Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна (версия книг txt) 📗
– Это вам от одной знатной дамы.
– Но я не знаю никаких знатных… – растерянно начал было он – и понял. – Это от Синиоки?!
– Да. Она посетила меня сегодня днем со своей дамой-наставницей и попросила передать это тебе со словами благодарности. А еще она сказала, что такого отважного буси она не встречала ни разу в жизни, и что на состязании обязательно будет болеть только за тебя.
Щеки Яра стали под цвет шнурку. Дрожащими руками он стянул завязки с глянцевого бумажного рулончика, развернул письмо – и расплылся в улыбке. На листе, изображенный разноцветной тушью, красовался их песочный замок, гордый и непобедимый под нарисованной веткой розовой сакуры, настоящая веточка которой была вложена в свиток.
– Покажь! – сунула нос Лёлька, и брат, не переставая улыбаться, продемонстрировал послание сначала ей, потом Чаёку.
– Как красиво! – всплеснула та руками. – Маленькая Синиока явно не пропускает своих уроков!
При этих словах глаза Ярика загорелись.
– А можно я ей тоже письмо напишу?!
– Конечно!
И Чаёку, не переставая ошеломлять лукоморцев, достала из-за пояса несколько листов чистой блестящей бумаги, шнурок, с пяток небольших веточек каких-то растений, тушницу, несколько брусков разноцветной туши и кисть.
– Ты ведь будешь рисовать?
Яр смущенно потупился.
– Я бы хотел ей стихи написать. Если бы умел. Ведь стихи – это так красиво! Как картина! В них можно выразить то, о чем прозой язык не повернется сказать.
– А ты ей что-нибудь приличное говори, чтобы поворачивался! – подразнила его сестра.
– А ты вообще отвернись!
– Бе-бе-бе!
– Значит, ты всё-таки умеешь писать стихи! – лукаво погрозив ему пальчиком, рассмеялась дайёнкю.
– Наверное, всё-таки нет… – вздохнул мальчик. – Наверное, я ей лучше просто что-нибудь хорошее скажу. Без рифм.
– Длинные письма юным тян писать друг другу не пристало, – проговорила девушка. Княжич подумал, взялся за кисть, поплевал на черный брусок туши, едва не ввергнув дайёнкю в обморок, помусолил там кисть и старательно вывел к своему изумлению летящими иероглифами на чистом вамаясьском:
"Здесь для меня всё ночь. Но словно солнца луч твоя улыбка [81]".
– Вот, тут совсем немного, – показал он свой опус девушке, и брови ее взлетели в удивлении:
– Но это же и есть стихи! И неплохие! А хочешь, я тебе почитаю Хокупи Шинагами? Это самый выдающийся стихотворец Вамаяси за всю ее историю!
И Лёльке, как ни дулась она и не показывала всем видом, что лучше бы послушала про сражения или приключения в их стране, чем про ветки всяких растений, птичек и погоду, пришлось засыпать в обнимку с Тихоном под строки, пережившие своего поэта.
На следующее утро Отоваро пришел за ними едва они успели позавтракать. Переодевшись в выстиранную и высушенную за ночь вчерашнюю одежду, ставшую тренировочными костюмами, Ивановичи вышли за ним на улицу.
– Можно я к Мишане сначала пройду? – Ярик умоляюще взглянул на самурая.
– Куда?..
– К Лысой горе, – перевела Лёка.
– Зачем?
– Я только письмо отдам одному человеку – и всё! – торопливо заверил Яр.
И процессия двинулась к горе, уже вовсю кишевшей детьми и их няньками и компаньонками. Мальчики постарше шли на тренировки или уроки верховой езды, девочки повзрослее сидели под облетающими деревьями и читали или рисовали с натуры, а малышня с радостными воплями носилась, запуская воздушных змеев.
Отыскав взглядом под сакурой знакомое розовое кимоно, Ярик рванулся бежать, но через несколько метров спохватился и перешел на степенный шаг. Синиока, задумчиво водившая кисточкой по бумаге рядом с девочками постарше, словно почувствовала его приближение.
– Привет. Это тебе, – алея, как закат, княжич протянул ей бледно-зеленую бумажную трубочку, перевязанную шнурком цвета сосновых иголок. Веточка сосны ждала своего часа и внутри.
– Спасибо.
