Я - Божество (СИ) - Майоров Алексей (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Я ещё жив, но почти уже мёртв, когда иду по заснеженной аллее.
Вы уже слушаете мой рассказ, но ещё не понимаете в чём дело.
Ничем не могу помочь!
Потому что, когда Виктор УЖЕ сообщил мне свою догадку, я ЕЩЁ не был готов понять её, а он УЖЕ не мог ждать, у него почти не оставалось времени.
Потому что, когда я собрал всех и сказал в чём дело, почему мы должны быть вместе, остальные решили, что у меня помутился разум.
Знайте, понять суть можно только пройдя путь сначала и до конца, а он не так долог.
Я УЖЕ знаю, что ждёт меня в конце аллеи, но ЕЩЁ не дошёл до конца.
Уже, ещё, ещё, уже, — это мелькают золотые спицы колёс самого времени, колесницей мчащегося между отблесками адского огня снизу и небесным сиянием сверху?
После этого мы с Александрой никогда не ссорились и были очень близкими друзьями, но ближе, чем этой ночью, ни разу.
Да, важная деталь: я же начал говорить о споре, это был последний раз, когда я пытался убедить Сашу в чём-то и верил, что это возможно.
В тех же Саянах этот спор и стал причиной нашей большой ссоры, после который произошла сцена у костра, Александра сидела рядом с морщинистым стволом истекавшей смолой сосны и говорила:
— Ничто не заставит меня поверить в реинкарнацию!
В том возрасте предметом споров часто становились вещи высокого полёта мысли и философии. А чем старше, тем приземлённее делались темы разногласий. "Что сильнее: дружба или любовь? А смысл жизни?" — для пятнадцати лет. Куда идти: в кино или в театр? Какой костюм одеть? Это стало бы темой нашего спора сегодня, в двадцать пять.
Я возмутился тогда:
— Но ты же не можешь опровергнуть переселение душ?
— Не могу, — согласилась Александра.
— Значит нельзя говорить, что ты в неё не веришь, — продолжал я, — или что она не возможна.
Но логика не для Саши, и она возражает:
— Чепуха! А почему ты считаешь, что она есть?
Я задумался, весь разговор сам я и затеял, пытаясь поделиться тем, чего не понимал, но уже начинал обретать.
— У меня есть воспоминание сна, — смутившись, начал я, — того, ЧТО мне привиделось, не могло быть.
— Что за сон? Все наши сны — части памяти, — уверенно аргументировала Александра.
— В том-то и дело, что в пять лет я не мог знать того, что видел во сне, — напряжённо согласился я.
— Значит, ты просто забыл, что видел это раньше, — нахмурилась Саша.
— Ты не поняла, я просто не мог этого знать в пять лет! — повторил я с напором, — когда я увидел этот сон, я даже не понял, что я видел. И только взрослея, я осознал, что это был за сон.
Саша наклонилась, светлые волосы упали на лоб, она нервно убрала их в сторону, пристально целясь своим взглядом в мои глаза:
— Перескажи сон, станет ясно: мог или не мог.
Я ощутил, что краснею, что моё лицо горит:
— Не могу! Но поверь, это была не моя память! Этого не могло случиться со мной в этой жизни. Я такого нигде не мог увидеть. Поверь мне! — я говорил медленно, с расстановкой и упором.
Александра напряжённо сглотнула, даже лицо переменилось: исчезла та хитрость, и то превосходство, которое со временем превратится в неснимаемую маску. Её серые глаза уставились в мои голубые. Я гипнотезировал ее, чтобы заставить поверить. Она почти сдалась. Она была прекрасней, чем когда-либо, но её упрямство взяло верх — Саша опустила глаза.
— Что ты видел? — защищаясь прежним вопросом, процедила она, злясь, что была сорвана маска, за которой, я успел понять, кроется неуверенность маленькой девочки.
Ярость зажглась внутри у меня: я знал, что имею доказательства, но мне было стыдно сказать об этом вслух. Я боялся быть осмеянным. Проклятая гордыня! Для не меня, это могло быть и выдумкой, и знаком начинающейся болезни мозга, иметь тысячи прочих объяснений. Мне страшно передать это знание, даже ей! Одновременно я снова ощутил наплыв беспокойства, как тогда на крыше.
