Двенадцатая дочь - Миронов Арсений Станиславович (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
— Да-да. Проследить, не увиваются ли около родника подозрительные личности.
— Во! Истинную правду говоришь, — усмехнулся Данька.
— В смысле?
— Ну… ты ведь чихнул. Значит, правду говоришь.
— Чихнул? — удивился я. Действительно, я, кажется, чихнул несколько секунд назад — от пыли. Но при чем здесь истинная правда?
— Есть такая народная примета, — лениво пояснил Данька. — Якобы если чихаешь во время беседы, значит, не врешь.
— Гм. Забавно. Не слышал.
— А еще мне дед рассказывал, раньше было такое развлечение: нюхнуть дыма возле костра — и сразу бежать вдоль девичьего хоровода. Возле которой девки чихнешь — это и есть будущая невеста.
Я вздрогнул. Что-то знакомое — мистика закохания, знакомая по былинам…
— Ну конечно, Даня! Теперь я вспомнил! Это же называется… суженая-ряженая, чоханая-коханая! На ком душа закохается, того и под венец вести… У Афанасьева есть в «Поэтических воззрениях славян на природу»! Господи, Данька! Ты понял?!
— Понял, Алеша, понял. Кохан-ключ — это…
— Любимый ключ! Ключ любви! По-малоросски «коханый» означает — «возлюбленный»!
— Девка.
— Что?
— Девка, девка. Кохан-ключ — это любимая женщина!
— Ох, как изящно задумано… Я чувствую, мы почти нащупали…
— Баба, которая влюбится в Чурилу? И… и…
— Откроет ему ворота крепости? Данька глянул серьезно:
— Почему бы нет… Очарованная девка. Сидит в тесном тереме и плачет. Ждет возлюбленного… Очень похоже на Чурилин почерк.
— Э-э, знайу! Катафрактос! Эм-м… по-русски… богатыр, да?
— Правильно, милый… Про тебя загадка. Мясна гора — верный конь, кипарисно дерево — высокое седло, а ясный сокол — это ты, милый…
— Да, моя красависа, да!
— Ты отгадал, милый… Так и быть, целуй меня крепко…
Я поморщился. Неуемные юные любовники скоро допекут своими интеллектуально-эротическими играми. Надо бы занять катафракта Мегалоса срочными поручениями. А то ведь испортит девку, а мне потом гневные петиции от родственников принимай…
Вот парадоксы жизни. Мы с Данилой разгадываем главный геополитический ребус современности, а рядом, в кустах, — совсем другие загадки!
Юные пионеры греко-славянской этнической интеграции сладко ворковали в нежно-зеленых ореховых зарослях над озером, я тихонько брел мимо — к шатру. Утомленный мозговым штурмом, Каширин испросил полчаса на отдых; его по-прежнему мутило после страшного заклинания.
Я уже прошел мимо, легкое эхо девичьего смеха, смешанного с мягким ореховым шумом, настигло на пороге шатра. Я услышал чудом. Уже пригнул голову, чтобы войти внутрь, — и вдруг замер. Вот так загадка, господа…
Десятый век! О моркови на Руси еще слыхом не слыхано!
— Охи, красависа. Нэ знайу. Коса на улисе… Штой эта?
— Глупенький, неужто не угадаешь? Нет, не угадаю, быстро подумал я. Морковки быть не может, хоть режьте меня. Тогда что? Репка?
— Ключик, миленький! Ключик, ха-ха!
Действительно, ключ, удивился я. Хмыкнул и полез внутрь шатра. Вот ведь недетская мудрость! Порой в смешных загадках таится целая бездна здравого смысла. Все верно: бородка ключа находится в скважине, а хвостик-цевьецо, длинная рукояточка, — торчит наружу. Кто повернет ключ — обернет, то есть окрутит, обручит незамужнюю девицу — тот и войдет в горницу…
Войдет в горницу!
Часовой катафракт, уже распахнувший передо мной завесы шатра, беспокойно заморгал:
— Высокий князь… Что с тобой?
Вместо ответа я подскочил и… порывисто обнял его за плечи:
— Отлично, любезный! Я в полном порядке! Все просто чудесно!
