Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Зерги подняла глаза, перехватила его взгляд, и наёмник смутился.
— Чего пялишься? — буркнула она.
— А ты вправду можешь колдовать или только так, пугаешь? — вопросил он.
Глаза у Зерги недобро сощурились.
— Не веришь? Думаешь, мне в шутку похвастаться хочется и из-за этого я буду рисковать на костёр угодить? Айе, конечно! Очень весёленькое дело — на дыбе поболтаться или со связанными лапками поплавать! Так, да? Тьфу!
— Да погоди ты! Мне только спросить хотелось…
— Что спросить?
Однако Рутгер почему-то всё медлил с ответом, будто раздумывал или не мог решиться. Арбалетчица уже села на своего любимого конька, и теперь любое неосторожное слово могло вызвать скандал.
— Я вот думаю, — сказал он наконец, — колдовское умение, оно само есть, сразу, от рождения, или от учения?
— А тебе какая разница?
— Узнать хотел: есть у меня это умение или нет? Всегда казалось, будто иногда я вижу что-то… Ну, не знаю… В общем, то, что другим не видно. Я им потом рассказываю, а они не понимают, о чём я. И ещё вот здесь, — он положил ладонь себе на шею сзади, — если опасность или что не так, покалывать начинает, проверено. Я однажды даже подумал… Ты чего так смотришь?
Зерги несколько мгновений и впрямь расширенными глазами глядела на него, будто впервые увидела, потом… — расхохоталась. Смех душил её, она повалилась на спину, на шкуры и тюки, и задрыгала ногами, как бесстыдная девка, благо хоть была в штанах. Прошла минута, а она всё никак не могла остановиться, на секунду-другую приходила в себя, но лицезрела Рутгера и опять валилась от хохота. Котелок опрокинулся, остатки молока вылились в костёр, завоняло горелым. В стойлах забеспокоились лошади. Рутгер сидел красный как варёный рак, насупленно молчал и ждал, пока всё кончится.
— Да ты никак в ученики мне хочешь напроситься! — утирая выступившие слёзы, наконец сумела выдавить из себя арбалетчица. — О-ох, Рутгер… Ой… Что ли, все мужики такие идиоты? Так знай, что за всю жизнь я не встречала такого пустого, такого слепого, такого… такого… ох, уморил! помогите… живот… Нет у тебя никакого магического таланта, нет и никогда не было. Понял?
— Понял, чего ж не понять, — помрачнел Рутгер. — Только могла бы и не ржать, как кобыла, я ж просто спросил. И что ты за баба стервозная такая!
— Обиделся, что ли? — фыркнула она. — Ладно, брось, я ж ничего такого не сказала.
— А ты прощения попроси, — предложил Рутгер. — А то я слова доброго от тебя за всё это время не слышал.
Зерги вскочила и мгновенно оказалась на ногах; в руке её возник нож.
— Слушай, ты, — прошипела она, — язык-то придержи — подрежу! Не посмотрю, что ты мужик…
— А я не посмотрю, что ты женщина, — хладнокровно, не вставая, парировал Рутгер и брезгливо, пальцами, отвёл в сторону направленное на него лезвие. — Спрячь нож и перестань чуть что за него хвататься. Я тебе не враг.
— Dam, — в сердцах сказала Зерги, — ты всё-таки настоящий козёл. Что мне другие? У меня с ними нет проблем. Но ты и со святым угодником сумеешь поссориться.
— Да? — Рутгер поднял бровь. — Да? А кто начала?
— Что? Что? Ах ты…
Арбалетчица, казалось, не могла найти слов, но тут как раз послышались шаги, дверь открылась, и в дверном проёме нарисовался обширный силуэт господина Андерсона. Он шагнул было внутрь, но потянул носом и замер на пороге. С подозрением оглядел обоих.
— Что у вас стряслось? — спросил он вместо приветствия.
— Убежало молоко, — как можно мягче ответил Рутгер.
— Да! — не без вызова подтвердила Зерги, вскинула голову и дунула на чёлку. Нож у неё из руки исчез, как по волшебству.
— Вот как? — рассеянно ответил Андерсон. — Правдоподобно…
И сразу потерял к ним интерес.
Зерги с Рутгером переглянулись. Зерги скорчила гримасу, Рутгер пожал плечами. Снаружи топали копыта, гремел какими-то железками Матиас. Через минуту обе створки ворот отворились, и в амбар потянуло холодом. Пополз туман. Арбалетчица подобрала башмаки и стала обуваться. Господин Андерсон тем временем без слов прошёл к костру и протянул ладони к огню.
— Помогите Матиасу распрячь коней, — через плечо распорядился он. — И готовьтесь завтра с утра ехать. Мы нашли её.
