Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Она посмела.
— Я увидела, что господин тоже празднует, — сказала она, поклонившись, и с лёгкой улыбкой протянула Хайнэ цветок.
Тот растерялся, и в голове у него замелькало сразу много мыслей.
Разве сегодня какой-то праздник? С чего она взяла? Наверное, потому что Хатори вручил ему охапку цветов… Но что это за праздник, почему он о нём ничего не знает?
Одновременно он думал о другом: представлял, как повёл бы себя, если бы был здоров. Девушка, хоть и крестьянка, была довольно симпатична, к тому же неплохо одета, а так называемая «любовь на одну ночь» между знатными господами и простолюдинами не возбранялась. Если, конечно, не оканчивалась тем, что, в нарушение всех существующих правил, совершила Ниси — браком… Но это было не важно. О, если бы он был здоров…
Хайнэ представил, как соскочил бы с повозки, как принялся бы любезничать с девушкой, сыпать шутками — все эти картины вообразились ему до того живо, что его пробрала дрожь.
Реальность была гораздо хуже — в реальности он не решался даже высунуть руку из-под рукава, чтобы взять протянутый ему цветок.
Положение спас Хатори.
— Какой сегодня праздник, госпожа? — спросил он, забирая подарок из рук девушки. — О чём ты говоришь?
— Разве господа не знают? Наша возлюбленная принцесса, светлосияющая, вернулась из путешествия с женихом, прекрасным, как лунный свет, и повелела праздновать по всей стране, дарить друг другу цветы и запускать фейерверки. Сегодня двери всех домов открыты настежь, а каждый гость ценится на вес золота. — Девушка помолчала. — Я не посмею пригласить господина, но если бы он соизволил отпустить своего асталахан…
Хайнэ охватила тоска: он вспомнил тот день, когда был представлен принцессе Таик, когда сердце в его груди впервые заколотилось так быстро при виде реального человека, а мысли наполнились мечтами о нём — о ней. Недолго же это продлилось, очень недолго…
Хатори молчал, не поправляя ошибку девушки.
Впрочем, ошибку ли? Асталахан — верный, преданный слуга, самый любимый у господина, или чаще госпожи, тот, кто всегда находится рядом и выполняет любые поручения. Хатори такой и есть.
Взгляд Хайнэ упал на охапку цветов, которую он до сих пор держал в руках.
Брат ничего не говорил, но ему, конечно же, хотелось пойти. Как он рвался в Ашталер…
— Конечно, я отпускаю моего асталахан, — сказал Хайнэ, ни на кого ни глядя. — Пусть идёт.
Хатори с готовностью спрыгнул с повозки.
«Он действительно уйдёт и оставит меня одного, беспомощного?!» — промелькнуло в голове у Хайнэ.
Названный брат оглянулся через плечо.
— Не волнуйся, господин, твой асталахан вернётся через четверть часа.
Он быстро зашагал вслед за девушкой.
Хайнэ несколько мгновений смотрел на них, а потом, не дав себе времени опомниться, высунулся из повозки и закричал:
— Подожди, я пойду с тобой!
В тот момент он почувствовал дикий ужас, как и всегда при мысли о простолюдинах и об уродстве, которое мерещились ему в их бедняцких поселениях, но в конечном итоге ему не пришлось пожалеть о своём поступке.
Когда он появился в крестьянском доме — вероятно, самом лучшем в деревне, но всё же выстроенном из простого дерева и незамысловато обставленном — хозяйка выбежала навстречу, упала перед ним на колени.
Люди, толпившиеся у задней стены комнаты — вероятно, её мужья и дети — стояли, низко опустив головы.
Пусть под его одеждой и скрывалось уродливое тело, но они видели только парадное облачение из ярко-красного шёлка, расшитого экзотическими птицами, и для них Хайнэ представлялся почти божеством — всего лишь рангом ниже членов императорской семьи.
А то, что Хатори при этом нёс его на руках… ну, так стопы божества и не должны касаться земли, не так ли?
Странно только, что такие же люди когда-то чуть не разорвали его в клочья на площади Нижнего Города.
Великая честь для нашего дома — твердила мать семейства, прилежно отбивая поклоны — ваше появление принесёт нам счастье на весь будущий год. Вы, без сомнения, так же красивы, как Онхонто, будущий муж нашей прекрасной, светлосияющей…
От последнего замечания у Хайнэ заледенела кровь.
