Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Аллор Ира (онлайн книга без .txt) 📗
– Ты знаешь… Барлог в Мории… – и опустил глаза. Гэндальф поднял голову и взглянул на ночного гостя каким-то другим, особенным взглядом:
– Значит…
– Значит, что конец второй и почти всю третью эпоху я провел ТАМ. Платил по счетам – как сказал бы правдолюбец Гортхауэр.
Я не помнил себя от муки, все было выжжено, заморожено, растоптано – как назвать это… Наверное, только ее последние слова удержали мою душу, мое сознание от исчезновения – память. Несмотря на то что она умножала страдания, она заставляла быть, быть собой – я не мог убить ее – еще раз. Но мне грех жаловаться – со мной был еще один дар любви – надежда. Там, где созданы все условия для ее уничтожения, – у истоков отчаяния…
И вот – стоило столько столетий бороться за свою душу против всей преисподней, чтобы ее наконец вызвал – притянул Владыка и Учитель, – назгул саркастически расхохотался.
Он вернул меня и спросил:
– Ну как, подумал? – поистине, как наставник, разрешивший наконец нерадивому ученику покинуть угол.
– Да, – ответил я (это не было ложью ни в одном отношении: времени для раздумий у меня, и правда, было предостаточно, другое дело – к каким выводам я пришел).
– Ну и что надумал? – продолжал он спрашивать, а я вдруг почувствовал, что он не может читать мои мысли, – что-то случилось со мной в тех глубинах – я мог контролировать свое сознание и позволить прочесть столько, сколько сочту нужным. Он, похоже, решил, что память мне хотя бы частично отшибло, и я не стал его разочаровывать, а лишь сказал:
– Приказывай! – не заостряя внимания Господина на теме моих размышлений и сделанных на этой основе умозаключений.
Саурон почему-то удовлетворился столь внешней демонстрацией покорности и поручил мне искать Хранителя.
Вернул-то он меня без особой охоты, увидев, как мои коллеги неоднократно дали хоббитам уйти – от Шира до Заветери. Так что встреча у Бруиненского брода была моим дебютом после «освобождения».
Все притихли и как-то совсем по-другому смотрели на кольценосца. Тот оглядел их и сказал:
– Думаю, никому не пришло в голову, что я стал человечней, благородней или сентиментальней, – во мне не осталось ничего, кроме ненависти и усталости да еще памяти, поддерживающей злость и напоминающей о единственно дорогом – любви и надежде.
Не здесь – здесь ее нет для таких, как я, не являющихся светом по определению, но уставших от тьмы – и от такой «жизни».
Есть, похоже, только один способ разорвать эту цепочку…
Так что цель у нас общая – если мы правильно поняли друг друга.
Вас удивляет, что я не попытался-отобрать Его у Хранителя и поступить с Ним, как сочту нужным? Смешно. Не позволит Оно мне себя уничтожить – я и подобные мне более всех подчинены – и зависим от Кольца Всевластья. Даже не хочу думать о том, во ЧТО я превращусь, владея Им.
Я не собираюсь становиться еще одним Темным Властелином – право, смешно рваться управлять этим миром, пребывая в другом почти полностью. Так что в любом случае я могу лишь использовать кого-то. А если Хранитель не выдержит… Я уже не умею создавать – лишь разрушать, – но это делаю неплохо. Найти же его для меня не составит труда.
– Но если Кольцо будет уничтожено, вы…
– Да. – В голосе кольценосца прозвучала нечеловеческая тоска. – И так будет лучше для всех.
– Ты много берешь на себя.
– А что можно от такого ожидать? При дворе Владыки меня называют Вольнодумцем, в легендах – Еретиком. Что же, у Саурона будет еще одно основание для нелюбви к моей особе, а восемь – думаю, они поймут. Хотя бы потом – когда обретут утраченную возможность выбора – Дар. Свобода – это почти счастье, а счастливых в Минас-Моргуле нет.
Они были не последними из детей Илуватара – какими бы они ни были сейчас, – цельные, сильные натуры – не то, что я – холодный эстет, для которого не осталось ничего святого, за всю свою блестящую, но никчемную жизнь не испытавший подлинно глубоких чувств. Изнеженный потомок владык Нуменора и Андуниэ… Гэндальф чуть подался вперед: – Род нуменорских королей? Тот самый Еретик? Да, кто осмелился бы направить клинок к горлу Саурона, – пробормотал он про себя, – родич Исилдура, потомок Эльвинг, Берена и Лутиэнь, Мелиан… Да-а – кровь Майар, Элдар и Людей.
