На пересечении (СИ) - Шерола Дикон (книги .TXT) 📗
Ближе к пяти утра девочке наконец удалось найти нужные страницы, и теперь она чувствовала себя хоть немного подготовленной. Скорее всего, отец не позволит ей присутствовать при этом событии, но Арайа надеялась, что Элубио пожелает, чтобы как можно больше людей увидело его стремление помочь, поэтому примет сторону младшей Двельтонь.
Пока Кальонь рассказывал о том, что его отец планирует увеличивать флот до ста двадцати кораблей, Родон внезапно насторожился и пристально посмотрел на своего гостя. Услышанное не произвело бы такого впечатления, если бы в памяти господина Двельтонь неожиданно не промелькнуло воспоминание о записках одного из горожан. Они состояли из обрывистых фраз, нелепых настолько, что еще совсем недавно Родон и Найалла весело смеялись, обсуждая их.
Теперь же записки внезапно обрели смысл. Во всяком случае, одна из них. А их получателю оставалось лишь гадать, что значили остальные. Родону как наяву вспомнился крупный почерк Полоумного Игши, городского сумасшедшего, которого всерьез не воспринимал ни один нормальный человек.
В первой записке Игша набросал следующее:
«Вторжение морских пегасов будет черным»
Родон почувствовал, как его сердце начинает биться быстрее. В этот самый миг ему захотелось подняться из-за стола и направиться в кабинет, где можно было уединиться со своими мыслями. Понимание обрушилось на мужчину с такой силой, что он невольно затаил дыхание, пытаясь успокоиться. Перед глазами едва ли не наяву развевалось знамя семьи Кальонь, на котором красовался гарцующий пегас, а слова Элубио о флоте добавили смысл слову «морской». Что Игша имел ввиду под «черным», оставалось загадкой.
Быть может, он хотел сказать, что Кальонь-младший приедет ночью или тайно, или, что еще скорее, его визит несет за собой дурные последствия. Или же городской дурак на самом деле был Видящим, который предсказал появление в городе чернокнижников и указывал на черный предмет.
Мысли мужчины лихорадочно метнулись ко второму пророчеству:
«Редко какая смерть разгуливает рядом с тем, кого не собирается забирать»
Теперь господин Двельтонь не мог больше смеяться над этой фразой, как делал это прежде. Кого имел в виду Игша, он не мог понять, но предполагал, что речь идет о семье Кальонь. Видимо, Элубио все-таки не планирует причинять ему вред, хотя у Родона и не было гарантий, что он мыслит в правильном направлении. Возможно, городской сумасшедший имел ввиду Инхира Гамеля или даже самого чернокнижника. Если последним являлся Эристель, то все сходится, но если все-таки нет? Что делать тогда?
Третье предсказание звучало еще более странно:
«Ни одна метла не выметет столько пыли, сколько будет в этом городе»
Что означало последнее видение пророка, мужчина понять не мог. Неужто город поглотит песчаная буря, которой здесь отродясь не было?
Родон терялся в догадках. Кто знает, быть может, «морские пегасы» — это всего лишь глупое совпадение, и подобному вообще не стоило придавать значения? Да и смерть, если подумать, разгуливает с каждым живым. Вот только эти рассуждения ничуть не успокаивали.
Внезапно мужчина, словно на что-то решившись, подозвал к себе слугу и едва слышно произнес:
— Передай Файгину, чтобы немедленно нашел мне Игшу, городского сумасшедшего, и как можно скорее доставил его в замок.
Слуга молча кивнул, после чего покинул комнату. Родон проводил его мрачным взглядом. То, что какой-то чокнутый выбил из колеи самого смотрителя города, никак не укладывалось в голове, однако и закрывать глаза на свои догадки в данном случае могло быть непростительно опасно.
Элубио продолжал заливисто рассказывать о достижениях своей семьи, а Родон смотрел куда-то в пустоту, думая лишь о том, что еще может сообщить ему Полоумный Игша, и успеют ли они встретиться до проведения магического ритуала?
