Ранние рассветы (СИ) - Чурсина Мария Александровна (книги хорошего качества TXT) 📗
Конечно, решать ещё рано, да и вообще нельзя решать под влиянием эмоций, но когда же обходилось без них?
Луч фонарика выхватывал из полумрака переходы и арки, пустые дверные проёмы, ниши, забитые досками окна, снова, снова, снова. Сабрина сказала, нужно подниматься выше, как минимум этаж на четвертый. Чем выше, тем громче аномалия, тем охотнее она приближается людям. Но выше шестого — нельзя. Миф запретил, и запрещали всезнающие авторы методички. Жирный восклицательный знак — опасность.
— Скажи честно, он тебе нравится? — произнесла Сабрина вполголоса. На третьем этаже говорить расхотелось даже ей. Главная лестница оказалась разрушена, и — как они вовремя заметили — затянута серебрящейся от искусственного света паутинкой. Пришлось разворачивать карту, искать обходные пути.
— Миф? — растерянно переспросила Маша. — А тебе разве нет?
— Он ничего так, — дёрнула плечом Сабрина. — Но я о другом.
Они молча поднялись по крутой чёрной лестнице. Рука у Маши дрогнула, и фонарик вместе с ней. Луч света метнулся в сторону, выхватывая из темноты гладкую стену с алой надписью-граффити. Толстые ножки буков походили на жучиные брюшки. Много перевёрнутых на спину жуков. Маша сощурилась, пытаясь прочитать.
— На… па… что-то иностранное?
— Не уходи от разговора, — укоризненно поддела её Сабрина.
Маша споткнулась о последнюю ступеньку, схватилась за перила. Из-под ног вниз полетели мелкие камешки. Она повернула луч фонарика к себе — на пальцах осталась липкая чёрная грязь.
— Я не влюблена в Мифа, если хочешь знать.
— Но ты близка к этому? Меня это очень беспокоит. Я думаю, лучше тебе отказаться от его руководства, пока не натворила глупостей. Слышишь, Маша?
— Давай поговорим потом?
Маше стало мерзенько, как будто внутри большой палкой перемешивали мутную жижу болота. Воспоминания. То, что она попыталась забыть или проигнорировать, списать не случайность, снова полезло наружу. Может, всё потому, что Сабрина была права?
— Вот, наверное, подходящее место.
На плане больница напоминала гигантскую ромашку с восьмью лепестками-крыльями и круглым административным корпусом в центре, из крыши которого, как тычинки и пестики, торчали громоотводы и антенны. Восемь крыльев — восемь отделений, лес вокруг и лучшее оборудование — мечта. Несбывшаяся.
Сабрина бросила сумку на пол. Сюда нисходили две центральные лестницы. Маша опёрлась плечом на стену рядом с тёмным провалом, глянула внутрь: оттуда на неё пахнуло сырым ветром, и дна шахты лифта видно не было, туда не доставал даже свет фонарика.
Они расположились: Сабрина полукругом расставила вокруг себя три прибора, Маша опустилась на корточки, пристроив на колени блокнот. В те несколько секунд, когда их шаги и шорохи уже утихли, а экраны приборов ещё не засветились, они услышали дыхание больницы, как дыхание огромного умирающего животного.
— Так, — сказала Сабрина и прищурилась, глядя на мерцающие голубые экранчики. — Записывай.
Цифры в столбик — рутинная работа. Хорошо бы они сошлись потом в единый график и перемерять не пришлось.
— Слушай, а странно всё-таки, — вставила Маша, — ой, что там было после трёх — запятая — восемьдесят девять?
— Три — запятая — восемьдесят четыре, — повторила Сабрина и тихо припомнила демонов, когда поняла, что за разговорами пропустила две следующие цифры. — Что тебе странно?
— Ну я всё думаю, какая большая больница. Денег угрохали море, наверное, и бросили из-за непонятной ерунды.
— Ну почему же… Тьфу! Я из-за тебя опять цифру пропустила. Всё, молчи.
Маша тяжело вздохнула, чтобы подруга почувствовала её раскаяние, села прямо на пол и, морщась, вытянула затёкшие ноги. Фонарик свалился с колен и, весело позвякивая, покатился к шахте лифта, так что Маша едва успела подхватить его над пропастью. Руку лизнул зловонный подвальный сквозняк.
