Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Торольф прозвался Храбрым, но, поймав испуганный взор Сигню, он стал просто безрассудным. Побледнел, выхватил меч и бросился на незваных гостей. Торкель не успел не то, что прийти на помощь брату, а и сообразить, что к чему, когда всё кончилось. Торольф зарубил обоих братьев Торстейнсонов, искромсал в круговерти клинков с десяток хирдманов, но Асбьёрн извернулся и всадил секиру в спину старшего сына Ульфа. Подскочили другие, принялись рубить и не успокоились, пока Торольф не превратился в груду кровавого мяса и костей.
Сигню коротко вскрикнула и потеряла сознание.
Торкель выскочил наружу - позвать людей Торольфа на помощь, но оказалось, они всё прекрасно видели. Просто стояли, зачехлив оружие, и молча наблюдали. То было неслыханное дело, чтобы хирдманы не заступились за своего хёвдинга, но, как изведал Торкель, бывает на свете и такое. Асбьёрн навис над парнишкой, словно ледяная гора:
- Тебя тоже убить, ублюдок, или сам сдохнешь?
Торкель затравленно оглядел окровавленную, заваленную телами гостиную, метнулся к останкам брата, схватил меч и бросился наутёк. Асбьёрн онемел от такого, но быстро опомнился:
- Чего стоите? Хватайте выблядка!
Не схватили. Не дали люди Торольфа: стали стеной, ощетинились сталью. Гиссур Кишка, побратим старшего Волчонка, вышел вперёд:
- Наш хёвдинг утратил удачу, но Торкель здесь ни при чём. От него тебе не будет урона, так что пусть убегает и живёт изгнанником. Уходи, Волчонок, уноси ноги!
Торкель не слышал. Он нёсся прочь от Граэнстада, от Асбьёрна и павшего родича, от предателя Гиссура и несчастной Сигню, которую теперь никто не защитит. Уходил сквозь боль и стыд, сквозь пелену горьких слёз, сквозь память и долг. Бежал на север, унося единственное наследство - меч Хёггвар, Секущий, чья рукоять помнила ладони отца и брата.
- Я отомщу, - клялся Торкель ветру, морю и скалам, срывая голос, - я найду Асбьёрна Короткую Бороду, где бы он ни был, на земле или под землёй, на море или за морем, при дворе конунга или в лачуге бродяги, в Нибельхейме или в Вельхалле. Найду и спрошу за всё!
Разрезал ладонь клинком, напоил сталь кровью, вознёс железный коготь к небу:
- Пусть я приму смерть от этого меча, коли не сумею отомстить!
Ответом ему были тяжкие удары прибоя, отзывавшиеся в юном сердце.
- Так что же, - недоверчиво осведомился Арнульф, когда Торкель окончательно охрип и замолчал, - никто из соратников твоего брата не стал на его защиту?
- Ни один не шелохнулся, - прошептал юноша.
- Скверное дело совершил Гиссур Кишка, - заметил старик, - и я на твоём месте скорее мстил бы ему, чем этому Асбьёрну. Впрочем, возможно, он счёл, что удача покинула Торольфа, когда он впал в немилость у Эрика конунга, и тогда его поступок понятен. Что отдавать жизнь за несчастливого вождя? Хотя это мне всё равно не по нраву.
- Сколько ты живёшь в изгнании? - спросил Крак.
- С осени, - просипел Торкель.
- Нам тоже несладко было зимовать, - усмехнулся Седой, - расскажи, Хаген!
Вождь приказал - делать нечего: пришлось нелживо поведать о зимовке на Эрсее. Торкель недоверчиво хлопал глазами, несмело улыбаясь, Крак хрипло смеялся, старик тоже посмеивался в бороду. Когда Хаген закончил, Волчонок покачал головой:
- Как ты стерпел, Арнульф сэконунг, рабские обноски?
- Афи рыбак терпел обноски, - пожал плечами старик, - и где теперь Афи? Нет позора на моих сединах! Но я спрошу тебя, Торкель: чего ты бросился на Асбьёрна?
- Ну как чего, - опешил Торкель, - отомстить...
- Это я понимаю, - терпеливо улыбнулся вождь, - но ты не слышал, верно, народной мудрости, что лишь раб мстит сразу, а трус - никогда? Знаешь, на Юге говорят: месть - это такое кушанье, которое надобно подавать холодным. Легко мстить, когда кровь закипает в жилах, а багровая мгла застилает взор. Труднее, когда сердце сковано льдом, и иней на рёбрах... А что ты, собственно сказать, думаешь теперь делать?
