Чародей и Дурак - Джонс Джулия (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Пошли, Джек, — сказал Таул, протягивая ему руку. — Постараемся за этот день пройти побольше.
Рыцарь с радостью заметил, что Джек улыбнулся ему в ответ. Таул уже довольно долго наблюдал за Джеком и догадался, о чем тот думает. Таул затем и подошел, чтобы ободрить его по мере сил. Красно говорить он никогда не умел — он только протянул парню руку и сказал единственные слова, которые хоть что-то значили: «Ты не один».
Таул прожил довольно, чтобы знать цену этим словам. Много лет назад Тирен изменил его жизнь, сказав ему то же самое.
Время мало что значит для узников, страждущих и горюющих. Дни и ночи проходят как тени во мраке их тягостного существования.
Таул до сих пор не знал, сколько времени прошло с того дня, как он узнал о смерти своих сестер, до той ночи, когда он оказался в Вальдисе. Недели и месяцы длятся целую жизнь для человека, потерявшего душу. Ибо в тот день на болотах Таул лишился самой сути своего бытия — своих родных и своей души. Сестер больше нет — и покуда он добивался славы в Вальдисе они легли в могилу.
Отца Таул не винил. Отец у них безмозглый пьяница — Таул знал это с тех пор, как стал себя помнить. Нельзя было оставлять на него сестер. Нельзя было обманываться парой красивых слов да пригоршней золота. Пусть отцу повезло в карты — Таул должен был знать, что выигравший игрок ни за что не уймется и непременно вернется к игре.
Таул клял себя за то, что не подумал об этом, а побежал в грейвингскую гостиницу «Камыши», как только отец заявился домой.
Таул и посейчас не мог избавиться от гнева, который почувствовал при возвращении отца. Он помнил, как загорелся ревностью, увидев любовь сестер к блудному батюшке, и помнил кипящую в груди ярость, которая выгнала его из дома еще до рассвета. В то время, как ни смешно, он говорил себе, что наконец освободился, но свобода уже и тогда имела горький вкус, и Таулу понадобилось много месяцев, чтобы избавиться от этой горечи.
И вот три года спустя он расплатился сполна за свою поспешность и за свою ярость. В день, когда он приехал на болота, его жизнь прекратилась. Надежда умерла в нем, и он не видел ничего, кроме своей потери. Вальдис, второе кольцо, только что выжженное на коже, мечты о славе и надежды на будущее — все утратило смысл. А виной всему была его собственная гордость.
Таул рассек тогда свои кольца, отбросил в сторону меч и поскакал куда глаза глядят. У него не было цели — была лишь неуемная жажда поскорее убраться с болот. Он не знал в жизни времени страшнее этого. Он гнал и гнал коня во весь опор, не оглядываясь назад, — только так он мог спастись от дум. Конь наконец пал под ним. Таул поднялся с земли, проклял измученное животное и устремился прочь, бросив коня на медленную, но верную смерть. Теперь он стыдился этого — стоило вспомнить хотя бы, куда принес его конь.
На рассвете следующего дня Таул увидел, что оказался в долине к югу от Вальдиса. Он так долго скакал, не разбирая ни времени, ни местности, что искренне удивился этому. Не сюда ли он стремился с самого начала, сам того не ведая? Таул взглянул на свои кольца — воспаленные, покрытые запекшейся кровью — и решил, что пойдет к Тирену и скажет ему, что больше не может быть рыцарем.
Тирен, несмотря на свой нынешний сан, принял Таула, как только тот пришел. Он спрятал за пазуху какое-то письмо, которое держал в руках, и дружески обнял Таула. Таул оттолкнул его.
— В чем дело, сын мой? — Тирен бросил взгляд на кольца Таула. — Что случилось?
Таул, не выдержав наконец, упал на колени и зарыдал как ребенок.
— Они умерли, — выговорил он наконец. — Они умерли.
Тирен обхватил его руками. Откуда ни возьмись появились теплые одеяла и две фляги с крепкой брагой.
— Твои родные? — спросил Тирен, подавая Таулу одну из фляг.
Таул кивнул, не в силах произнести ни слова. Да и какими словами рассказать о том, что случилось?
— Я не могу быть больше рыцарем, — только и вымолвил он немного погодя.
Тирен поднял руку к груди, где виднелось письмо.
