Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич (лучшие книги .TXT, .FB2) 📗
Я в один миг взлетел по лестнице и заколотил кулаком в дверь.
— Открывайте! Это я, Серый!
И снова плеск. Громче. Ближе.
— Серый, ты?
— Я! Живее!
Почудилось, будто в подтопленном помещении стало ещё темнее, словно бы такое вообще могло быть, всего так и затрясло, но вот уже скрипнул брус и приоткрылась дверь. Я протиснулся в щель и коротко выдохнул:
— Запирай!
Лука так и поступил.
Заворочался кто-то из разбуженных шумом мелких, кто-то захныкал во сне.
— Как сходил? — шепнул мне Лука.
Я не ответил. Просто никак не мог унять сбившееся дыхание. Молча ткнул пальцем вверх и двинулся к лестнице на чердак. Лука растолкал Гнёта и поспешил вслед за мной.
— Как сходил? — повторил наверху он свой вопрос.
— Да там ночью вообще никто не спит! — хрипло выдохнул я. — Днём на улицах и то народу меньше!
И да — мои слова Луку нисколько не порадовали. Разочаровываю сегодня решительно всех.
Встал с гудящей головой, заложенным носом и ломотой во всём теле. Мало того что никак уснуть не мог — всё лежал и вслушивался в шорохи и скрипы, так ещё когда забылся в беспокойной полудрёме, начала сниться Рыжуля. До самого утра девчонка то высовывалась из окна в совершенно непотребном виде, то танцевала на сцене, задирая ноги выше головы.
Проснулся с ясным осознанием того, что Большому Ждану её не отдам.
Впрочем, знал это и до того.
Не отдам!
Отпустило меня в церкви. Ещё до энергии неба дотянуться не успел, а уже стало хорошо и спокойно. Никакой магии, это сама по себе умиротворяющая атмосфера таким образом сказалась. Подумалось даже, что ничего плохого в постриге и нет вовсе.
Я от неожиданности чуть вслух чертей драных не помянул, до того своим мыслям поразился.
Нет, нет, нет! Мне такого не надо!
Никакого пострига, никакого этого самого… А! Безбрачия!
Так разволновался, что едва силу небесную в себя втянуть сумел. Мигом взопрел, но зато и головная боль отпустила, и ломота прошла. Насморк разве что никуда не делся, только это сам виноват — нечего вчера по холодной воде бродить было. Мало того что страху натерпелся, так ещё и простыл.
Вроде бы — наплевать, вроде бы — травяного отвара выпить и всё пройдёт, но как-то очень уж маетно было на душе. Ещё и мелкий дождик накрапывать начал. В итоге на рынок не пошёл и направился прямиком в Гнилой дом. По пути всё по полочкам разложил и решил, что не имеет никакого значения, сорвёт Лука свой заветный большой куш или это дельце не выгорит. Раздобудет деньжат и заплатит оброк Бажену — отлично, нет — тоже не беда. Возьму и утащу Рыжулю из города, даже слушать ничего не стану. Ей при таком раскладе на Заречной стороне ничего хорошего не светит.
Страшно? Нет, давно к такому готов.
Когда вернулся, Рыжуля хлопотала у печи. Ей было откровенно не до меня, так что сразу переоделся и попросил:
— Заприте за мной!
— Опять на весь день пропадёшь? — нахмурилась девчонка.
— Не! Скоро буду! — отозвался я и отправился прямиком на свой островок.
Встал на прогалине меж камышей, запрокинул голову к хмурому тёмному небу, с которого сыпалась мелкая морось, безмолвно взмолился.
Ну же, небеса! Хоть подскажите, что делаю не так!
А если всё делаю правильно, то какого чёрта⁈
Я ж не чужой кусок урвать пытаюсь! Своё взять хочу! Это ведь мой талант! Мой дар, не чей-то ещё! Жалко вам, что ли? Или недостоин? Но ведь из босяков тоже тайнознатцы выходят!
Размеренно задышав, я потянул в себя энергию и — безуспешно, и — ничего. Тогда попытался сосредоточиться на всякий раз возникавшем при первом вдохе небесной силы ощущении тепла.
Давай! Давай! Давай!
И вновь — впустую.
Вместо призрачного тепла потянуло всамделишным прохладным ветерком. Камыш закачался, меня начало знобить. Ещё и нос окончательно заложило, пришлось дышать ртом. Я напрягся так, что на глазах выступили слёзы, показалось даже, будто всё кругом затопила туманная дымка, а дальше словно болотной водой в лицо плеснули!
