Надежда мира (СИ) - Воронина Тамара (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Женя даже не сразу уловила, что Хайлан сменил тему. Он спрашивал, почему она не захотела ничего купить.
– А мне ничего не надо, – искренне сказала Женя. – Знаете, тан, когда все свое имущество таскаешь на спине, пропадает желание обзавестить девятой розовой кофточкой.
Он снова рассмеялся и посетовал, что его жена не вынуждена таскать за собой свои наряды… впрочем, такой груз не поднять даже самому знаменитому силачу.
– А меня никто не вынуждает, – выдала Женя, – я сама выбрала эту дорогу, и мне она нравится.
Не рассказывать же, что любую из здешних дорог за нее выбрал некий Тарвик Ган. Но ведь она могла не пойти за Риэлем… Нет, какое там, не могла. Не могла не принять протянутую руку, потому что тогда это была все еще офис-леди Евгения, а не ученица менестреля Женя. Надо бы придумать себе какую-нибудь биографию, не все такие нелюбопытные, как тан Хайлан. А можно и туману напускать, пусть желающие гадают, кто она и откуда. Может, сбежавшая дочь аристократа, может, дочка какого-то местного интеллигента – если судить по ее лексикону. На прачку или крестьянку она никак не тянула. Хорошенькие девушки в деревнях, разумеется, попадались, и даже нередко, однако не имели столь нежного телосложения и тем более таких аккуратных рук. Наверное, если бы Жене с юных лет надо было часы проводить в поле или в хлеву, у нее тоже плечи стали бы покрепче и пальчики не были бы настолько тонкими. Вообще, женщины здесь были как-то поплотнее. Женин сорок четвертый (ну, почти!) размер при ее росте в Новосибирске не был ничем удивительным, а здесь она нередко ловила завистливые взгляды, какими красотки-аборигенки косились на ее талию.
– Вот это и удивительно, – согласился тан Хайлан. – Мужчины нередко становятся бродягами, но вот чтоб женщина… Ты ведь понимаешь, что, не будь таланта, Риэль все равно ходил бы по дорогам… Научился бы кастрюли чинить, обувь латать… Вот торговцем бы не стал – нет в нем жилки такой. В быту он практичен, но вот в делах… Хотя и в этом тоже его прелесть. Ты не оставляй его, девушка. Ему нельзя быть одному. Мне можно, тебе, я думаю, тоже, а ему нельзя. Он раним, а одиночество не способствует закаливанию души.
Женя прикусила язык. В прямом смысле: просунула между передними зубами и посильнее их сжала, чтобы не сказать, что такого рода нежности, какими одаривает Риэля тан Хайлан, тоже закаливанию души не способствует. Вместо этого она кивнула:
– Не оставлю, тан. У меня не было друга лучше Риэля.
Он обрадовался. То есть ликовать и скакать по комнате не стал, но засияли глаза и лицо стало таким… удовлетворенным. А ведь он действительно к Риэлю привязан. Действительно за него беспокоится. И если бы не опасался, что жить в клетке, пусть и золотой, королек не сумеет, обязательно окружил бы его комфортом, заботой и лаской, нимало не волнуясь, что Риэлю этого не надо.
В этой гостинице они провели еще два дня. Риэля Женя больше не видела. Он не выходил из спальни, а Женя боялась даже гулять под окнами, и уж тем более поднимать к ним глаза. Каждое утро тан Хайлан завтракал с ней, разговаривая не только о Риэле, как собирался. Понравилось ему, что Женя не трепещет и позволяет себе с ним не соглашаться. Правда, она это делала крайне осторожно, казалось почему-то, что серьезного противоречия он терпеть не станет, и как это скажется на Риэле, неизвестно. Он вроде не выходил из себя, но Женя помнила равнодушие, с которым он пообещал наказать своих ретивых людей, и ужас, с которым они это обещание восприняли. Они, кстати сказать, были живы и на вид целы, однако подавлены страшно, глаз не поднимали и Жене начинали кланяться за версту. Они так обнаглели, потому что Риэль не жаловался. Он воспринимал эти ежеквартальные встречи как кару за свое предательство, и добавлял до кучи унизительные реплики, пинки и шуточки. И как его разубедить? Разве жертва – это предательство?