Она взяла письмо и опустила глаза. Подождав и не дождавшись, когда оно будет открыто, разочарованный Ярик двинулся прочь и уже почти дошел до дорожки, как услышал за спиной знакомый отчаянный крик:
– Отдай! Это моё!..
Яр обернулся, догадываясь, что увидит – и почти не ошибся. Девочка в сиреневом кимоно чуть постарше Синиоки, подтянув полу своего наряда, неслась со смехом по цветам и траве, и словно лист в ее руке зеленело письмо. Синиока бежала вслед, за ней – пестрая толпа других девочек и присматривающих за ними дам, словно ветер разметал букет, но сиреневое кимоно, проворная, как газель, мчалась, не разбирая дороги, то и дело оглядывалась и хохотала:
– Синиока получила любовное письмо! О, какой тонкий вкус у ее кавалера! Он настоящий даймё! Как бьется ее сердце! Когда же помолвка? Когда же свадьба?
В очередной раз повернувшись к преследователям, она не заметила, как налетела на мальчика лет двенадцати, важно шествовавшего с приятелями по дорожке. Раздался ойк, вскрик, и вся куча-мала детей и придворных – участников забега повалилась на мальчишек. Ярик, не дожидаясь, чем кончится дело, бросился к ним. Лёлька – вслед. Рядом с ней, с гримасой мрачнее тучи, бежал Отоваро.
Тем временем мальчик выхватил свиток из руки испуганно притихшего сиреневого кимоно, увернулся от потерянно пискнувшей что-то Синиоки, развернул и принялся читать:
– Здесь для меня всё ночь… Ха! Это слепец какой-то писал или глупец? Только слепой не видит днем солнца, и только болван не понимает, что в жизни есть не только ночь, но и день.
– Отдай! Не читай! Это не тебе! – выкрикнул Яр. Мальчик поднял голову, и сердце княжича ухнуло в пятки. Обормоту!.. Сын тайсёгуна тоже узнал его, и ухмылка превратилась из снисходительной в хищную.
– Но словно солнца луч! Твоя улыбка! – провыл он, экстатически кривляясь. – Как банально и пошло! Он бы еще сравнил твои зубы, сестренка, с жемчугом, губы с вишней, а кожу с мрамором! [82] Таким поэтам даже считалки сочинять доверить нельзя! А их писульками только ворон в полях пугать и очаги растапливать!
– Отдай! – бледный, как мрамор, с которым он так и не сравнил кожу Синиоки, Ярик прорывался к нему, расталкивая женщин, выворачиваясь из рук сестры и не слыша умоляющих восклицаний Отоваро.
Лёлька, жалея, что не прихватила после вчерашней тренировки свой шест, распихивала матрон и тян направо и налево, но перегнать в куче сбившихся женщин Яра не могла всё равно.
– Моё! – отважно выкрикнул Ярик, первым добравшийся до него.
– Попрыгай! – осклабился Шино-младший, выбросил вверх руку с письмом… и едва не упал.
– Отд… – начал было он гневно, оборачиваясь на человека, вытянувшего у него из пальцев зеленый лист, но прикусил язык.
– Тэнно!.. – пролетел по толпе благоговейный выдох, и все стали падать на колени, словно пронесся невидимый ураган.
– Кланяйтесь!!! – прорычал Отоваро, и княжичи по его голосу поняли, что некоторые распоряжение сенсея надо выполнять быстро, а некоторые – мгновенно. И это было из второй категории. Как подкошенные хлопнулись они на траву, выглядывая искоса объект, ставший причиной суматохи – и увидели.
Высокий худой человек лет двадцати пяти в синем вышитом кимоно, с тонкой ниточкой усов над губой и длинным кротким лицом возвышался среди коленопреклоненных дам и детей как перст. Поодаль, замерев в почтительном ожидании, стояла кучка придворных.
– Здесь для меня всё ночь. Но словно солнца луч твоя улыбка, – медленно прочитал человек, задумался, пожевывая губами, точно распробывая на вкус слова, и медленно кивнул:
– Неплохо. Очень неплохо для двенадцати лет, Обормоту-тян. Передай моё одобрение твоим учителям.
– Это не он написал! Это я! – возмущенно вскинул голову Яр.
– Ваше императорское величество! – яростно просуфлировал Иканай.
– В-ваше императорское в-величество, – вспомнив вдруг всё, что говорил про его стихи Обормоту, пришибленно пробормотал он.