— Восемь — запятая — двадцать три. Ш-ш-ш…
Сабрина замолчала и обернулась к ней. Восемь — запятая — двадцать… недописанная двойка скрючилась на бумаге, ручка оставила на блокнотном листе длинный вдавленный след.
— Слышишь?
Вздрогнув от её шёпота, Маша вскочила на ноги. Шлёпнулся на пол блокнот.
Сабрина дёрнулась к мерцающим экранам, но очередная цифра замерла на губах. В голубоватом полумраке Маша видела, как знакомо она хмурится, как свет играет в гранях маячков, и её рука дрожала. Двадцать… скорченный лебедь и смятый уголок блокнота.
Тихонько вздохнул над ухом сквозняк. Сабрина дёрнулась вперёд, не глядя щёлкая по кнопкам. Мгновение — и все экраны потухли, замерли стрелки, и разом стало так темно, что с непривычки Маша потерялась в пространстве.
Она смогла вздохнуть, когда руки коснулись шершавой стены за спиной. Поняла, что видит серые стены и тёмный провал шахты лифта. Дальше по коридору было, как будто светлее, туда доходил солнечный свет.
Стояла тишина, какая-то особенная тишина, нарочитая, неправильная. Но потом Маша снова услышала дыхание больницы, услышала и успокоилась.
А через секунду она поняла, чего именно опасалась Сабрина. Откуда-то снизу, как будто из той самой шахты, послышались мерные неторопливые шаги.
— Ну так что это были за шаги? — поинтересовался Рауль, наворачивая круги по кухне. Каждый раз, когда он проходил мимо стола, звенели брошенные тут кружки, а Сабрина у окна показательно закатывала глаза.
Маша пожала плечами.
— Не знаю, послышалось, может. Но может и аномалия так развернулась. — Она помолчала, облизывая ложку от сгущенки. — Странно всё это, потому что мы больше ничего не слышали, хотя потом облазили полбольницы.
Она поймала взгляд Сабрины и растянула губы в улыбке. Они, конечно, ещё раз пять расставляли приборы, прислушивались, светли фонариком во все тёмные углы, но ничего так и не нашли, а все графики, которые Сабрина построила сегодня утром, выглядели угрюмыми барашками на водной поверхности. Такие наловить можно в любом доме. В общем, им нечего было показывать Мифу сегодня на консультации.
— Всё готово, — возвестила Маша, звучно скребя ложкой по краю сгущёночной банки. — Налетайте.
Рауль тут же выдвинул два стула, плюхнулся на один из них и потащил к себе весь торт сразу, заодно собирая пальцем потёки сгущенки на краях блюда.
— Эй! — возмутилась Сабрина. — Понабежали тут.
— С вас заварка, — ввернула Маша, протирая полотенцем широкий железный нож — исчезали одно за другим пятнышки ржавчины на лезвии.
В кухню тихонько протиснулся Ник уже с чашкой, он подцепил чайник за прозрачную ручку, налил себе и сел на свободный стул. «Аромат гибискуса», — прочитала Маша на пачке чая. Цветные ярлычки свешивались из каждой чашки, как флаги поверженных государств. Почему-то стало трудно дышать.
Сабрина открыла было рот, чтобы возмутиться, но только махнула рукой и пошла ставить чайник снова — кипяток подошёл к концу.
— А у вас как с объектом? — поинтересовалась Маша, разрывая неловкую паузу.
Намазанные сгущёнкой вафли весело хрустели под ножом, а в углу Сабрина уже звенела посудой и притворялась, что ничего не слышит. Она до сих пор переживала неудачу, и шли впустую все слова Маши о том, что завтра сущность обязательно проявит себя, да и Миф даст пару подсказок. Честно признаться, Машу и саму вводила в ступор мысль, что у Сабрины могло что-то не получиться.
— Да хорошо, там только сидеть и сидеть, — проговорил Ник с набитым ртом. От его куска торта на скатерть упала капля сгущёнки. — У нас же старая телебашня в речном районе. Там столько сущностей, хоть диссертацию пиши. Всех, наверное, и за практику не опишем.
От грохота все трое вжали головы в плечи — Сабрина бросила в раковину охапку чайных ложек. Постояла, опираясь на край мойки, вздохнула и принялась их мыть. Рауль вопросительно взглянул на Машу, и та в ответ жалобно приподняла брови — не спрашивай.
— Сабрина, ну я же для тебя торт мазала, а ты собираешься весь день ложки мыть?
Та дёрнула плечом вместо ответа.
