Время камней - Ежов Михаил (бесплатные серии книг .TXT) 📗
— Смотри, как бы твои слова не стали пророческими, — отозвался Сафир мрачно. — Возьми мой шестопер.
— Благодарю, господин.
Через минуту Сафир с Ухаэлем показались на палубе. Большая часть команды уже стояла вдоль бортов с оружием и щитами в руках. На лицах людей была написана решимость умереть или победить любой ценой. Никто не собирался сдаваться пиратам.
Уримашские триремы были уже близко. Сафир мог разглядеть разноцветные одежды корсаров и сверкающие на солнце щиты различных форм и размеров. Корабли приближались в тишине, не было слышно ни воинственных криков, ни отдаваемых команд. Расстояние между триремами и «Буревестником» сокращалось неестественно быстро, У Сафира мелькнула мысль, что дело здесь не обошлось без колдовства, и он крепче сжал рукоять клевана. Справа от него срывающимся шепотом молился всем богам подряд Ухаэль.
Минуты тянулись мучительно медленно. Люди считали, сколько им осталось до смерти. Наконец первая трирема подошла достаточно близко. Из бойниц «Буревестника» ударили баллисты, и среднего размера ядра застучали о борт неприятельского судна, в нескольких местах повредив его, но не причинив особого вреда — пробоины, нанесенные выше ватерлинии, не были опасны. С триремы донеслась команда, и в тот же миг над водой взметнулись канаты с абордажными крюками.
— Руби концы! — взревел капитан «Буревестника».
Замелькали и застучали сабли, но не до всех пут можно было дотянуться. К имперскому судну заскользили пираты. Некоторых расстреливали из арбалетов, и их тела падали в море, других встречали на борту и сбрасывали вниз, но большинству удавалось очутиться на палубе, где они сразу же вступали в ожесточенную схватку с командой «Буревестника».
Рядом с Сафиром просвистел абордажный канат, крюк зацепился за мачту и натянулся, как струна. По нему заскользили пираты. Юноша взмахнул клеваном и обрубил трос, с торжеством наблюдая, как рухнули в воду уримаши. Но вот уже слева его атаковали более удачливые корсары, и пришлось отбиваться. Сафир отвел нацелившийся ему в грудь изогнутый клинок, оттолкнул одного из противников плечом, повернулся ко второму, увидел костлявое смуглое лицо и пронзительные черные глаза, скользнувшие по его панцирю. Он замахнулся для удара, метя в незащищенную шею пирата, но тот вдруг быстро поднес ко рту кулак и дунул в него. В лицо Сафиру вылетело персикового цвета облако какого-то порошка. Он покачнулся и понял, что падает на спину, теряя сознание. Последняя его мысль была о том, что он не успел убить ни одного противника, и Сафир ощутил приступ острой жалости к себе. Затем свет померк, и звуки идущей вокруг битвы стихли.
Сон был на удивление ярким, но содержание причиняло Сафиру настоящую муку. Его окружал кошмар: легионеры вбегали в какой-то дом, убивая всех, кто им попадался. Они поднимались по лестнице, рыскали по этажам, открывая ногами двери, пока не нашли комнату, которую искали. Там, на широкой кровати, лежала женщина с ребенком на руках. В глазах у нее застыли ужас и недоумение, губы беззвучно шевелились. Она переводила взгляд, в котором читалась мольба, с одного легионера на другого, но те лишь медленно надвигались на нее. Казалось, никто из них не решался нанести первый удар. Сафиру хотелось зажмуриться, но видение было слишком реальным, чтобы от него можно было избавиться.
Наконец один из солдат с криком замахнулся копьем и погрузил стальной наконечник в тело женщины. Она пронзительно закричала, по скомканным простыням расползлось темно-красное пятно. Другой легионер вырвал у нее из рук ребенка и вышел из комнаты. Женщина сделала движение, словно порываясь догнать их, но остальные солдаты окружили ее и пронзили своими копьями.
Сафир услышал топот ног и голоса, доносившиеся словно издалека. Внезапно его накрыла боль. Голова была тяжелой, как свинец, в глазах пульсировал мрак. Он поднял веки и сразу же зажмурился — его чуть не ослепил показавшийся чрезвычайно ярким свет.
— А, очнулся! — голос был насмешливым и грубым. Человек подошел к Сафиру и остановился совсем рядом — юноша услышал шаркающие шаги. — Полежи еще, полежи. Скоро тебе придется поработать, — человек рассмеялся. — На наших кораблях нет бездельников, каждый должен отрабатывать свою порцию похлебки.
