?
— Пошли за старухой! — полыхнул огонь. — Доставь ее сюда! Нет Ирины — ну и пусть, я старухой обойдусь… Но неправда, не обойдусь! Она старая, и дряхлая, и иссякнет быстро! Дай мне Ирину!
— А я, значит, потом объясняй всем, как это так случилось, что моя молодая жена и ее старая нянька умерли загадочной смертью одна за другой? — Царь нахмурился. — Что я людям скажу? Я же не могу сделать так, чтобы об Ирине и няньке все забыли!
И тут он в ужасе отпрянул, потому что огонь с ревом вырвался из камина. В пламени обозначилось жуткое лицо: разверстый рот, глаза навыкате. Огненная волна вспучилась, плеснула через всю комнату и обрушилась на Мирнатиуса.
— Дай мне ее! — завизжало пламя ему в лицо и, обернувшись подобием огненной дубины, принялось охаживать его, валять по полу из стороны в сторону, как исполинский кот, которому вздумалось поиграть с мышкой. А потом пламя отпустило Мирнатиуса и втянулось назад в камин, в тлеющие головешки. Царь остался лежать на полу; его одежда обгорела и дымилась от огненных тумаков.
Огонь улегся в камине, что-то шипя и потрескивая. Мирнатиус скорчился на полу, прикрыв голову рукой. Когда огонь наконец затих в горячей золе, царь медленно пошевелился, кривясь от боли, словно его только что жестоко побили. Однако красота его не пострадала. Он встал, и одежда повисла на нем почерневшими лохмотьями; обгоревшие лоскуты пеплом осыпались с его кожи, но на самой коже не оставалось ни единого ожога. Видно, демону важно сохранить внешность Мирнатиуса. Царь немного постоял, пошатываясь, посмотрел на дверь, а потом поплелся к моей постели. Он свалился на нее — на мою постель! — и мигом заснул.
Я на своем берегу поплотнее обхватила себя руками. В этот раз мне было не так холодно, как прежде, — спасибо всем моим платьям и корзине с едой. Я-то боялась, что корзина вся промерзнет насквозь, но каждый раз стоило мне откусить кусочек — и меня согревало воспоминание о той или иной женщине, которая позаботилась обо мне. Я будто слышала ласковые голоса: они нашептывали мне свои советы и подбадривали. Но внутри у меня все равно разрастался ледяной ком. Утром Мирнатиус пошлет за Магретой, и за завтраком мне уже не помогут никакие хитрые уловки. Я не знала, как спасти ее и себя.
Король ушел, а я мерила шагами мою новую опочивальню, насмерть перепуганная и сердитая. Погнутый кубок стоял на столе точно в насмешку. Зимояр мог бы и не напоминать мне, я и так прекрасно знала, кто я и зачем я здесь. Теперь мне суждено вечно жить в плену у созданий с ледяными сердцами и пополнять сокровищницу их владыки. А стоит мне отказаться — и новая чаша с ядом не замедлит появиться на моем столе.
Я беспокойно спала под шелковыми завесами, а они всю ночь шелестели и жутковато шептались у меня над головой. И наутро я сообразила, что не задала Зимояру чрезвычайно важный вопрос: как мне выйти из комнаты? Здесь не было ни единой двери. Я помнила, что как-то попала внутрь через стену, противоположную прозрачной, а Зимояр как-то через нее вышел. Но я ощупала всю стену, кусочек за кусочком, и не обнаружила ни одной щелочки. Значит, я осталась без еды и питья, и никто, похоже, не собирается меня кормить и поить.
Но раз уж Зимояр так охоч до золота, что женился на мне, вряд ли он намерен уморить меня голодом. Я, конечно, выторговала себе право задавать вопросы, зато в его власти держать меня подолгу взаперти, так что уязвлять меня ему особо незачем. Ну когда же наступит вечер? Я то и дело вскакивала и принималась расхаживать по спальне, потом уставала, усаживалась перед прозрачной стеной и смотрела на бескрайний лес. Но шли часы — или мне так казалось, — а свет снаружи оставался прежним. И только кружился легкий снежок; белые шапки на соснах за минувшую ночь отяжелели.
Я совсем проголодалась и страшно хотела пить. Тогда я взяла и осушила нетронутый Зимояров кубок. От этого голова у меня слегка закружилась, а внутри я сделалась вся холодная и гневная, и тут как раз появился король. Он вошел через дверь, которой мгновение назад просто не было. Я не сомневалась, вчера он выходил в другом месте. Короля сопровождали двое слуг. Они втащили внушительных размеров сундук и бухнули его возле моих ног. Внутри сундука что-то звякнуло. Они собрались откинуть крышку, но я решительно придавила ее ногой и скрестила руки на груди.
— Если уж поймал курочку, несущую золотые яйца, — начала я, испепеляя короля взглядом, — и если хочешь, чтобы она неслась исправно, так будь любезен, ухаживай за ней как положено. Ты хоть это-то понимаешь?
Слуги перепуганно вздрогнули, а король навис надо мною колючей ледяной громадой, весь сверкая от ярости; ледышки на его плечах ощетинились холодными стрелами, а на щеках его, словно на тесаном камне, проступили острые грани. Но я тоже сердито распрямила плечи и вскинула голову. Наконец Зимояр шагнул мимо меня к прозрачной стене. Он поглядел немного на лес, стиснув кулаки, усмиряя гнев. Затем повернулся и ледяным тоном произнес:
