Путница - Громыко Ольга Николаевна (е книги txt) 📗

Человек спал беспокойно. Губы шевелились, глаза дрожали под веками, голова изредка моталась из стороны в сторону. На шее веточкой вздулись вены, тронь зубом – хлынет.

Но крыса не собиралась кусаться.

Да и пасть у нее была занята.

Глава 13

– А это нам зачем? – озадаченно спросил Цыка. – Мы ж вроде как ров копать ехали.

Обоз с мужиками и охраняющие его тсецы остановились на краю леса. Коров загнали в тень, с одной из телег, откинув рогожу, сняли пук грубо обструганных палок.

– Накопаетесь еще, – пообещал следящий за раздачей знаменный [3],– ко рву покуда лопат не подвезли. Вы ж защитники своей земли, а? Будете ее защищать-то, ежели что?

Мужики нестройно замекали, и только Мих громко, отчетливо пробасил:

– А от кого?

– Во-о-от, – довольно протянул тсец, делая вид, что не расслышал одинокого голоса. – А как вы ее защищать-то будете, если даже палку толком держать не умеете?

Мих презрительно фыркнул, выбрал палку покрепче и, к удивлению друга и Колая, ловко крутанул ее над головой, потом за спиной, с перебросом в другую руку, и перед собой, щитом.

Мужики вокруг попятились, знаменный заинтересовался, подошел поближе:

– Что, служил?

– Было дело, – нехотя признался батрак.

– Ну-ну… – Тсец внезапно ткнул Миха в живот своей палкой, тот без труда отбил. – Будешь «ладонью» [4],– решил знаменный. – Еще мастаки подраться есть?

Несколько мужиков робко подняли руки. Двух тсец забраковал, семерых утвердил.

– Ты не рассказывал, – с обидой заметил Цыка другу.

Мих появился на хуторе несколько лет назад, хмурый пришлый бродяга, – впрочем, он быстро прижился и оттаял, сдружился с батраками. Про родную веску, брошенную из-за ссоры с отчимом, Мих говорил много и охотно, но что между побегом и хутором что-то было, никто не догадывался.

– А, чего там рассказывать. – Чернобородый поглядел на зажатую в кулаках палку с одобрением, но без жадности, как на бывшую, случайно встреченную подружку, с которой разошлись полюбовно. – Покрутился три года в наемниках, вот кой-чему и научился.

– А почему бросил? – с завистью спросил Колай. В детстве он тоже мечтал стать бродягой-героем, но сначала отец подзатыльниками вразумлял, а потом свой ум отрос.

– Да ну. – Мих уткнул палку концом в землю, оперся на нее, как старик. – В батраках оно спокойнее. По молодости мечом машешь – вроде здорово. Дружки завидуют, девки улыбаются, в толпе дорогу уступают. А как ткнешь или ткнут им впервые… Катись оно все к Сашию! – Батрак сплюнул, заозирался: – Кстати, куда наш молец задевался?

– А, – отмахнулся Цыка, – совсем рехнулся. Ходит, вещает. Про Хольгу что-то там, про заповеди ее, про конец света, про знамения. Я вчера послушал чуток – чуть не стошнило. Помнишь, у нас в веске старика крысы сожрали? Ну так наш молец теперь это всем грешникам обещает, в подробностях, будто сам черепа обгрызал. Еще что-то там про гром с ясного неба, про волну приливную…

Мих уже и сам заметил мольца: тот стоял в окружении мужиков и вдохновенно блеял, яростно жестикулируя и время от времени воздевая посох к небу. Лица у слушателей были завороженные – еще бы, они ж не видели, как у этого придурка постепенно черепица едет. В молодости-то был мужик как мужик, и гульнуть и выпить, а сейчас, вишь, Хольга к нему в башку как к себе домой заходит!

– Так, кончай треп! – покончив с раздачей, рявкнул знаменный. – Разбились на «кулаки» и встали вдоль леса… лицом ко мне, дурачье! Да не толпитесь, как овцы, в рядок выстройтесь! Покуда время есть, заодно подготовим из вас ополчение. Еще спасибо за науку скажете, когда на ваши вески какая-нибудь шелупонь полезет!

