Пробирная палата - Паркер К. Дж. (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Книга нашлась, и вскоре Ветриз получила нужные сведения, хотя само чтение не доставило ей ни малейшего интереса. Ну и скукотища, подумала она, повторяя про себя, что шпангоут – это поперечное ребро жесткости бортовой обшивки судна.
Когда брат пришел домой, она поспешила ввести его в курс дела, не преминув щегольнуть осведомленностью.
– Ну и ну, – сказал Венарт. – Почему бы не называть вещи своими именами? Зачем придумывать все эти дурацкие названия? И что такое ахтерштевень и этот, как его… Нет-нет, не объясняй. Знать не желаю. Если мне действительно потребуется что-то, я просто-напросто загляну в папину книгу, как это сделала ты.
Ветриз нахмурилась:
– Ладно, но ты все же скажи, что об этом думаешь?
Выражение досады на лице Венарта сменилось хитрой усмешкой.
– Деньги за хлам. Хорошие деньги, если уж на то пошло. Если они заплатят по четвертаку за тонну в неделю, то это все равно что найти серебряную жилу под полом на кухне.
Ветриз удивленно вскинула брови.
– Вот как? Похоже, это куча денег, да?
– «Белка» принимает на борт двести пятнадцать тонн, – сияя улыбкой, объяснил Венарт. – Вот и считай. А насчет всех этих технических тонкостей – забудь. Они возьмут все, что плавает. Даже пустые бочки. Как ты думаешь, почему я так быстро вернулся?
Оказывается, как рассказал Венарт, повсюду, от Ап-Иматоя до Коллеона, все только и говорят, что о намеченном походе провинции против Темрая. Дело будто бы уже решенное: главные силы будут доставлены через пролив Скона в Перимадею морем, что позволит избежать долгого и опасного перехода по суше и не дать Темраю возможности прибегнуть к его излюбленной тактике внезапных наскоков. Одним из последствий принятого плана станет необходимость примирения с Шастелом, через воды которого придется пройти флоту. В этой связи Венарт упомянул о грузе закупленной в Нагие пшеничной муки, приобретенной на основании предположения о скором запрете шастелским купцам торговать с Берлией; сделка, несомненно, хорошая… в средне– или долгосрочном плане.
– Если не удастся столкнуть все на рынок, – продолжал Венарт, – то я просто оставлю груз в бухте или даже выброшу. В конце концов, по сравнению с тем, что нам даст Империя, несколько мешков муки – сущая мелочь. К тому же я мог бы предложить ее пивоварам на Южном причале, они используют…
– Империя готовится атаковать Перимадею? – оборвала брата Ветриз. – С каких это пор?
Венарт снисходительно улыбнулся и налил себе выпивки, добавив, вероятно, по случаю хорошего настроения – ложку меда.
– Если хочешь заниматься торговыми операциями, надо держать ухо востро, – наставительно произнес он. – Подумай сама. Все было завязано на Ап-Эскатое, и любой мало-мальски сообразительный человек мог предусмотреть такой ход событий еще несколько лет назад. Благодаря нашему другу Бардасу – да благословят его боги! – Империя достигла наконец того, к чему стремилась с того времени, когда мы были еще детьми. Она получила выход к западному побережью. Теперь они здесь, и им ничего не мешает. Любопытно… Даже если бы Бардас и Город отбились от Темрая с его ордой, они столкнулись бы сейчас с угрозой полномасштабного вторжения Империи; додуматься до этого можно было и раньше.
Ветриз нахмурилась:
– Только не забывай, что если бы Город не пал, то Бардасу не пришлось бы завоевывать для Империи Ап-Эскатой.
– А, перестань. – Венарт пожал плечами. – Как ни крути, все бы тем же и закончилось. Не будь его, нашелся бы кто-то другой. Вопрос только во времени. То есть я хочу сказать, что равных Империи теперь нет, это твердо установленный факт. – Он сделал несколько глотков из кружки и откинулся на спинку стула. – А теперь пришла пора и Темраю отведать собственного снадобья. Не могу сказать, что я очень уж огорчен, как ни суди, он просто кровожадный мерзавец. И все-таки трудно избавиться от жалости к тому, за кого взялась Империя. Наверное, это примерно то же, что и знать, что у тебя смертельная болезнь.