II
Обычно то, что вечером напоминает катастрофу, на рассвете утрачивает свои мрачные очертания. Солнечные лучи соскабливают тени со всего, что ночью кажется безысходным, и в сознание закрадываются первые штрихи надежды. Но, к сожалению, бывают и исключения. Время имеет свойство либо накаливать обстановку, либо охлаждать. В случае Родона Двельтонь любая, даже самая незначительная минута играла против него. Элубио Кальонь настаивал на проведении магического ритуала уже с вечера, отчего окончания завтрака ждал с нескрываемым нетерпением. Но, когда Родон вновь начал диктовать свои условия, молодой мужчина уже откровенно выразил недовольство.
— Если вам нечего бояться, к чему это бессмысленное промедление? — рассердился Элубио.
В его словах прозвучал вызов, уже не прикрытый уважением к господину Двельтонь ни как к старшему, ни как к хозяину дома. В карих глазах Элубио даже промелькнула снисходительная насмешка, словно он был охотником, который загнал свою добычу в угол. Юноша чувствовал свою власть, потому что впервые в жизни она у него появилась, и Кальонь-младший был буквально опьянен ею. Прежние отношения с Родоном оказались с легкостью перечеркнуты, и теперь Элубио не желал «пресмыкаться». Ответ Двельтонь вызвал в нем лишь очередную волну раздражения.
— Повторяю, мы проведем ритуал, когда вернутся оба лекаря, — голос Родона звучал холодно и резко. — Я не обязан объяснять свои решения, но в этот раз закрою глаза на твою дерзость, Элубио, и отвечу: утром я принимаю посетителей, и я не собираюсь менять свои привычки в угоду твоему нетерпению. Сегодня хороший день. Пойдите с Найаллой на прогулку. Когда есть, чем заняться, время тянется не так медленно.
С этими словами Родон кивнул на дверь, точно подгоняя Элубио, как глупого мальчишку. То, что молодой Кальонь так бесцеремонно является в его кабинет со своими требованиями, крайне не понравилось мужчине. Обычно сияющий и лучезарный Элубио словно утратил свою золотую маску, и теперь уродливая ржавчина красовалась на его истинном лице.
Впрочем, больше Элубио спорить не стал. Криво ухмыльнувшись и отвесив театральный поклон, юноша стремительно удалился. Звать на прогулку Найаллу он не стал, а уединился в своей комнате, где начал составлять письмо своему отцу. Элубио нервничал, как бы проклятый Двельтонь вообще не отказался от проведения ритуала.
Дописав последнюю строку, Кальонь вызвал личного посыльного и передал ему запечатанное послание, после чего немедленно отправился к своим колдунам. Рикид и Баркал без колебаний согласились на верховую прогулку по городу, но влекли их не красоты местных улочек да шумливость базара, а уединенный берег реки, где можно было спокойно поговорить о сложившейся ситуации. Как известно, любые стены имеют уши, поэтому Элубио счел нужным остановиться на мосту, откуда любой незваный гость будет заметен издалека.
— Если он будет и дальше тянуть время, придется вмешаться отцу, — начал молодой Кальонь, мрачно глядя на бегущую внизу воду. — Подумать только, я еще буду опозорен в глазах собственных родителей из-за этого проклятого феодалишки. Как вообще эта сошка смеет огрызаться?
— Вы всегда можете доложить о происходящем правителю Южных Земель. Уж он заставит Родона подчиниться, — Рикид заговорил первым, желая успокоить своего господина.
То был седовласый мужчина лет пятидесяти семи с холодными синими глазами. Его голос звучал низко, поэтому с непривычки у большинства собеседников по коже пробегали мурашки. Лицо Рикида отличалось резкими чертами и длинным носом, отчего внешне мужчина напоминал хищную птицу. Облачен этот человек был в черную мантию без каких-либо узоров, лишь на его шее висели какие-то странные амулеты из серебра, а на пальцах красовались кольца с полудрагоценными камнями.
Второй колдун, Баркал, был моложе Рикида всего на пару лет, однако волосы его были жгуче-черными, длинными и спутанными, словно мужчина понятия не имел, что такое гребень. Глаза его были карими, а взгляд острым, как кинжал, который вспарывал собеседника с насмешливой жестокостью. Если бы не манера колдуна при разговоре кривить губы, Баркала можно было счесть привлекательным, даже красивым. Вот только с женщинами этот человек был весьма жесток. Его первая жена скончалась через несколько месяцев после заключения брака от неизвестной болезни, на самом деле вызванной ядом. Вторая попросту исчезла без следа, благо семья Кальонь помогла замять эту неприятную историю.
