Следствие считать открытым - Туманов Дмитрий (книга регистрации TXT) 📗
Может быть, нечто подобное произойдет и в этот раз — гордым и свободолюбивым горцам, задыхающимся в тисках бесправия и произвола власть имущих, нужен хотя бы маленький вздох вольного воздуха. И как бы ни были крепки оковы феодального гнета, наш народ так или иначе этот вздох сделает, хотя бы даже за счет недружелюбного соседа.
Но меня сейчас совсем не волновали судьбы народа — моя собственная судьба висела на волоске. Куда меня везут? Этот вопрос волновал меня всю дорогу, но хорек в черном плаще умел играть на людских нервах и держал паузу до конца, пока карета не остановилась.
Меня вытолкнули наружу, и в сгущающейся темноте я разглядел то место, куда меня привезли. Это были казармы королевского легиона — трехтысячного регулярного соединения, постоянно квартировавшего в Эйсе. Казармы занимали целый городской квартал и являлись своего рода маленькой крепостью, огражденной невысокими стенами, над которыми нависали крытые стрелковые галереи, а по углам периметра возвышались дозорные башенки.
Прямо передо мной стоял мощный, укрепленный контрфорсами бастион с узкими окнами на уровне стрелковых галерей и маленькой круглой башенкой на крыше. Судя по тому, что вверху ее на покосившемся флагштоке безжизненно висел королевский флаг, я догадался, что меня привезли в штаб легиона, являвшийся также и военной ставкой фаценской армии.
В стене под бастионом размещались двустворчатые ворота, окованные клепаным железом. Рядом в окружении сугробов пестрели полосатые будки охраны, в которых денно и нощно несли свою нелегкую службу часовые. Здоровые сами по себе, стоявшие навытяжку легионеры были одеты в овчинные дохи, сапоги на меху и шапки-ушанки, отчего сильно смахивали на откормленных медведей. За подобную внешнюю неуклюжесть острые на язык иноземцы называли фаценских солдат топтыжками и косолапыми, правда, на последнее наши земляки сильно обижались и немедля давали почувствовать обидчику, насколько тяжела «лапа» у оскорбленного «медведя». Но, в общем, горских легионеров уважали. Это уважение они по праву заслужили проявленной доблестью — никогда Фаценцы не показывали врагу спины и никогда они не оставляли своих раненых на поле боя.
Впрочем, не на поле боя дисциплина у нашего, горского брата-солдата всегда была не в чести — могли и в самоволку рвануть, и нахрюкаться до невменяемости, и ряшки друг другу надраить, и на посту уснуть. Их офицеры, конечно, тоже урожденные горцы и на многое закрывают глаза, но народное разгильдяйство в них отчасти урезонено армейским Уставом, поэтому иногда солдатикам приходится и расплачиваться за свои «подвиги». Но правильный боец, как известно, от побоев только крепчает — телом и духом — и от вольницы никогда не отступится.
Откуда, спросите вы, я, наемный сыщик, все это знаю? Так я отвечу: не потому, что профессия обязывает, а потому, что, как говорится, сам видел, сам участвовал. Расследователем я был не всегда и уж тем более им не родился. Зато, клято благодаря покойной матушке Империи, я родился военнообязанным, и по достижении совершеннолетия мне пришлось оттрубить полгода под имперскими знаменами. Скажете — мало? Но я, тогда еще восемнадцатилетний недоросль, попал в самую настоящую военную мясорубку, а мой отряд был диверсионным — то бишь состоял из потенциальных смертников, задачей которых было проникнуть в тыл противника, наделать там как можно больше шума и вернуться назад… по возможности. Так что, сами понимаете, мои полгода иного десятка стоят.
Хотя сейчас у нас войны, хвала Небесам, не было, тревожно-окаменевшие лица офицеров, встречавших нас у ворот, навевали недобрые воспоминания. С таким выражением лиц горцы выходили на бой с превосходящими силами врага — честь не позволяла им отступить, а гордость — сдаться. Может быть, зная то, что творится в городе, служивые чувствуют, что война уже началась, но она — совсем не такая, к какой они готовились?
— Капитан Стренцис, — представился один из офицеров — заметно нервничавший высокий молодой человек, несмотря на ночной холод, облаченный единственно в латный доспех. — Я временно исполняю обязанности командира легиона.