- Думал двинуть в Гравик, податься к викингам, - устало молвил Торкель.
- Ну, тогда нам по пути! - сверкнул глазами Арнульф.
- Я не стану вам обузой? - надежда звенела тонкой струной.
- Грести можешь? Ну и всё! Обуза, скажешь тоже... - старик сплюнул вбок, приложился к меху с настойкой, крякнул вовсе не по-орлиному, - твой отец был славный человек, как и твой брат, и мне болит сердце, что у тебя такая кривая судьба. Чем смогу - помогу, а ты мне отплатишь, когда придёт срок.
- Даже если тебя вдруг подведут фюльгъи и хамингъи, - Торкель достал из-за спины свёрток, развернул дерюгу, кровавые сполохи окрасили клинок, - я не предам тебя, Арнульф сэконунг, и никого из твоих людей. И в этом я клянусь!
- А я стану свидетелем твоей клятвы, - заметил Хаген внезапно, - потому что и сам присягал Арнульфу Иварсону. Да помогут нам боги и духи сдержать слово!
- А я никогда не был свидетелем, - буркнул Крак, - только обвиняемым. И теперь не намерен менять привычек. Хватит тешить тщеславие Седого, а то у него морда треснет. Давайте уже спать! Хаген, ты самый младший, поэтому сторожишь первым.
- Тьфу, вот так всегда, - проворчал юноша, почёсывая редкую щетину.
3
В Гравик прибыли через четыре дня. И сидели там до самой осени.
Собственно, конечная цель пути, крепость Скёлльгард на вершине Фленнскалленберга, показалась ещё на подходе к Серому Заливу. Громада Горы Лысого Черепа темнела над волнами, но ни одного выхода к морю, пригодного для швартовки корабля, не имела. Потому желающим посетить Скёлльгард следовало сперва зайти в бухту, чьи воды хранили тяжкий серо-стальной цвет даже в самую солнечную погоду.
Хаген и раньше слыхал, что здесь собираются викинги на зимовку, но мало что мог бы сказать о том, как тут живётся летом. Оказалось - живётся славно и на широкую ногу. Моряки сорили серебром в посёлках и хуторах, разбросанных по берегу Гравика: пили, гуляли, играли в кости, тэфли и новомодные южные карты - замусоленные клочья дублёной кожи. Дрались - когда понарошку, когда и всерьёз. Лапали девиц. Поселяне не то что не обижались, напротив, едва не молились на гостей: во-первых, те давали заработать не только крестьянам, корчмарям и шлюхам, но и кузнецам, портным, сапожникам, плотникам и всяким ремесленникам. А во-вторых, гравикинги защищали побережье, и редко кто отваживался грабить в Сером Заливе.
Так завещал сам Рунольф Рагнарсон, легендарный основатель братства гравикингов. То был большой викинг и великий герой. Он был первым и единственным из северных мореходов, кто опустошил Керим. Он же заключил с отцами города от имени всех северян знаменитый Щитовой Ряд, по которому купцам и странникам из Страны Заливов позволялось жить и торговать в Кериме без уплаты многочисленных пошлин. За это Рунольф обещал, что ни один викинг не посмеет грабить ни керимские суда, ни владения. Много зим минуло с тех пор, но ни в Кериме, ни во фьордах никто и не думал нарушать этот договор.
А если кто и подумывал, то вслух не говорил.
Тот же Рунольф заложил на широкой плоской вершине Горы Лысого Черепа крепость. Ибо, как ведомо, ладья - дело хорошее, но ведь жить-то где-то надо? Тем более, что не один владыка пытался окоротить морскую вольницу, посадить на цепь волков бури мечей. Тогда-то и пригодились укрепления. Многим вепрям битвы обломали клыки под стенами Скёлльгарда, многие черепа украшали частокол на Фленнскалленберге...
Хагену вспомнилась ограда Гримхёрга. Правда, там всё больше висели черепа животных. Здесь же скалились только человечьи головы, и некоторые - явно недавно.
Привратник узнал Арнульфа, пустил гостей без долгих расспросов. Первым делом сэконунг направился в святилище посреди крепости - проведать местного годи. Тот стоял снаружи, раздавал указания помощникам и дымил трубкой. Увидев Арнульфа, годи онемел. Трубка выпала изо рта.
