Трое для одного (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна (электронная книга txt) 📗
А потом в воде вдруг открывается путь.
Морган думает, что это похоже на туннель, ведущий вниз, в глубину, и даже начинает различать ступеньки. Растерянность и удивление растворяются в любопытстве.
Туннель сужается книзу и медленно вращается.
Так же, как раньше Морган непостижимым образом понимал, что сестра не заботится о нём, а сама хочет поплавать, он чувствует, что если позволит себе упасть в этот туннель, то ничего плохого не случится. Собственная кожа вдруг начинает ощущаться, как мокрая, грубая одежда в холодный день. Она царапает, и…
- …ну дыши! Какая же я дура… Дура…
Гвен всхлипывает.
Морган открывает глаза. Туннель всё ещё рядом. Вот он, вращается, втягивая мелкую гальку. Солнце такое горячее, что прожигает насквозь. Сестра рыдает, уткнувшись лицом в собственные колени, и Моргану становится очень жаль её - и стыдно за глупое желание уплыть в туннель.
Ветер царапает голую кожу.
“Будет больно”, - проносится мысль в голове, а затем Морган всё-таки заставляет себя выдохнуть - и перевалиться на бок, выкашливая тёплую, горьковатую воду.
И тут наваливается всё разом - солнечный жар, свет, выжигающий глаза, мешанина запахов и звуков, голубой лоскут платья на сизо-серой гальке… Объятья Гвен и её кипящие слёзы, из-за которых ссадина на щеке болит просто невыносимо.
- Ну не плачь, - тихо просит Морган, потяжелевшими руками оглаживая сестру по спине. - Всё хорошо ведь. Маме не скажем, да?
- Угу, - кивает Гвен.
Её трясёт.
- И папе?
- И папе тоже.
Они правда не говорят. Но каким-то непостижимым образом Этель узнаёт; она теперь ночует только в детской, до самого конца поездки, и ни на минуту не спускает с Моргана глаз.
К Лэнгам он больше ни разу не возвращается, а со временем вообще забывает, как выглядит море.
Гвен с тех пор почему-то не ездит тоже.
Он распахнул глаза и в первую, невероятно долгую секунду успел подивиться тому, как неподвижна его собственная грудная клетка, как мягка промёрзшая земля и тепла декабрьская ночь. На губах таял привкус вина Шасс-Маре.
А потом сверху обрушился целый сноп искр - золотых, малиновых, небесно-синих и яблочно-зелёных. Они обожгли, схлынули… Грудная клетка дрогнула, и лёгкие словно заполнились раскалённым песком.
“Значит, дышат - так?”
- Ах-ха…
Морган выгнулся дугой, загребая горстями крысиные черепа вперемешку с мёрзлыми ландышами. Чаша неба в обрамлении изломанных сосновых крон зашаталась и, кажется, разломилась. Звёздный свет потёк через длинную, глубокую трещину сияющим молоком.
Пахло землёй, оцепенелым от мороза деревом… и ещё отчего-то леденцами, теми самыми, полосатыми, с ярмарки в центре Фореста.
- Очнулся, малец? - Фонарщик, огромный, как никогда, склонился, закрывая собой всё небо. Фонарь в его руке казался совсем крохотным. Чи металась за стеклом, то прижимая ладони к толстому стеклу, то испуганно взбивая крыльями воздух. - Не болит ничего, нет?
Растирая озябшие щёки, Морган сел. В голове крутились обрывки воспоминаний. Постепенно они складывались в картинку, точно фрагменты паззла: канун Рождества, зачарованный парк, пустые качели, мальчишка в оранжевой футболке…
“Мальчишка?”
- Уинтер! - выдохнул Морган и попытался оглядеться по сторонам, но тут же охнул - в шее что-то хрустнуло. - Слушай, здесь был мальчишка, и он…
- Едва на тот свет тебя не утянул, что ли? - грубовато закончил фонарщик. Но губы у него дрогнули в намёке на улыбку. - Нет, чтоб о себе перво-наперво позаботиться… Да не строй ты такую рожу, здесь твой Уинтер, что ему сделается.
Фонарщик отступил в сторону, открывая часть поляны.
Уинтер сидел на снегу, обхватив колени руками. Глаза у него подозрительно блестели. В свете волшебного фонаря он больше походил на фарфоровую куклу, чем на человека.
У Моргана отлегло от сердца. Не то чтобы он забыл, как едва не переступил грань. Просто сейчас это воспоминание казалось ненастоящим, чем-то вроде плохого сна. А вот яростные разноцветные потоки света, стирающие со спокойной картины зимней ночи детский силуэт, представлялись даже слишком легко.