Арагорн приподнялся в волнении («Ну и родственник!» – подумал он), а назгул горько усмехнулся:
– Я как-то мало думал о столь далеких предках – уже в мое время это казалось легендами. Учителю не откажешь в своеобразном остроумии – потомка светлой майа превратить в не-свет и сделать ужасом для Арды.
– А… какого цвета были ваши глаза? Простите, – заметив, как дернулось лицо призрака, тихо спросил Гэндальф.
– Синие, синие, – усмехнулся, овладев собой, Аллор. – Похоже, я понимаю, почему вы задали этот вопрос.
– Завеса Мелиан! Мысли не прочесть, волю не подчинить, и зрение… – Гэндальф в волнении встал и ходил взад-вперед. – Удивительно! Попытаться выжечь и вытравить все человеческое и получить третью составляющую – неуничтожимую сущность майа. Тот редкий случай, когда кровь Мелиан проявилась так сильно. Такие данные себе на службу заполучить – умно со стороны Саурона. Но – непредсказуемо ведет себя древняя кровь… Потерять сердце – чтобы научиться любить, потерять душу – чтобы обрести ее…
– Да, это занятно, – прервал разговор Гэндальфа с самим собой кольценосец, – но это уже не имеет значения – я чужд свету и отравлен тьмой, мои руки по локоть в крови. Может, за пределами произойдет что-то? Пусть судят – когда я смогу покинуть этот мир – сам.
А вот и солнце – как тяжело на него смотреть… Прощайте, а может, до встречи. – Назгул чуть отступил и издал резкий жуткий крик, заставивший всех вздрогнуть. Послышалось хлопанье крыльев, и огромный ящер приземлился неподалеку. Аллор стремительно вскочил на спину чудовища, что-то сказал ему – черная тень взмыла в воздух и понеслась па восток.
Гэндальф сидел, обхватив руками голову, Арагорн мрачно чертил мечом на песке какие-то знаки.
Пора было трогаться в путь. Вслед за магом они спустились к реке и вышли на опушку.
ПЕЛЕНОРСКАЯ РАВНИНА
Близился вечер. Спустившись со стены, Гэндальф бросил усталый взгляд на поле, где еще утром кипела жестокая схватка.
Внезапно ему показалось, что он слышит негромкое пение. Прислушался и двинулся туда, откуда, как казалось, шел звук. Вскоре он услышал его явственней: глуховатый, впрочем, хорошо поставленный голос напевал заунывную, грустную мелодию. Вслушавшись повнимательней, маг разобрал слова погребальной песни, исполнявшейся на квениа.
– Намариэ, кормакаллиндор, намариэ… – прозвучало над полем, и пение стихло.
Присмотревшись, Гэндальф увидел невдалеке темный силуэт. Знакомый страх заполз было в сердце, но, приглядевшись, он узнал кольценосца, бывшего некогда его собеседником, и решил подойти поближе.
Реакция призрака была мгновенной – маг не успел опомниться, как острие меча замерло у горла. В другой руке назгул сжимал заклятый клинок – ничего не оставалось, кроме как поднять руки.
– А, это ты, Митрандир, за твою голову мне бы Господин Учитель даже спасибо сказал, – усмехнулся Аллор, опуская меч. – Впрочем, я не убью тебя, если будешь вести себя подобающе.
– Я не подниму оружие против того, кто хоть однажды помог нам, – ответил Гэндальф. – Но что ты делаешь здесь? По ком поешь погребальную песнь?
– По Ангмарцу, разумеется, сегодня он оставил мир, и где его душа – Эру ведомо. Но воин достоин того, чтобы его отпели и погребли как подобает. Жаль, я неважно помню обряды…
– Ты владеешь высоким наречием?
– Свободно.
– Но в твое время оно было запрещено…
– Я всегда трепетно относился к запрещенному. К моим услугам были лучшие библиотеки Нуменора и друзья из Перворожденных. Вот и пригодилось – в кои-то веки… Ступай, Митрандир, у тебя, кажется, были какие-то планы?
– Может, помочь чем-то? – смущенно спросил маг.
– Что ж, если погребение призрака-кольценосца не противоречит твоим убеждениям… – Назгул достал меч и принялся рыхлить выжженную землю.
