Ведьма - Волкова Елена (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
— Да.
Она засмеялась. Она всегда легко смеялась, словно ей нужен был только повод для смеха, а смеяться одной на людной улице делового центра выглядело бы странно.
— Как дела?
— Хорошо.
— Хорошо? Работаешь?
— Да.
— Где?
— В театре.
— О!.. Не хочешь со мной разговаривать?
— Нет.
— А пригласить куда-нибудь?
— Зачем?
— Ой, какой ты стал неприветливый! Ну, выпить что-нибудь, поговорить.
— Не о чем разговаривать. Прощай.
Как во сне — ему казалось даже, что он двигается, как в замедленном кадре — обошел ее и пошел дальше по улице, стискивая зубы и говоря себе, что ни в коем случае нельзя оглядываться, что Рыжая все еще стоит там и ждет этого момента, чтобы он оглянулся, что она — как Медуза-Горгона, и красные кудри ее — это змеи и, стоит лишь встретиться с ней взглядом — превратит в камень или испепелит на месте. Если она окликнет — не останавливаться, а если догонит — это окажется не так страшно, не так сложно — значит, она слабее… Она не окликнула, не догнала, он дошел до угла и свернул, хотя надо было идти дальше, и вздохнул с облегчением, наивно полагая, что вырвался из порочного круга.
Через несколько дней «бабье лето» кончилось и зачастили дожди. В тот субботний вечер он не был занят в спектакле и не пошел в театр. Противная стояла погода, из тех, когда хорошо сидеть дома. Он так и делал — топил камин и размышлял, что стоит, пожалуй, действительно провести отопление, чтобы дальние комнаты не отсыревали по углам, потому что топить все три камина ему некогда, и что этот дом он не бросит никогда, и та, что не захочет жить с ним в этом доме, не будет жить с ним нигде. По крайней мере, если не изъявит желания жить в этом доме. Этот дом был для него родовым гнездом, фамильным замком, крепостью, которую должно поддерживать в хорошем состоянии и при необходимости оборонять от врага, но не в коем случае не продавать и не бросать по той лишь причине, что купили другой дворец, где потолки выше и комнаты теплее. Он понимал, что эти его идеи смешны и наивны, и что вряд ли кто-то его поймет, но… но каждый раз возвращался к тому же: «Это мой дом. Я не уйду отсюда.»
И тогда раздался звонок в дверь. Это было удивительно и странно: он никого не ждал и никто никогда не приходил без предупреждения, тем более в такой уже достататочно поздний час.
Рыжая стояла на пороге — мокрая, как мышь, даже красные кудри, казалось, распрямились. Она не выглядела уверенной в своей красоте и силе львицей, Медузой-Горгоной, наоборот — вид у нее был какой-то даже слегка жалкий, и смотрела виновато.
— Извини, — залепетала. — Я знаю, что не должна была… Но у меня заглохла машина… Тут, недалеко. А здесь нигде нет общественных телефонов. Я вспомнила про тебя… Мне только позвонить…
— Ведь ты врешь, — сказал он, все еще не двигаясь. — Автомат через дорогу.
— Он не принимает карточку. А мелочи у меня нет. Мобильник я уронила в лужу…
Можно было бы выйти под дождь и проверить, правду говорит или врет. Но он отошел в сторону, пропуская ее:
— Ну да, у тебя все на карточках…
Потом, спустя месяцы, он подумает, что Рыжая, наверное, могла бы стать артисткой: она безупречно сыграла роль. Долго тыкала пальцем в кнопки телефона, словно руки замерзли так, что не слушаются. Потом наконец дозвонилась до аварийной службы. За эти несколько минут с нее натекла на пол небольшая лужа. Она приоткрыла дверь, сняла туфли и выплеснула из них за порог воду. Мокрые ноги с трудом втискивались в мокрые туфли. Ее было почти жаль. Нельзя было допускать этой мысли, надо было продолжать ненавидеть ее, и он понимал, что если сейчас предложит ей переодеться в спортивный костюм, то кончится тем, чем кончается в кино, и Рыжая уйдет утром, а потом будет делать вид, что ничего не случилось… но он подумал: «Вот ведь дура несчастная, еще простудится…», и принес ей чистое полотенце:
— На, утрись. Выглядишь ужасно.