— Сын мой, — торжественно произнес он, — ты нужен ордену. Ты нужен мне. Я тебя не отпускаю.
Таул свирепо потряс головой.
— Как может человек без души быть рыцарем?
Вот тогда-то Тирен произнес слова, которые все изменили:
— Ты не один. Нам всем сопутствует отчаяние. Третье кольцо не заслужишь без крови и множества жертв. Никто не может познать славу, не познав прежде боли и страданий. Ты не первый рыцарь, потерявший свою семью. Каждый, кто приходит в Вальдис, расстается с тем, что ему дорого. Теперь тебе остается одно: сделать так, чтобы смерть твоих сестер не была напрасной. Только так обретешь ты вновь свою душу. Ручаюсь тебе: если ты сейчас уйдешь из ордена, ты будешь жалеть об этом до конца твоих дней. И умрешь с позором, зря прожив свою жизнь. Если же останешься и исполнишь мою просьбу — клянусь, ты будешь спасен.
Произнося эту речь, Тирен был словно бог, и его карие глаза сияли неземным светом. Таул верил в него. Благоговейно склонив голову, Таул спросил:
— Что я должен делать, господин мой?
Тирен достал из-за пазухи письмо и показал его Таулу, не дав, однако, в руки.
— Мудрец Бевлин просит прислать ему рыцаря. Он ищет мальчика, который должен остановить всемирную войну до того как она начнется...
XII
— Нет, Боджер, ты уж мне поверь: самое страшное для солдата — не исроанский огонь.
— Но исроанский огонь сжигает все подряд, Грифт: камень, железо, самую крепкую кожу. Он даже в воде горит.
— Ну и что? Пустит на тебя твой приятель струю — вот и всех делов. Моча мигом гасит исроанский огонь. Нет, Боджер: для солдата самое страшное — это дохлый кролик.
— Дохлый кролик?
— Да, Боджер. Все знают, что дохлые кролики смердят гаже всего на свете. Ничто так скверно не действует на человека. Меня тошнит при одной мысли об этом.
— Но почему именно кролики так смердят, Грифт? Почему не скунсы?
— Я рассказывал тебе о брачных обычаях кроликов, Боджер?
— Рассказывал, Грифт.
— Ну так пошевели мозгами и сложи одно с другим.
Боджер сдвинул брови, выпил вина и торжествующе улыбнулся:
— Я понял, Грифт.
Грифт просиял, словно гордый учеником учитель, и улегся поудобнее.
— Нам повезло, что Кайлок обнаружил высокоградский подкоп.
— Да уж. Кому бы в голову пришло, что Высокий Град захочет подкопаться прямо под дворец?
— Но Кайлоку не во всем везет. Вчера стену проломили, и пять сотен черношлемников полегли, защищая брешь. Говорят, там была настоящая бойня.
— Угроза еще осталась, Грифт. Я эту брешь своими глазами видел. Ее загородили бревнами и окопали траншеей, но один хороший приступ — и ее снова прорвут.
Грифт кивнул.
— Завтра тебе уже будет не до этого, Боджер. Письмо при тебе?
— Да, и запечатано чин чином. Уже час, как госпожа Меллиандра мне его дала. Говорит, я должен доставить его во вражеский стан завтра чуть свет.
— Ты не боишься, Боджер, нет?
— Да вот думаю, не взять ли мне с собой какой-нибудь белый флаг. Как бы они меня не пристрелили.
Грифт подумал немного.
— Возьми, Боджер. Так, на всякий случай. Главное, чтобы они узнали, от кого письмо, — а уж тогда они примут тебя с распростертыми объятиями. Лорд Мейбор говорит, что видел над их осадной башней герцогский флаг. Стало быть, они с самого начала сражаются за герцогского законного наследника.
— Недаром лорд Баралис велел сбить тот флаг, как только его увидел, Грифт.
— Ясное дело, Боджер. Герцогский флаг даже во вражеском лагере ему не по вкусу.
Боджер допил вино и, оглядевшись по сторонам, сказал тихо:
— Не один лишь Высокий Град защищает госпожу Меллиандру. В городе есть люди, которые готовы предпочесть ее Кайлоку. Нынче я видел, как герцогская стража уводила с Кабацкой площади двоих — те собрали целую толпу и говорили, что незаконный отпрыск герцога и то лучше, чем кровожадный чужеземный король.