Я выбираю свободу - Кузнецова Дарья Андреевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Собственно, беда заключалась в том, что в первый же вечер я нашла себе развлечение, напросившись в компанию к отправляющимся на море Бельфенору с мальчиком. И это неожиданно стало традицией.
Судьба Инталора меня беспокоила, да, но в конечном итоге я ничего не могла в ней изменить, это в большей степени походило на повод оказаться рядом со светлым. Мне было стыдно за такое поведение и отношение к мальчику. Мне было чудовищно, до дрожи стыдно, но ничего поделать с собой я не могла.
Слишком хотелось просто оказаться рядом, услышать голос, случайно поймать взгляд вишневых глаз и взглянуть украдкой. Раз за разом я любовалась, как он входит в воду, прибой облизывает пеной ноги, бедра, спину, потом — несколько резких сильных гребков, и эльф скрывался под водой. Через некоторое время выныривал в отдалении от берега, потом вновь нырял и в конце концов возвращался на сушу — весь процесс занимал у него не больше четверти часа. По светлой коже сбегали тонкие ручейки воды, иссыхая вскоре в отдельные капли, а на последнем шаге и те истаивали, подчиняясь огненной магии.
К Фелю неудержимо влекло. Я чувствовала себя глупой мошкой, летящей к призывно сияющему пламени свечи. Осознавала, чем это все может закончиться, но сила воли куда-то испарялась, и я все равно летела навстречу огню. И спрятаться за мыслями об обычном физическом влечении не получалось: мне хватало уже того, что он просто находился рядом, на расстоянии вытянутой руки. Нет, вру: почти хватало, потому что протянуть руку и коснуться я не могла, но — хотела.
И только боги знают, чем бы это для меня закончилось, и как бы я выкручивалась, если бы светлый вдруг не сделал шаг навстречу. Да какое там — шаг! Прыжок, даже почти точечный портал. Только что он был невообразимо далеко, а потом вдруг — раз! — и его ладонь обхватила мою талию, прижимая к сильному телу крепко, уверенно. Меня бросило в жар не от кокона защитных чар — от его желания, от горячего шепота над ухом, от обжигающей сквозь ткань платья ладони. Ответила шепотом, умоляя богов, чтобы мальчик ничего не услышал — кто знает, как бы он отреагировал, если бы все понял!
Конечно, было бы лучше вовсе промолчать, но я не сумела. Не знаю, к кому в большей степени относилась та фраза про выстрел: то ли я пыталась испугать его, то ли напомнить о себе. Но результат оказался более чем странным. Вкрадчивый голос, несколько простых слов — а на меня вдруг дохнуло холодом той зимы.
Зима в тот год действительно выдалась страшная. Ранняя, суровая и малоснежная. Даже здесь, на побережье, выпадала изморозь, температура неуверенно колебалась около нуля, ночью опускалась существенно ниже, а ближе к северу, где тогда шли основные бои, деревья хрустально звенели промерзшими ветвями.
Работа снайпера не стрельба. Если взять все время, которое «кукушка» проводит в своем «гнезде», то стрельба предстанет исчезающе малой величиной. Главная работа снайпера — ожидание. Долгое, выматывающее, неподвижное ожидание, когда лишнее движение может стоить жизни. Особенно зимой, когда лес как на ладони, стоит штиль, и чистый прозрачный воздух просматривается очень далеко.
Мы тогда просидели на позиции около восьми часов — на лютом морозе без движения. Чарами и артефактами почти не пользовались, опасаясь привлечь внимание.
За тот день в том проклятом болоте я замерзла так, как не замерзала никогда раньше. Напитанный собственной, тщательно замаскированной от внешних наблюдателей силой организм не сдавался холоду, я точно знала, что не лишусь почти потерявших чувствительность пальцев и онемевших от неподвижности ног, но холод упрямо заползал под теплую одежду, под кожу, пробирал до костей. С тех пор я возненавидела холод во всех его проявлениях и при первой же возможности перебралась южнее: палящее солнце было ко мне гуманнее.
А, спуская курок, огненного мага я ненавидела особенно сильно. Даже не за его опасность и разрушительную силу — за легкую рубашку и тонкий летний китель, небрежно наброшенный на широкие плечи. Мороз совсем не беспокоил стихийника, и в тот момент я мстила ему скорее за это, чем за боевые заслуги.