Сафир открыл глаза и, прищурившись, посмотрел вверх. Там, на фоне белых парусов, маячило размытым светло-коричневым пятном лицо. Человек слегка пнул его в живот концом сапога и пошел прочь. Юноша лежал, прислушиваясь к окружавшим его звукам и привыкая к свету. Голова гудела, и каждое движение отдавалось болью во всем черепе. Ему показалось, что никто не обращает на него внимания, и он приподнялся на локте, к своему удивлению обнаружив, что не связан.
— Встать! — резко приказал чей-то голос, не похожий на предыдущий.
Сафир обернулся и увидел двух пиратов. Один был в синей одежде, носил высокие сапоги и красную мягкую шляпу, другой — зеленый длинный камзол и кожаные штаны. Первый вгляделся в лицо Сафира и повторил:
— Встать! Ты что, оглох?
— Что с пассажиркой, которая…
Пират не дал ему договорить, сильно ударив ногой в челюсть. Он и его приятель схватили Сафира под руки и поставили на ноги.
— Не задавать вопросов, раб! — прошипел второй пират, приблизив к Сафиру лицо. — Молчать!
Они потащили его по окровавленной палубе, и он едва не потерял сознание от пульсирующей в голове боли. Через минуту его усадили на длинную скамью, на которой уже сидели три человека. Впереди и сзади тоже виднелись шеренги полуобнаженных людей. На Сафира надели железный пояс, защелкнули замок и пропустили в кольцо толстую цепь.
— Берись за весло, раб, — сказал ему один из пиратов, — и греби изо всех сил, если не хочешь, чтобы мой кнут прогулялся по твоей спине. — С этими словами он вынул из-за широкого ремня свернутый вшестеро бич, расправил и щелкнул над головами гребцов.
— Я не раб, — ответил Сафир, наблюдая за его движениями.
— Ошибаешься, — пират усмехнулся. — Ты остался жив только потому, что капитан собирается взять за тебя выкуп. Судя по доспехам, которые на тебе были, ты не из бедных. Отвечай, кто твои родственники, кому отослать письмо с нашими требованиями?
— У меня нет родственников.
— Что, совсем?
— Я последний в роду.
— Тем хуже для тебя! — пират пожал плечами. — Значит, до конца своих дней будешь сидеть на этой скамье, — он взмахнул кнутом, вытянул Сафира по спине и гаркнул: — А теперь работать! — Он пошел вдоль рядов, волоча за собой бич. — Слышите ритм? Не отставать!
Сафир едва не вскрикнул, когда кнут обжег ему спину. Хотя ему и приходилось испытывать на себе гнев воспитателей Пажеского Корпуса, но он не привык, чтобы грубый мужлан проходился бичом по его аристократической спине. Заскрипев зубами, Сафир положил руки на весло и взглянул на соседей. Это были загорелые, изможденные люди, чьи тела, казалось, состояли из одних мышц и сухожилий. Все смотрели только вперед, время от времени вытирая с лиц обильно катившийся пот. Сафир услышал бой барабана — это задавали ритм для гребцов.
— Что сидишь? — бросил ему сосед справа. — Давай греби, и так тяжело. Нечего прохлаждаться.
Сафир молча уперся в весло и попытался поймать ритм. Это было нетрудно, куда сложнее оказалось удержать весло — оно было толстым, и потные ладони все время соскальзывали.
Надсмотрщик несколько раз проходил мимо, но больше не обращал на Сафира внимания. Юноша думал о том, что императрицу, вероятно, тоже оставили в живых, рассчитывая получить выкуп. Если Ухаэль последовал его совету и назвался знатным вельможей, то и его, скорее всего, пощадили. А вот капитан… и команда… Вряд ли их удалось взять в плен. Сафир огляделся, думая найти своего слугу или еще кого-нибудь с «Буревестника», но вокруг маячили только незнакомые блестящие на солнце спины.
Вечером триремы зашли в небольшую бухту и бросили якоря. Барабанщик, могучий человек с гладко выбритым черепом, поднялся со своего места и расправил плечи. На шее у него поблескивал узкий ошейник — он тоже был рабом. Гребцам принесли глиняные миски с отвратительным месивом, которое считалось едой. Сафира едва не вывернуло от одного запаха, но он съел все, помня об одной из главных заповедей имперского военного кодекса: пока жив, живи. Ему еще понадобятся силы, а вкус… Думать об удобствах недостойно настоящего воина.