…Есть ли что-нибудь, чего бы хотелось господину, что-нибудь, что мы могли бы для него сделать?
— Дайте мне бумагу и тушь, — попросил Хайнэ.
Он остался в крестьянском доме до вечера — частично ради Хатори, частично ради вожделеющих взглядов старшей дочери, той самой, которая подарила ему в поле цветок.
«Она ничего от меня не получит, но решит, что это потому, что я счёл её недостаточно привлекательной. Она будет мучиться, желая меня. Может быть, она не забудет меня до конца жизни», — думал Хайнэ, и разрывался между болезненным удовлетворением и опустошающей тоской, вызванными этими мыслями.
Хайнэ-на-бумаге, здоровый, остроумный и изысканный, тоже разрывался, но по другому поводу: то ли всё-таки подарить красавице ночь любви, которую она желает, то ли отказать, храня верность своей единственной и ненаглядной возлюбленной, ждущей его где-то в столице.
— Опять пишешь свои рассказы? — мимоходом поинтересовался Хатори, давно знавший о том, чем занимался Хайнэ, однако не демонстрировавший желания узнать подробности.
Однажды Хайнэ строго-настрого запретил ему приближаться к его бумагам, и Хатори послушался.
Теперь Хайнэ уже не знал, то ли радоваться этому, то ли, наоборот, жалеть.
Они сидели на широкой открытой веранде, чуть приподнятой над землёй, и лёгкий ветер доносил из сада шелест травы, стрекот цикад и голоса людей — широкие ворота были отворены настежь, специально, чтобы благородный господин мог полюбоваться огненной потехой на центральной улице.
Среди извилистых ветвей то тут, то там мерцали таинственные зеленоватые огни — фонари в деревенском саду заменяли многочисленные светлячки, вьющиеся над деревьями.
Примерно через четверть часа снаружи совсем стемнело, и голоса неожиданно стихли.
Старшая девушка, всё это время безмолвно сидевшая в углу комнаты, поднялась на ноги и плавно приблизилась к гостям.
— Мы все хотим разделить в эту ночь счастье светлейшей госпожи, — произнесла она тихим, чарующим голосом, — её великое счастье в любви. Не хотите ли прогуляться со мной в сад?
И протянула руку.
Хатори.
Хайнэ с детства помнил, что такое удар тяжёлым предметом по голове — однажды во время «обеденных войн» Иннин случайно угодила бронзовой чашей ему по затылку, да так, что у него зазвенело в ушах и потемнело перед глазами.
Сейчас он почувствовал себя примерно так же.
«Так, значит, всё это время она смотрела на него. Не на меня. — Хайнэ отвернулся, побелев как полотно и безуспешно пытаясь скрыть свои чувства. — Наверное, она увидела мои пальцы и поняла… Великая Богиня, какой я глупец».
Кисть в его руке задрожала, и он едва успел сжать её сильнее, чтобы не уронить на бумагу.
Ещё через несколько мгновений, растянувшихся на целую вечность, Хайнэ удалось выбраться из пропасти, в которую его столкнули слова девушки и последовавший за ними жест.
«Это потому, что она считает его слугой, — как будто пролепетал кто-то маленький внутри него. — Мне бы она не решилась предложить…»
Хайнэ заставил себя снова повернуться к Хатори — раздавленный, оглушённый, но всё-таки живой.
И увидел, что тот отрицательно качает головой.
— Но почему, господин? — спросила девушка. — Или ваша любовь принадлежит кому-то другому?
— Любовь асталахан принадлежит тому, кому он служит, — улыбнулся Хатори.
Не самая лучшая отговорка, конечно, но девушка не стала больше настаивать. Она тоже улыбнулась, признавая своё поражение, поклонилась и пошла прочь.
Тёмное небо расцветилось золотисто-оранжевыми вспышками.
— Почему ты с ней не пошёл? — спросил Хайнэ, глядя в пол.
— Мне больше хотелось посмотреть на фейерверк, — просто ответил Хатори, не отрывая взгляда от неба.
Огненное колесо катилось по небу с запада на восток — как будто солнце, нарушая все законы природы, поднялось среди ночи и продолжило свой дневной путь, но с немыслимой скоростью и в неправильном направлении.