И расхохотался от души. Вбежал внутрь, в матовый желтый сумрак, под колеблющиеся своды шатра. Плеснул пьяного меда в кубок, резко обернулся:
— Ступайте на холм, где катапульты. Разбудите наследника. Передайте, что я разгадал загадку.
Через минуту Данька ворвался в шатер — злобно-веселый, шумный, красный:
— Не даешь поспать! Ну, рассказывай!
— Все очень просто, Даня. — Я поджал обагренные губы в лукавой улыбке. — Тонкий золотой ключик на малиновом кушаке — стройная белокурая барышня, носящая изящный поясок розового цвета. Или розовую ленту в косе. Схоронилась в светлом тереме, залезла под кровать и плачет. Кто на ней женится — тот и будет властелином славянства. Вот тебе и «возлюбленный ключ» от города!
И я рассказал загадку про ключик.
— А почему коса на улице? — нахмурился Каширин.
— Не понимаешь? — удивился я. — Здесь у них ключи очень длинные, не то что в Москве. Бородка находится внутри скважины — в «тесной горнице». А цевьецо — снаружи, то есть как бы уже «на улице».
— Это понятно, — раздраженно мигнул Данька. — Но почему у реальной девки-то коса на улице? В окно, что ли, она ее высунула? Неужто такая длинная коса?
— Вряд ли. — Я немного растерялся. — Может быть, коса — не коса, а… коса? В смысле — которой косят? Или, скажем, коса — это… символ смерти?
Задумчиво похмыкивая, почесывая крепкий затылок, Данька не спеша подошел к одной из лавок, расставленных вдоль стенок шатра. На этой лавке были еще утром разложены вещественные доказательства Плескуновых злодеяний — волшебная дребедень, обнаруженная в недрах его заплечного мешка-горба. Поверх расстеленных чистеньких рушничков темнели удивительно грязные вещи: дохлые пауки, нетопыри, мертвые волосы и засушенные гады.
— Смерть с косой уже на улице, — пробормотал я. — Девке что-то угрожает, поэтому и под кровать забилась? Так, что ли?
Молчание. Каширин грузно склонился над вещами, не отвечает.
— Данила?
— Слышь, князь Алеша… Подь-ка сюда.
Я отставил кубок на шаткий столик, приблизился.
— Гляди. Это вот… что такое? — Каширин показал скрюченным пальцем на нечто желтое, мутно-золотистое, похожее на растрепавшийся обрубок нетолстого каната.
— Ф-фу… — Я поморщился. — Парик какой-то.
Данька протянул руку — осторожно, как спящую змею, взял и приподнял над скамейкой длинную связку спутанных женских волос — светлую девичью косу, грязную и пыльную, захватанную чужими руками, в каких-то сорных чешуйках и мертвых муравьях.
— Это не парик, — сказал Данька. — Коса девичья. Отрублена, видать.
— Даня! А что, если…
— Во-во. Небось неспроста ее Плескун в рюкзаке таскает. Так и получается: девица дома сидит, в тесном тереме. А коса ее — отдельно, на улице. Ишь хитрец… рукоятку от ключа уже нащупал, при себе таскает!
— Узнать бы, Даня, чья это коса.
— А сейчас мы у дурачка спросим.
Мигом привели Плескуна — все это время он сидел поблизости, у самого входа в шатер. Как обычно, прибежал следом за Данькой — как собачка. И внутрь пролез бы за обожаемым хозяином, да охрана не пропускала.
— Чья это коса, Плескун?
Пуская пену, заикаясь и кашляя, отвечает:
— Коса… м-м… кх! Метанки-полуденицы, хозяин.
— Кто такая?
— Приемная дочь… кхе-кх! Дочь боярина Катомы, хозяин.
— Откуда коса у тебя?
— Отрубил сию косу княжич Рогволод-посвист… м-м… в знак владения м-м… Метанкою, хозяин. Кхех! От Рогволода ко мне попала, хозяин.
— Ну точно. — Я щелкнул пальцами. — Эту косицу я видел на древке! Во время битвы за алыберские ладьи! Вспомнил теперь. Видишь, Даня: не просто коса, а разбойничий стяг. Теперь отвечай нам, Плескун, зачем ты ее при себе носишь? С какой целью?
Молчит сумасшедший чародей. Будто не слышит меня: улыбается Даньке, заламывает сухие руки с желтыми ногтями и жмурится от обожания.