Беззвучно хлопнуло, и мир изменился — его заполонила тишина, враз стихли все шорохи. Накатила волна неприятной стылости, и я не успел остановиться, втянул её в себя, привычным образом прогнал по телу и выплеснул вовне.
А-ах! Меня скрутила болезненная судорога, да ещё разом проморозило от пяток и до макушки, я оказался не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться — тело потеряло всякую чувствительность, лишь пульсировал под правым коленом горячий уголёк боли. Он-то своим мерзким жжением и не дал провалиться в забытьё. Вроде как даже — спас.
Полупрозрачная туманная дымка потекла и сгустилась, сосредоточилась в одном пятне, а то обернулось призрачной фигурой, вытянутой под стать хищной рыбине.
Приблудный дух встрепенулся и нацелился на меня, дикий ужас придал сил и помог скинуть ступор, я с хрипом втянул в себя стылый воздух, впитал наполнявшую его небесную силу и тут же качнулся вперёд.
Выдох-толчок!
С беззвучным воплем я выбросил перед собой растопыренную пятерню и в полном соответствии с подслушанными наставлениями вытолкнул всю энергию разом, отгородился этим выплеском от приблудного духа.
Отторжение!
Рука онемела до самого локтя, зато приказ не только перехватил уже метнувшуюся ко мне потустороннюю тварь и остановил её на полпути, но ещё и вышиб из нашего мира. И сразу сгинула давящая тишина, вновь вернулись звуки.
Стук крови в ушах, сиплое дыхание, шорох камышей за спиной…
Шорох⁈
Повеяло опасностью, и какое-то неведомое чутьё подсказало, как избежать неминуемой гибели; будто на ухо шепнули: «Вперёд и влево! Живей!»
И я прыгнул. Мышцы ещё толком не отошли от сковавшей их стылости, но точно увернулся бы, не проскользнись на траве правая нога. Рывок вышел смазанным, кто-то дотянулся сзади, вцепился в руку и не позволил удрать. Меня крутануло, и на ногах я не устоял, спиной улетел в камыши, а там рухнул навзничь, прямиком в жидкую грязь.
Сверху упала перепачканная илом и тиной фигура, удар вдавил ещё глубже, но здесь было мелко, и лицо осталось над водой. А вот пошевелиться — нет, пошевелиться не вышло. Неведомая тварь оказалась тяжеленной, да ещё шею мёртвой хваткой сдавили ледяные пальцы, и враз стало нечем дышать. В голове зашумело, от шибанувшего в нос зловония к горлу подкатил комок тошноты.
Физиономия пытавшейся удавить меня страхолюдины жутко разбухла, а светящиеся белым глаза превратились в две щёлочки, и даже так я узнал скрипача-фургонщика.
Утопец! Это утопец!
Я не сумел ни спихнуть его, ни вывернуться, тогда вцепился в разбухшие запястья, но и попытка оторвать от шеи необычайно сильные пальцы успехом тоже не увенчалась. Кожу обожгло лютым холодом, мне бы сделать вдох — хлебнуть воздуха и хватануть разлитой вокруг стылости, да только поди хлебни, когда того и гляди чужая хватка гортань сомнёт!
Навалилась слабость, понемногу я начал проваливаться в забытьё и тогда оставил лихорадочные попытки привычным образом втянуть в себя небесную энергию, а вместо этого, повинуясь внезапному озарению, потянулся к ней сам. И — выгорело! Впитал крохи бодрящей стылости!
Пустое!
Прежде чем успел отшвырнуть утопца приказом, энергия испарилась, исчезнув неведомо куда. Одновременно глаза дохлого скрипача засветились самую малость ярче, и стало ясно, что он не просто душит меня, но ещё и вытягивает саму жизнь!
Вспомнилась иссушённая плоть бродяги, и душу острой болью резанула тоска, а в следующий миг она обернулась лютой злобой. Приступом бешенства даже!
Я чужого не беру, но что моё, то моё! Не отдам!
И я рванул обратно то, что искренне полагал своим! Рванул, забрал, впитал, разогнал по телу! Восполнил утраченную жизненную силу и даже остался в прибытке!
На этом и погорел.
Единственного многажды отработанного усилия оказалось достаточно, чтобы превозмочь волю утопца, и я вырвал из него всю энергию разом. Вырвал и втянул в себя. А выплеснуть вовне уже не смог.