— Э-э… — начал было Рутгер, но через мгновение до него дошёл смысл сказанного. — Нашли кого? — спросил он.
— После, — устало сказал Андерсон. — Всё — после.
Он сказал это и вновь зачем-то вышел. Рутгер задумчиво посмотрел ему вслед и тоже направился на двор. Какие-то другие мысли занимали его полностью.
— Послушай, Зерги, — тихо позвал он, когда вернулся, ведя в поводу лошадей. — Ну, я — понятно, без волшебного таланта, это ты мне доходчиво объяснила, чёрт со мной… А у него есть колдовской дар?
— У кого? У Андерсона? — Девушка перехватила поводья и в свою очередь покосилась на распахнутые ворота. Скривилась, плюнула в костёр. — Не знаю, — призналась она. — Мне как-то на это наплевать. Платит честно, говорит по-человечески, не рявкает, и ладно. Дворяне… — хмыкнула она. — До этого дня я близко сталкивалась с двумя или тремя из них, и все трое обошлись со мной как с последним дерьмом. Так что я об этом как-то не задумываюсь. А что?
«Врёт, подумал Рутгер, не сводя с её затылка пристального взгляда. — Точно врёт. Задумывалась, факт…»
Вслух он ничего не сказал.
Пока они в сосредоточенном молчании обтирали скакунов, Рутгер подумал, что им обоим было бы неплохо научиться считаться с мнением друг друга.
— А те трое… — спросил он, — ну, дворяне, о которых ты сказала… что это были за люди?
— Были да сплыли. Забудь.
— С ними что-то случилось?
— Ничего хорошего, — ответила Зерги, орудуя скребницей. — Я их убила.
«Левой, правой, левой, правой… Умный в гору не пойдёт, умный гору… обойдёт…»
Тропинка была очень удобная для бега — ни хлещущих по глазам веток, свисающих сверху, ни корней, торчащих из земли: один неширокий ручей, как раз на полпути, и ровно столько спусков и подъёмов, чтобы по-здоровому устать и не измотаться. Идеальная дорожка для разминки по утрам и вечерам. Самое странное, что, несмотря на все годы или века без присмотра, она не заросла. Сюда исправно падали листва и хвоя, но молодая поросль не тронула утоптанную землю, только кое-где пробивались редкие травинки.
…Левой, правой, левой, правой, уверенно и ровно: два шага — вдох, два шага — выдох. Мышцы разогрелись, рубашка прилипла к спине, от сырого воздуха щекотно в носу. Деревья и кусты проносятся мимо, взгляд едва успевает выхватить отдельные подробности — распустившуюся ветку, прошлогоднее упавшее гнездо, торчащий из земли валун… Левой, правой, левой, правой…
Травник бежал по старому лесу.
Когда бежишь без определённой цели не для того, чтоб убежать или догнать, а просто так, для пользы тела, голова начинает работать как бы сама по себе. Глаза сами смотрят, куда направить бег, нога сама привычно нащупывает путь, и мысли возникают ниоткуда, бьются, вертятся внутри, как горох в погремушке, и так же в никуда пропадают. Если пропадают, конечно… А то бывает, что одна иль две застрянут, и тогда поневоле начнёшь раздумывать над ними, рискуя подвернуть ногу и грохнуться. В такие моменты лучше всего начать твердить какое-нибудь слово или имя или лучше — напевать какую-либо надоедливую песенку. Хотя случается, что вот такая «беговая» мысль оказывается важной.
«Левой, правой, левой, правой… Умный в гору… Яд и пламя, это не мысли, это какие-то кости в кузове…»
Жуга бежал налегке, меч брать не имело смысла: здесь по-прежнему не было зверей (по крайней мере, крупных), хотя откуда-то прилетели птицы. Всё подтверждало то, что вырваться отсюда можно, ведь если есть вход, значит, есть и выход. Летать, однако, травник не умел. Видно, правду говорят: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Сколько Телли и Высокий ни играли с травником в загадки, сколько ни предупреждали его об опасности, он по-прежнему пытался вырваться отсюда, но не видел выхода и оставался пленником. Порой накатывали видения — как остатки старого умения видеть мир, — накатывали и тут же пропадали. Да и были они мутными, нечёткими, развилок было слишком много. Жуга подумывал, не вырезать ли руны, вдруг что прояснится, только руки не дошли. Он обследовал все башни и подземные ходы, все закоулки старой цитадели, никакого выхода не нашёл и постепенно уверился, что ищет не там. В конце концов, элементарный здравый смысл подсказывал, что, если выхода нет внутри, есть смысл поискать его снаружи.