- Ты сердишься?
Голос его звучал даже более гулко и ирреально, чем раньше. Морган длинно выдохнул, не спеша отвечать. В глубине души он понимал, что снова поощрять Уинтера не просто глупо, а даже опасно, однако не мог отыскать в себе ни тени сомнения, страха или злости.
Поэтому сказал правду:
- Нет. Хотя надо бы.
И - отвёл руку в сторону, распахивая объятья.
Уинтер изумлённо распахнул глаза - чёрное-чёрное стекло, вьюга и звёзды - а в следующее мгновенье вспыхнул весь, как снег на солнце, и кинулся к Моргану на шею, едва не повалив его на землю.
- Спасибо… - металлически прошептал он, тычась носом куда-то под ухо. Дыхание было тёплым. - Братик…
Морган запрокинул голову к небу, осторожно проводя ладонью по костлявой детской спине.
- Всегда мечтал о младшем.
Некоторое время они сидели без движения. Мороз начал чувствительно царапать голую кожу. Наконец фонарщик почесал в затылке, шумно кашлянул и произнёс, глядя в сторону:
- Времечко-то поджимает. Прощайся, малец, потом ещё навестишь. А ты, пакостник мелкий, смотри у меня. Чтоб в последний раз такое было, ясно тебе?
- Ясно, - по-детски разочарованно протянул Уинтер, отстраняясь. И добавил совсем тихо: - Заходи, пожалуйста.
- Обязательно, - шёпотом пообещал Морган.
Состояние было такое, словно он выпил с десяток разноцветных коктейлей вместе с Кэндл, пытаясь забыть нечто очень грустное - и в итоге забыл, но к пьяному веселью примешивалась страшная тяжесть. Уходя с поляны, он оглянулся лишь раз и успел заметить, как фонарщик украдкой передаёт Уинтеру что-то подозрительно похожее на конфету и треплет его по голове. Чи за стеклом фонаря сочувственно трепетала крыльями, и свет менял оттенки, один нежнее другого - бледно-розовый, тёплый золотистый, лиловый…
“Я как будто подглядываю за чем-то личным”.
Морган зябко передёрнул плечами и отвернулся.
Через несколько секунд позади, в отдалении, раздались лёгкие, торопливые шаги; они становились всё ближе и ближе. Когда фонарщик поравнялся с ним, то скосил глаза и ухмыльнулся:
- Ну, спрашивай, малец. Ни в жисть не поверю, что ничего узнать не хочешь.
Сомнения не заняли и секунды.
- Этот Уинтер… кто он?
- Дитя, - просто и одновременно очень грустно ответил фонарщик. Свет его глаз слегка померк. - Мамка у него с тенью повстречалась аккурат перед тем, как понесла. Ну, он и уродился ни то, ни это… Нам, знаешь, таких всегда жальче прочих было, - доверительно сообщил он и вздохнул. - Они, детки, ведь по природе-то не злые. Но дел натворить могут. Уинтер из них самый, того, сильный… ну, я так раньше думал, - загадочно заключил он.
Моргану стало не по себе. Человек, в котором с рождения живёт тень… или тень в человеческой оболочке - неизвестно, что страшнее.
- Получается, вы его опекаете?
- Потихоньку, - виновато откликнулся Фонарщик. - Вишь, он очень хочет полезным быть. Теней чует издали, аж с одной окраины до другой, и всегда мне сказывает, коли что неладное заподозрит. Часовщик, вон, сам ему намедни леденец носил - благодарил за помощь. Да и Шасс-Маре с детишками нянчиться любит, у неё своих-то нет. Но если его в город выпустить - беда будет, большая беда… Вот и думай, что делать.
Незаметно за разговором они вышли из парка. Дорога ластилась к ногам, точно хотела услужить, и вскоре впереди показался дом Майеров - гораздо быстрее, чем должен был. На запасном месте во дворе монстром из металла и электроники дремал огромный внедорожник Гвен. Над крыльцом висели разноцветные фонарики…
…а у калитки ждал тот, кого Морган меньше всего сейчас хотел увидеть.
- Явился… идиот. Жить надоело?
Уилки выглядел так, словно выдернули из дома, не дав на сборы и минуты. Он был без пальто и без шляпы - зато всё в тех же узких джинсах, потёртых ботинках и в чёрной водолазке с очень высоким горлом и длинными, до самых пальцев, рукавами. И Морган наконец-то разглядел, что металлически громыхало в первую встречу там, у болот. Разгадка оказалась настолько проста, что даже смешно сделалось - несколько золотистых цепочек, украшающих джинсы вместо пояса. Цепочки были разной толщины, длины и звякали при каждом движении.
