Эльфийское отродье - Нортон Андрэ (бесплатные полные книги txt) 📗
«О, драконы!..» Теперь рабыни корпели над лицом Шейрены, накладывали косметику тоненькими кисточками, пытаясь придать девушке хоть какое-то подобие живости. А это будет трудновато: волосы Шейрены были бледно-бледно-золотистыми, а лицо от природы совершенно бесцветное, и глаза — бледно-зеленые, настолько прозрачные, что казались серыми. Так что любая косметика будет выглядеть искусственно. В лучшем случае Шейрена будет похожа на фарфоровую статуэтку, а в худшем — на клоуна.
В данный момент она предпочла бы второе.
О Проклятии Эльфов, девушке, которая призвала драконов, Шейрена тоже узнала от Лоррина. Часть того, что ей рассказывал Лоррин, Шейрене удалось подслушать из разговоров отца с гостями — но не это. Отец не желал даже признавать, что подобные создания существуют. Впрочем, ничего особенно удивительного туг не было. Проклятие Эльфов — девушка и к тому же полукровка, а значит, она воплощала в себе все, чего боялся и что ненавидел лорд Тилар.
«Но если бы я могла выбирать, то хотела бы родиться мальчиком — или ею!» О, вот уж это наверняка бы шокировало леди Виридину! Но именно об этом мечтала Шейрена в одиночестве глубокой ночью: быть Проклятием Эльфов! Обладать собственной силой, принадлежащей тебе по праву, подчинять мир своей воле и своей магии, носиться по небу верхом на драконе — вот это жизнь!
«Будь я Проклятием Эльфов, никакой отец не смог бы мне помешать! Я могла бы сделать все что угодно, если захочу. Я могла бы бывать где угодно, видеть все что угодно, быть тем, чем мне угодно!» Она погрузилась в привычные мечты. Рабыни тем временем хлопотали над ней. Крохотные кисточки касались щек, губ и век, словно крылышки сотен мотыльков. А Шейрена представляла себя верхом на огромном алом драконе, взмывающем в безоблачное небо, в такую высь, что макушки леса внизу кажутся зеленым моховым ковром. В мечтах дракон нес ее к горам, которых Шейрена никогда не видела, к могучим пикам, сверкающим хрусталем и розовым кварцем, аметистом и…
Вежливое покашливание развеяло фантазии Шейрены. Она неохотно открыла глаза и воззрилась на плоды трудов служанок, отражающиеся в зеркале.
Это было ужасно. Нет, это было лучшее, что они могли сделать, и Шейрена это знала. Глаз совершенно не видно под густыми синими тенями цвета павлиньего пера, которым раскрасили веки; на щеках — красные чахоточные пятна, — ну как есть клоун! — а розовые губки бантиком кажутся приклеенными.
Шейрена не осмелилась одобрить работу служанок, но и выражать неодобрение тоже не стала. Если лорду Тилару не понравится, пусть сам так и скажет. Видя, что Шейрена молчит, рабыни снова принялись укладывать ей прическу.
Волосы Шейрены были ее единственным настоящим украшением, если оставить их в покое, — но служанки возвели из них причудливое сооружение под стать платью, и в результате прическа Шейрены сделалась похожа на парик из выбеленного конского волоса. Большую часть волос уложили на макушке жесткими завитками, косицами и локонами. Лишь несколько прядей, жестких от лака и закрученных, как проволочные пружины, спадали вниз, обрамляя размалеванное лицо Шейрены. Теперь служанки украшали прическу драгоценными гребнями и шпильками, как приказал отец Шейрены. Разумеется, гребни были тяжелые, литого золота, щедро разукрашенные изумрудами.
«Если бы я одевалась сама, я взяла бы бледно-розовый шелк, с цветами, лентами, жемчугом и белым золотом.
А не это все. Я бы, конечно, растворилась в толпе, но зато не была бы похожа на клоуна».
К тому времени, как служанки закончили убирать и наряжать Шейрену, девушка сделалась неузнаваемой. Оно и к лучшему. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь признал ее в таком виде!
Все было бы не так плохо, если бы с ней мог пойти Лоррин. Он бы рассмешил ее, он помог бы ей сохранять чувство юмора, не принимать это так близко к сердцу. Он не позволил бы особенно неприятным личностям приближаться к ней. Но Лоррин был подвержен жутким приступам головной боли
— и как раз сегодня с утра свалился с одним из таких приступов.