— Постой, — вмешался Виктор, — ты утверждаешь, что видел во сне в пять лет вещь или процесс, которой не видел раньше?
Я кивнул, Виктор продолжил:
— Ты утверждаешь, что этого не могло случиться с тобой, не потому, что не можешь вспомнить, а потому, что по логике твоей жизни ты не мог этого видеть?
— Да.
— Ты проверял после этого сна, совпала ли та картина с реальной?
— Да, до самых мелочей, которые помню, — согласился я и снова покраснел.
— Тогда ты прав, — заключил Виктор.
— Как можно! — воскликнула Саша, вскакивая на ноги, призывая в свидетели сам ландшафт, окружавший нас, — Витя, ты же умный парень?! Он лапшу на уши вешает! Пусть скажет, что он видел!
— Не могу, — упёрся я.
— Ты лжёшь! — парировала Саша, — он же красный, как помидор, посмотрите!
И так далее.
В результате мы так взбесились друг на друга, что она подначивала меня и провоцировала, а я начал кидаться в неё пустыми ржавыми консервными банками у всех на глазах.
Теперь-то я могу рассказать: в пять лет мне приснилась голая женщина со всеми подробностями. Такими деталями, которые не изображают на картинках, не показывают в музеях и о которых не пишут в словарях. Даже в день той ссоры я ещё не до конца проверил этот сон. Я был ещё слишком юн. Однако я уже успел провести целое расследование. Напротив моего дома были Оружейные Бани. Я нарочно подглядывал за женщинами в женском помывочном зале, который бал в полуподвальном этаже. Я даже заплатил все свои карманные деньги старшей сестре соседского мальчика, чтобы она разделась передо мной. И я увидел странную разницу между этой девочкой, ей было пятнадцать, и теми взрослыми женщинами в бане и той, которую я видел во сне — масштаб. Масштаб был таким, как если бы взрослый мужчина смотрел вблизи, а не маленький пятилетний мальчик издали, которому взрослые кажутся великанами.
Это был 1983 год, таких картинок в журналах не существовало, а таких фильмов по телевизору не было. У родителей в таких деталях я этого подглядеть не мог. Подобные картины доступны стали с началом девяностых годов, тогда-то я и проверил. Всё соответствовало сну. А про масштаб я добавляю уже сейчас, пережив и проверив самолично всё в деталях.
Но разве мог двенадцатилетний мальчуган рассказать это тогда девочке, да ещё прилюдно? Мне и сейчас неловко было говорить об этом, а в том возрасте и подавно.
Потом мы поссорились.
Потом сидели у костра.
Она ушла, а я не вернул её.
Я посидел чуть во мраке и сам отправился на боковую.
Пока не произошло ничего страшного, ростки ошибки пробьются сквозь мишуру реальности через полгода, зимой.
Вот и всё, что я хотел рассказать про тот момент жизни.
Да, последняя деталь: под утро хлынул дождь, размыв часть склона, находившегося над нами. Произошёл камнепад, казалось, трясётся земля. Никто не пострадал, но наутро дежурные поносили меня на чём свет стоит — склад дров на утренний завтрак был завален грудой валунов не меньше центнера каждый.
Помню, Виктор, нахмурившись, отвёл глаза от вспухшей за ночь по причине ливня реки, посмотрел на меня, а потом на груду камней.
А мне вспомнился тот случай с автобусом и давешний спор Олега и его отца. Если бы не я, то на месте дровяного склада оказалась бы их палатка.
Виктору, наверное, вспомнилось тоже самое.
Что происходит?
Описание событий усложняется. Начиная с того, даст ли ОН вообще вам увидеть этот труд. Уверяю, а в будущем мы не раз убедимся в этом — у НЕГО есть чувство юмора, и вполне своеобразное. Эта рукопись может исчезнуть полностью, так и не появившись, может вынырнуть невесть откуда из-под пера всемирно известного романиста, а, может, повеселит ярким пятном профессоров психиатрической клиники. Судьба этой вещи зависит от меня менее всего, я борюсь и существую по причинам вселенского масштаба, а это — так, хобби, вроде мимолётной улыбки симпатичной девушке на жаркой улице.