К утру в избушке стало до того душно и жарко, что Рыска проснулась с рассветом и долго ворочалась, выставляя из-под покрывала то ногу, то спину, но задремать так и не смогла. Встала и начала готовить, щурясь от тупого нытья в висках. Отоспалась, называется…

Двигаться приходилось на цыпочках: Жар негромко похрапывал приоткрытым ртом, наполовину высвободившись из-под покрывала. Альк вообще сбросил свое на пол – а спал он нагишом и на спине.

Рыска раз прошла мимо этого безобразия, другой. Потом не выдержала, подкралась, подобрала покрывало и, затаив дыхание, попыталась осторожненько уложить его на место.

– Да. Не жалуюсь, – самодовольно сказал Альк, не открывая глаз.

Девушка от неожиданности чуть покрывало не выронила.

– Я тебя просто накрыть хотела! Замерз же, наверное, – неловко пояснила она и почувствовала себя еще глупее.

– Да ладно, любуйся, мне не жалко. – Саврянин зевнул и потянулся, выгнув хребет.

– Ничего я не любуюсь! – Рыска возмущенно набросила покрывало ему на голову. – Было бы на что!

– А есть с чем сравнить? – Альк выставил руку, и ткань стекла по ней.

Девушка прикусила губу. Ну… видела, конечно, но как бы в другом виде и лично ей, Рыске, не угрожающем! А саврянин еще и смотрит на нее так откровенно, бесстыже, недвусмысленно. Издевается, конечно, но девушка в который раз проиграла: покраснела и отвернулась.

– Одевайся давай, – с досадой пробормотала она, – скоро завтракать будем.

Друзья еще вчера расспросили хозяйку, что здесь да как, и, выбравшись на местный рыночек, потратили остаток денег на хлеб, крупу, лук, сало и яйца – готовить самим выходило много дешевле, чем ходить в кормильню. А хозяйка творог и молоко за полцены уступила, из не проданного с утра.

Но вся Рыскина радость от удачного дня испарилась, когда, вернувшись домой, девушка обнаружила, что Алька все еще нет. Даже Жар перепугался, хоть и костерил саврянина последними словами, желая ему не вернуться никогда. Друзья до темноты по поселку кружили, но заглянуть в кормильню не догадались – что безденежному человеку там делать?

– Могла бы и в постель подать, – нахально заявила пропажа, заставляя пожалеть, что она нашлась.

– Я тебе за вчерашнее вообще тарелку на голову надену! Ты нас больше так не пугай, – дрогнувшим голосом попросила девушка. – Если надолго уходишь, предупреждай хотя бы!

– Ладно, – согласился Альк. – Буду пугать по-другому.

Саврянин приподнялся за штанами – и на пол с веселым звоном хлынул водопад монет. В основном медьки, среди которых серебристыми карасиками проблескивали сребры; пару раз даже золотинка мелькнула, но Альк с Рыской не приглядывались – просто таращились с открытыми ртами.

– Что там у вас? – подскочил Жар. – Опа…

Отвисших челюстей стало на одну больше.

– Кем ты там в кормильне устроился? Менестрелем? Или нищим у входа? – Вор заглянул на печь. Весь промежуток между Альком и стеной оказался усыпан, как чешуей, монетами. – Или ты за выход деньги брал? Целым выйти – сребр, без руки – пять медек, без…

– Да я вообще не знаю, откуда они здесь взялись! – наконец обрел дар речи саврянин. – Мне пока не платили.

– Хочешь сказать, что они лежали на печи с вечера, а ты их не заметил?

– Да не лежало тут ничего! Только покрывало и подушка. – Совсем сбитый с толку Альк поднял ее и вздрогнул: в уголке сидел, сжавшись, маленький темный крысенок.

Саврянин завороженно протянул к нему руку, и зверек без колебаний тяпнул его за палец.

– Ах ты зараза!!!

– Это возмездие, – злорадно сказал Жар. – Погладь его еще раз, второй рукой, за меня!

Альк бросил подушку обратно, за кончик хвоста выудил из-под нее придушенного крысенка и поднес к лицу. Тварюшка с сердитым писком перебирала лапками, будто вызывая мучителя на кулачный бой.

– А сам за хвост не любишь! – с упреком сказала Рыска. По сравнению со взрослой крысой зверек казался трогательно маленьким и почти симпатичным.