Та и правда скукожилась в углу прихожей, неловко вытирая волосы и одежду, избегала встречаться с ним взглядом, словно и правда чувствовала себя виноватой.
Он только тогда понял, что застыл, глядя на нее, когда очнулся от этого оцепенения, словно ангел-хранитель вздохнул над ухом, и первой мыслью было: «А что она вообще делает на этой улице? Отсюда далеко до центра, далеко вообще до всего…Откуда и куда она едет?»
Подошел к телефону и набрал код проверки последнего набранного номера. На дисплее высветился номер телефона его родителей, которым звонил на днях. Положил трубку и повернулся к ней:
— Ты когда-нибудь говоришь правду? Хоть кому-нибудь? Ну, так что с твоей машиной? Или ничего?
Рыжая стояла, прижавшись к стене и смотрела исподлобья странным агрессивным взглядом:
— Ты взялся меня проверять? Почему ты мне не веришь? Я думала, мы друзья…
— Вот насчет этого ты ошиблась. Но, по крайней мере, до сих пор мы не были врагами. Значит, это все розыгрыш? И нет никакой поломки?
— Ты ничего не понимаешь! — крикнула она вдруг, и глаза ее заблестели. — До сих пор ничего не понимаешь! Я ехала к тебе! А ты!..
Она распахнула дверь и выбежала под дождь, хлопнув этой дверью за своей спиной так, что едва не ударила его по лицу, потому что он кинулся следом, на несколько секунд замешкался с захлопнувшимся замком, но звук включившегося с первой попытки идеально отрегулированного автомобильного двигателя не только остановил его, но и отбросил назад. Сквозь пелену дождя мелькнули красные сигнальные огни, желтый свет передних фар высветил водяные струи, машина рванула с места и исчезла.
Острожно, словно боясь нашуметь, он закрыл дверь и прижался к ней спиной. Не было аварии. Она не вызывала аварийную службу. Она приехала специально, чтобы… Он выбежал под дождь, к телефону-автомату через дорогу: аппарат был исправен и расчитан как на монеты, так и на карточки. Когда вернулся обратно, вода текла с ручьем теперь уже с него, но он не замечал этого. В голове звенело: «Зачем, зачем этот цирк?! Почему не прийти и не сказать: «Я хочу быть с тобой. А ты?» Пусть даже на час, но так и сказать: «Я хочу быть с тобой один час. Ты согласен?» Скорее всего, я поступил бы так же, как поступил, или же нет… не знаю… но это было бы честное предложение одного взрослого человека другому…» Словно не было всех этих лет, ссор и разлук, и непонимания ее поведения, и она не была насмешливой стервой — та новогодняя ночь была вчера, и — он уже был безоглядно уверен в этом — он сам виноват, что не понимает ее…
Он быстро переоделся и вывел машину из-под навеса под дождь. Соображать начал уже после — минут через пять езды по мокрым улицам по направлению к центру города. Зачем он ехал и, главное, куда? Догнать Рыжую было смешно даже надеяться: ведь он не знал ни номеров, ни даже марки ее машины, да и время было уже безнадежно потеряно. Зачем же было нестись куда-то? Она сама пришла и сама ушла, он не звал ее и не прогонял, ничем не обидел ее, даже если бы хотел — просто не успел. Он сбавил скорость, голова начинала остывать. Не в ней было дело, а в нем самом. Она играла им, как избалованный капризный ребенок новой игрушкой, со смехом наблюдая, как послушно он реагирует на движения ее рук, подобно кукле-марионетке, и бросила бы вскоре, когда ей надоело бы дергать за ниточки. Что за игра? Или же действительно имеет место ставка? Об этом страшно было и думать, он предпочел бы даже алкогольную или наркотическую зависимость Рыжей и как следствие — нелогичность ее поступков, но не оказаться ставкой в чужом споре на деньги или иную выгоду, объектом насмешек. Ведь он всегда был объектом насмешек, как правило, скрытых — после того давнего конфликта в школе смеяться над ним открыто не решались, а в консерватории и без него хватало чудаков, там была другая атмосфера, там не смеялись друг над другом, но ведь Рыжая не училась там, среди талантливых личностей, живущих искусством, и вообще неизвестно, училась ли она где-нибудь после школы. Чем она занимается? Собственно, если спокойно подумать, то она достаточно примитивна и далеко не умна…