– Не надо. – Ветриз поежилась, словно от озноба. – Все это ужасно, я даже думать ни о чем не хочу. Я говорю о людях. А тут ты еще утверждаешь, что все бесполезно.
– Понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Венарт. – Рано или поздно так должно было случиться, и какая разница, сделают ли это варвары Темрая или Империя? С географией не поспоришь. Раз уж ты простофиля, раз уж тебе выпало жить в стратегически важном пункте, с Империей под боком, то надо быть слепым и глухим, чтобы не понимать простой истины: у тебя мало шансов до конца дней жить в мире и покое. Я лишь утешаюсь тем, что мы оказались на крохотном островке посреди моря.
Ветриз подняла голову:
– И ты считаешь, нам повезло?
– Конечно, – Венарт зевнул. – У Империи, к счастью, нет флота, поэтому им и приходится нанимать корабли. Что бы ни случилось, до нас они не доберутся. Так что волноваться не о чем, все в порядке.
– Да, – сказала Ветриз и сменила тему разговора.
– Алексий? – позвал Бардас, но его, похоже, никто не услышал.
Ему снился ставший уже привычным сон. Тот, в котором он ползал по подземным галереям. Но потом, совершенно неожиданно и беспричинно, стена вдруг обрушилась, и Бардас оказался в самом конце главного лекционного зала Академии Города в Перимадее (в месте, где он ни разу не бывал, хотя прожил там немало лет; при этом он прекрасно представлял, где именно находится). На трибуне перед громадной толпой слушателей стоял его старинный друг Патриарх Алексий, облаченный в академическую мантию.
– Я говорю сейчас о падении Ап-Эскатоя, событии, несомненно, знакомом всем вам. Вы, конечно, помните, что в те времена Империя еще не вышла к западному морю и, разумеется, не преодолела северные проливы. Я понимаю, что представить себе такое сейчас нелегко, но постараться нужно, – важно иметь в виду, что весь мир, каким мы знаем его ныне, обрел форму в результате действий одного человека в поворотный момент истории.
Бардас нахмурился, силясь понять, что происходит. Он знал – и не испытывал ни малейших сомнений, – что это не сон. Он стоял в зале Академии (представляющем сейчас собой груду мусора, окруженного почувствовавшими волю сорняками), но где-то в будущем, а на трибуне красовался Алексий, почему-то совсем не мертвый, а очень даже живой, вопреки всем свидетельствам обратного.
– Один человек, – продолжал Алексий. – Один ничем не примечательный человек, если судить объективно, и определенно непримечательный в глазах своих современников. Человек, бывший счастливым лишь тогда, когда он ставил забор или чистил канаву в хозяйстве отца в Месоге, когда делал луки на Сконе, когда проверял качество нагрудников в Ап-Калике. Кто бы назвал его избранником судьбы? Никто. Но подумайте: если бы Бардас Лордан случайно не попал в главную вражескую галерею под Ап-Эскатоем и не вызвал обрушение стен, что случилось бы тогда? Давайте представим, что осада затянулась бы еще на год или на два, а потом какое-то событие – бунт в отдаленной провинции, смена администрации в финансовом управлении или политическая грызня придворных фракций – привело бы к снятию осады. Итак, Ап-Эскатой устоял – и мир совершенно другой. Один человек. И поворот в развитии мира, случившийся в мгновение ока. Это, господа, и есть Закон. В тот момент, во мраке подземного лаза – а там действительно царил мрак, могу вас в этом уверить – изменилось все. Все рухнуло. Поломалось, съежилось настолько, что вполне уместилось в узкий, тесный лаз, в котором с трудом разворачивался один человек, как круги по воде. Вот вам действие Закона, его эффект. Устраняющий все измерения, место, где сходятся все мосты, крошечная булавочная головка в конце и начале, в которую все входит и из которой все выходит…
Бардас обнаружил, что ничего больше не слышит, его уши словно залило воском. Он видел, что Алексий продолжает говорить, но не мог разобрать ни слова. Когда Бардас поднялся, чтобы крикнуть: «Эй, говорите погромче! Нам сзади здесь не слышно!», то ударился головой о потолок шахты, и тут стены начали рассыпаться и обваливаться, как попавшая под колеса чашка.