Арисса все время крутилась поблизости, в душу к Жене не лезла, говорила больше о Хайлане, которого знала буквально всю жизнь, с того самого момента, когда он впервые заорал, потому что именно в этот момент юная служанка внесла в комнату роженицы таз с теплой ароматической водой. Сначала она была на подхвате у кормилицы, стирала пеленки, варила жиденькую кашку, когда кормилица решила, что мальчика надо приучать к серьезной пище, протирала овощи и мясо, так что Хайлан привык к ней. Да что там, мать родную он видел два раза в декаду, а кормилицу да няньку постоянно. Потом кормилица заболела, но Хайлан в молоке тогда уже не нуждался, и все заботы о нем легли на плечи Ариссы. Она не выходила замуж, хотя и не отказывала себе в мелких радостях, но мысли о детях у нее даже не возникало, потому что смыслом ее жизни стал Хайлан. И, судя по всему, он это ценил. Он не вспоминал родителей, почти не общался с замужней сестрой, но никогда не расставался с Ариссой, хотя в ее услужении давно не нуждался, но любил с ней почаевничать, делился своими мыслями, рассказывал о событиях. В любую долгую поездку, деловую или развлекательную, брал ее с собой, и только ради нее ездил в карете: она не умела ездить верхом. Арисса знала, что он ее любит, и сама любила его больше жизни. Она была уверена, что совершенно счастлива: вот какого славного мальчика вырастила.
У Жени на этот счет были сомнения, однако она помалкивала и только кивала. К тому же всякой матери (а Арисса была ему матерью куда больше, чем дама, которая произвела его на свет) ее чадушко кажется лучшим в мире.
В последний день она завтракала в одиночестве, если не считать старушки, и это ее тревожило, хотя Арисса и уверяла, что ничего не случилось, просто скорее всего сегодня они отправятся по своим путям, а Хайлан наконец-то вернется домой. Так оно и вышло. Впервые за несколько дней Женя увидела Риэля… если, конечно, не считать ее невольного подглядывания. Он выглядел усталым, но это бы еще ничего. Его лицо как-то враз перестало было красивым, превратившись в посмертную маску. Он ухитрялся ни на кого не смотреть: ни на Хайлана, ни на Женю, а уж остальные в лице Ариссы словно и вовсе не существовали. Вокруг тусклых серых глаз лежали тени, едва заметно подергивалось веко… Вот так нежность… У него была разбита губа, и не сегодня, отека уже не было, ссадина схватилась корочкой. Женя поспешно уставилась в пол, чтоб не выдать свою ярость. Ничего унизительного в сдержанности нет, ББ она тоже не демонстрировала неудовольствие, памятуя, кто раздает конвертики разной толщины.
Тан Хайлан объявил, что у него спешно образовались дела в столице, а менестрели могут быть свободны. Он, тан Хайлан, весьма рад, что провел эти восхитительные дни и не менее восхитительные ночи с такой очаровательной парой, он выражает надежду, что в следующий раз (лицо Риэля на миг исказилось) все будет так же замечательно, что милая девушка Женя сохранит о нем столь же теплые воспоминания и что они непременно увидятся еще, потому что часы, проведенные с ней, невозможно ни с чем сравнить. И тому подобное в издевательски-витиеватом стиле. Владимира Ильича сотоварищи на тебя нет. А лучше Ли Харви Освальда.
Женя торопливо собрала вещи, уже вытащенные заботливой Ариссой из шкафа, молниеносно переоделась: мести дороги юбками ей совершенно не хотелось – и вскинула на плечи рюкзачок. Арисса сунула ей в руку корзинку, тан Хайлан поцеловал ее в щеку, а Риэля – в губы и простился.
Риэль молчал, шел вперед с какой-то неуклонностью, размеренно, но в таком темпе, что Женя едва за ним поспевала, почти бежала, стараясь не отставать, и только одна мысль крутилась в голове: что же он чувствует сейчас и не лучше ли для него было привычное одиночество, он бы благополучно грыз себя изнутри, и ни с кем бы не нужно было делиться болью унижения… Как бы ему втолковать, что и с ней – не нужно, сиди себе и молчи, ничего не рассказывай, ничего не объясняй, с друзьями и молчать можно… Женя давилась слезами и кляла себя за неуместную слабость: она-то с чего реветь собралась, ее никто и никак не обижал, наоборот, комплименты говорили и ручки целовали…