«Ну и хорошо. Не хочу, чтобы кто-то видел меня такой, пусть даже и Лоррин!»
Лоррин лежал на кровати. Одним глазом он бдительно наблюдал за дверью, другим читал с трудом добытую книгу о людях. Книга называлась «Железный Народ». Читая, Лоррин одновременно прислушивался, выжидая, не раздастся ли звук шагов. Он предусмотрительно расположился так, чтобы в любой момент иметь возможность выронить книгу и рухнуть на кровать, прикрыв глаза ладонью, едва дверь в его спальню начнет отворяться. По счастью, в характере лорда Тилара было скорее вломиться в комнату сына с фанфарами и пышной свитой, чем подкрасться на цыпочках, пытаясь застать Лоррина врасплох.
Лоррин терпеть не мог изображать кришайн — приступы жуткой головной боли, сопровождающиеся потерей ориентации. Это типично эльфийская болезнь, незнакомая людям. Считается, что она вызывается перенапряжением магических сил. Лоррин не любил изображать кришайн потому, что из-за этого нельзя будет выйти из комнаты, даже когда лорд Тилар отправится на бал. На самом деле Лоррин никогда не страдал от кришайна, хотя многие эльфы действительно были ему подвержены. Кришайн считался либо признаком чрезмерных амбиций, либо преждевременным проявлением магической силы в ребенке.
Виридина давно научила Лоррина изображать приступы кришайна именно потому, что эти приступы лишают эльфа возможности передвигаться, их легко симулировать и разоблачить симулянта невозможно. Поскольку приступы кришайна доказывали, что Лоррин — могущественный маг, лорд Тилар даже гордился тем, что его сын страдает этой болезнью.
Сегодня Лоррину было особенно неприятно изображать приступ. Не потому, что ему так уж хотелось побывать на балу — что там может быть хорошего, просто еще одно длинное и скучное празднество, — но потому, что ему не хотелось бросать бедняжку Рену одну. Лорд Тилар не станет заботиться о том, как она себя чувствует и кто ее окружает, — он будет обхаживать других приверженцев лорда Ардейна. А Лоррин знал, что на таких огромных сборищах бывает всякое: народу слишком много, чтобы хозяин мог уследить за всеми, а многие напиваются и начинают творить безобразия. Рену могут начать дразнить, унижать, она может сделаться мишенью дурацких или даже жестоких шуток, возможно, ей придется защищаться от полупьяных старых распутников или грубых молодых идиотов… Видят Предки, Лоррину и самому не раз приходилось отражать атаки непрошеных пьяных ухажеров, пока он был помоложе. Нет, конечно, ничего серьезного с ней не случится: на балу будет достаточно трезвых слуг лорда Ардейна, которые присмотрят, за тем, чтобы какой-нибудь пьяный кавалер не попытался утащить в сторонку неопытную девицу. Прежде чем действительно случится что-нибудь серьезное, к достойному господину подойдет парочка слуг, которые мягко отберут у кавалера его добычу, подсунут ему человеческую женщину-рабыню и направят его в сад или другой уединенный уголок, куда он, собственно, и собирался. Так что добродетель и подразумеваемая чистота эльфийской девы останутся незапятнанными.
«Что об этом думают рабыни, никого не интересует. Несчастные создания!» Нет, физического ущерба Рене не причинят. Но ее могут обидеть, напугать… А ведь она так хрупка и уязвима!
«С ней было бы все в порядке, она могла бы выпутаться и из более опасной ситуации, если бы только была чуточку похрабрее. О Предки! Временами мне так хочется, чтобы она сумела наконец набраться мужества! Ведь порой она начинает вести себя так, как будто действительно способна постоять за себя, — но тут же сдается и послушно делает все, как ей говорят. Если бы она только научилась говорить „нет“, она прекрасно обошлась бы и без моей помощи!» Эта мысль была жестокой. Лоррин тут же ее устыдился.
В конце концов, где и как Рена могла научиться постоять за себя? Уж чего-чего, а этого лорд Тилар не допустил бы!
Ему нужна покорная дочь, хорошо воспитанная, хорошо выдрессированная, послушно выполняющая все, чего требует отец.