Капитан в роли командира легиона, пусть даже на время?! Да, сегодня и в самом деле день чудес. Было бы еще понятно видеть в этой должности легата, пусть даже младшего легата. Но — капитан? Я уже заметил, что среди присутствующих не было ни одного старшего офицера, а Стренцис нервничал скорее не из-за того, что происходит в Эйсе, а оттого, что на него одного свалился весь груз ответственности за происходящее в легионе.
— Мы желаем осмотреть место преступления, — раздраженно произнес Зарна, глядя на капитана снизу вверх, отчего возникало устойчивое ощущение, что шеф когорты вот-вот бросится на собеседника и вцепится тому в горло. — Немедленно!
— Его Превосходительство не давали никаких указаний относительно вашего вторичного визита, — неуверенно произнес Стренцис. — Поэтому, согласно Уставу армейской службы, я должен…
Я так и не узнал, что предписывает в таких случаях Устав, — Зарна попросту оттолкнул капитана и быстрым шагом последовал к воротам. Видимо, крутой нрав начальника стражи здесь знали очень хорошо — никто и слова в ответ не пискнул. Нас поспешно проводили к воротам, но, кроме нас двоих, внутрь никто не вошел.
Свернув куда-то вбок и пройдя еще пару дверей, мы оказались в маленькой проходной комнате — вокруг была темень кромешная. Кстати, ранее я приметил, что в здании не светилось ни одно окно. Когда тяжелая створка с лязгом захлопнулась за моей спиной, я вопросительно уставился на Зарну, суетливо разжигающего пару лампад. Шеф когорты какое-то время отводил взгляд, но затянувшееся молчание смутило и его самого, и в конце концов Зарна устало выговорился:
— Сегодня утром на штаб королевского легиона было совершено нападение, при этом погибло почти все командование фаценской армии. Зачем, почему, каким образом? — никто не знает, поскольку свидетелей не осталось… почти. Его Величество настоятельно требует от меня выяснить, как подобное вообще могло случиться. Я лично осмотрел штаб, облазил здесь каждый угол на коленках, но толку — чуть… Короче, Райен. Я сегодня и без того в глубокой заднице — в это же Треклятое утро дезертировала почти вся моя когорта. А теперь еще и тут прокол… Поэтому я вынужден просить твоей помощи. Забудь про все недоразумения, которые были между нами. Если ты сейчас меня не выручишь, мне уж точно не сносить головы.
А что будет, если я откажусь? Резонный вопрос. Тогда, наверное, шеф когорты сам вспомнит про те самые недоразумения — терять-то ему будет уже нечего. Учитывая, кто он есть такой и кто я по сравнению с ним, придется, конечно, согласиться, но…
— Конечно, я знаю твои условия, — спохватился Зарна, подумав, что я просто набиваю себе цену. — Вознаграждение будет более чем достойное. Ну так как, ты согласен?
Знаем мы вас, сильных мира сего. Когда жизнь начинает топить вас в дерьме — так вы на любые обещания горазды. Однако, как только утопающего вытащили из вонючей лужи и наступает пора расплаты, «благодетелю» перепадают лишь жалкие крохи от обещанного, а то и совсем ничего. Но такая уж неблагодарная стезя у нас, спасателей людских судеб, — можешь дуться на весь мир, но не моги отказать страждущему в помощи.
— Согласен, куда ж деваться, — с большим запозданием пробормотал я, принимая лампу. — Откуда начинать?
— Все происходило на втором этаже, — вздохнул Зарна с явным облегчением: похоже, он всерьез полагал, что я могу отказаться. Что ж, игру на нервах я тоже немножко освоил. — Там все осталось так, как было утром, только эти шишкоголовые все следы затоптали еще до того, как я сюда приехал. Но ты со своим зорким глазом и цепким взором…
— Да иду я уже, иду, не надо меня уговаривать, словно красну девицу, давно уже косы расплел… Ой-ёкс, развели бардак, еще армия называется…
Уже на лестнице мне под ноги подвернулось жестяное ведро — зацепившись за него, я едва не приложился о ступени. Дальше было больше — в коридорах и комнатах ставки громоздилась опрокинутая мебель и снятые с петель двери, а по местами вскрытому полу были рассыпаны ворохи писем и карт. Создавалось впечатление, что по легионному штабу прошлись орды воинствующих миротворцев, изо всех сил постаравшиеся отомстить армии за то, что она смеет вмешиваться в мирную жизнь гражданского населения.