Тот застарелый холод вдруг вновь скрутил внутренности, и я инстинктивно потянулась к теплу, ровно пульсировавшему жизнью совсем рядом. Прижалась, далеко не сразу сообразив, что именно я делаю, но когда сообразила — оказалось поздно что-то менять. И я замерла, ощущая со смесью облегчения и досады, что холод спешно отступает, будто отползая в страхе перед бушующей огненной стихией, воплощенной в Бельфеноре.
Могла ли я хоть на мгновение представить, что эльф, на чьей груди от моего выстрела распустился неровный алый цветок кровавого пятна, будет согревать меня, тепло щекоча дыханием кончик уха, а я буду вот так льнуть к нему, прижиматься и едва справляться с желанием потереться щекой о плечо? Страшный сон!
А мне против ожидания стало хорошо, настолько хорошо, что не осталось сил встряхнуться и освободиться от этого наваждения. Да и… если совсем честно, не хотелось. Уже очень, очень давно мне не было так хорошо и спокойно, как сейчас в этих объятиях. Если вообще хоть когда-нибудь было…
Дико, неожиданно оказалось услышать от светлого выражение вслух собственных мыслей. Сейчас он казался понятным, удивительно родным, знакомым всю жизнь. Не осталось безжалостного и непримиримого врага — рядом со мной дышал точно такой же, как я, уставший от смертей мужчина, не желавший сейчас решать никаких глобальных вопросов, а стремящийся просто жить и чувствовать.
Я стояла, согреваемая его близостью и его чарами, удивлялась нашему сходству и мучительно пыталась вспомнить, почему началась эта война? Тогда все виделось логичным, правильным, справедливым. Когда я слушала Ира, разговаривала с Валлендором, их слова представлялись ясными и казались единственно верными. Даже еще вчера все было ясно, а сейчас меня терзало чувство, что война — бессмыслица, что кроме выброшенных на ветер лет жизни и отправленных за Грань душ она не принесла ничего.
Впрочем, существуют ли осмысленные войны?
И с каждой секундой, с каждой новой мыслью мне хотелось еще крепче прижаться к теплому и сильному мужчине, развернуться в его объятиях, спрятать лицо на груди, спрятаться от всего сразу. От холодного ветра, от запаха близкой грозы, от прошлого, от страхов и переживаний. Я чувствовала, что безнадежно запуталась в словах и ощущениях, и отчаянно не хотела разбираться во всем этом. Понимала, что нужно, но малодушно откладывала этот момент.
Увы, к сожалению — или к счастью, — затянувшееся ожидание все же закончилось и портал наконец впустил ожидаемого путника. Тот осмотрелся спокойно и с явным интересом, да и вообще вел себя очень непохоже на прочих высокопоставленных светлых гостей. В глазах ни неприязни, ни отвращения, только любопытство и досада на погоду.
Очнувшись под внимательным взглядом холодных пронзительных глаз, я постаралась отогнать наваждение и отстраниться от стихийника. Тот явно не хотел меня отпускать, но выбора не было.
За пределами теплого кокона его магии непогода набросилась на меня с остервенением. Тонкое простое платье совсем не защищало от ветра, и с таким же успехом я могла оказаться вообще без одежды — разницы не почувствовала бы. Замерзла мгновенно, причем как будто не столько снаружи, под ударами штормового ветра, сколько изнутри. До позвоночника пробрала дрожь, вызванная резким контрастом температур, и я едва поборола желание вернуться под защиту Бельфенора, но тут же разозлилась на себя. Не за холод — за тоску и вот эту слабость, за несамостоятельность и, главное, за нежелание бороться со своими неуместными порывами.
Выручили только упрямство и гордость, и на них я проделала оставшийся путь. Скорым шагом до бывшего посольства мы добрались аккурат к началу дождя. Первые крупные тяжелые капли упали на наши плечи уже у входа на садовую дорожку, дальше деревья укрыли от громкого шелеста ливня. Кроны еще не успели промокнуть, поэтому под их покровом на нас сыпались только мелкие брызги, в которые превращались капли, разбитые ветром о листья.
