Ранние рассветы (СИ) - Чурсина Мария Александровна (книги хорошего качества TXT) 📗
— Здесь? — спросил он снова, заставив Машу вздрогнуть.
— Да. Комната справа.
Миф преодолел оставшееся пространство парой прыжком. Маша едва успела за ним, но не могла не успеть — оставаться одной в темноте было страшно до ледяных муравьёв по коже.
Он взялся за косяк, осветил комнату, и бледное в искусственном свете лицо вдруг сделалось жестоким.
— Уходи отсюда! — рявкнул он на оторопевшую Машу. — Ну? На выход, быстро!
Почти ничего не соображая, она бросилась назад. Сердце колошматило в горле, норовя порвать тонкую кожу. В ногах вдруг проснулась холодная усталость, и в мельтешении перед глазами иногда выныривали стены, от которых каким-то чудом удавалось уворачиваться. В галерее пришлось притормозить, потому что каждый вздох жёг разодранную гортань. Но она шла, хоть и держалась рукой за стены.
У дверей чуть не упала на колени и поняла, что сил больше нет.
— Что же такое, — пробормотал Миф, явившись из пустоты и тишины через пару тяжёлых выдохов.
Он поднял Машу за талию и подтолкнул к дверям. Она подчинилась, как давно сломанные часы — надави на стрелку, и тикнет пару раз.
— Так, — говорил он жёстко. Маша не видела его лица. Она ничего не видела перед собой. — Возвращаемся в город. Ничего мы не сделаем. Возвращаемся, я сказал. Её отвезите домой.
На заднем сидении служебной машины она не спала — наблюдала за мельтешением огней и чувствовала, как непоправимо теряет что-то важное. Время, да. Блестящие ртутные шарики. Они всё дальше от больницы. Нужно толкнуть дверь и выйти. Автобусы, наверное, уже не ходят. Зачем ей автобусы?
Маша трясла головой, временно возвращая себе ясность мысли, и тут же снова впадала в полубред. Происходящее казалось кошмаром.
«Нужно забраться на крышу и прыгнуть», — серьёзно подумала она. — «Когда падаешь во сне, всегда просыпаешься у самой земли».
Маша посмотрела на проплывающие высотки.
«Надо назад. Жаль, автобусы уже не ходят. Пешком тяжело».
— Выпей чего-нибудь горячего и ложись спать, — сказала ей женщина в белом халате поверх формы. Кажется, это было у крыльца общежития.
Она не помнила, как добралась до комнаты, а там, не раздеваясь, рухнула на кровать. Казалось, что дверь откроется, и войдёт Сабрина. Скажет: «Быстро ложись спать, завтра вставать рано». Или ещё: «Графики ещё чертить, а уже поздно. Когда эта практика кончится».
Маша подняла голову: часы показывали полночь.
— Можно?
Она не поняла, откуда идёт голос, оглянулась на дверь: там стояла девушка в красном домашнем халате. Она заискивающе улыбнулась. Маша подумала, что нужно улыбнуться в ответ и не смогла.
— Прости, что так поздно. У тебя есть минутка?
Маша с трудом села на кровати, голова была тяжёлой и пустой — внутри только ветер.
— Проходи, — кивнула она и зажмурилась от боли.
Альбина обошла комнату по кругу, перевернула на письменном столе какой-то учебник, коснулась брошенного на спинку кровати полотенца, у окна поправила отогнутый уголок занавески.
— Как у тебя дела?
Маша наблюдала за ней из-под ресниц, вздрогнула, как от холода.
— У меня плохо. Очень плохо.
Альбина замерла у приколотого к обоям плаката: домик в заснеженных горах. Обернулась.
— А что случилось?
— Демоны! — Маша не знала, что всё ещё способна кричать. — Отстань от меня уже! Тебе что, приятно слушать о чужих проблемах?
Альбина отшатнулась, её лицо сделалось несчастным. Оно и было-то не очень весёлым, а сейчас уголки губ поползли вниз, дрогнули в плаксивой гримасе. Она сжалась, как будто ожидала удара.
— Я…
— Уходи, — тихо попросила Маша. — Давай… поболтаем потом.
Та скривилась, сжала кулаки. Зашипела, как раскалённая сковорода под ледяной водой:
— Когда мне плохо, мне даже поговорить не с кем! Все прогоняют. Посмотрим-посмотрим, я найду, чем тебе ответить.
Когда дверь захлопнулась, Маша снова легла и посильнее зажмурилась. Не помогало. Ничего не помогало. Хотелось то ли выть, бросаясь на стены, то ли искать самую высокую крышу, то ли бежать к Мифу и вытрясти из него всю душу за то, что он… а что он?
Маша поднялась, схватила со стола первую попавшуюся чашку и пошла на кухню, почти не соображая, что делает. Несмотря на поздний час, в некоторых комнатах горел свет, и из-за приоткрытых дверей доносились голоса. Она упрямо шла, едва не столкнула первокурсницу, вышедшую из душа с полотенцем на голове.
В кухне стоял приторный запах подгоревшей варёной картошки. Маша выключила газ, зачем-то поменяла местами две чужие миски на столе и села. Кружка выпала из обессиливших пальцев.
Сколько она просидела, уткнувшись лбом в стол, уже не вспомнить. Кто-то взял Машу за плечи. Кто-то, охая, подобрал с пола осколки.
— Слышишь?
Она как будто вынырнула, увидела встревоженное лицо Ника, потом Лялю с веником наперевес.
— Мы уже всё знаем, — сказала она судейским басом. — Мы тебя ждали в фойе, а ты через чёрный вход зашла.
Горестно помолчали. Маша протянула Нику руку запястьем вверх.
— Мне какой-то укол сделали, наверное, успокоительное. Хотя я в истерике не билась. — Ей почему-то стало очень важно это объяснить, и чтобы он поверил. — Но я не могу спать.
Он хмурился. Ляля молча опустилась на соседний стул.
— Миф был на кафедре, когда ты позвонила, — сказал, наконец, Ник. — Это вообще случайно вышло, что он там задержался. Ну, вот и приехал быстро. Ты не рассказывай пока, если не можешь. Мы и так видим, что ничего хорошего.
— Чаю хочешь? — строго поинтересовалась Ляля. — Только я сейчас другую кружку принесу.
— А можно? — Маша попробовала улыбнуться, но губы сами поехали куда-то в сторону, и она поняла, что плачет, уткнувшись в локоть Ника.
Слёзы не принесли облегчения, скорее наоборот — всколыхнули в душе мутную болотную жижу, заставили вспоминать всё с самого начала. Бессмысленные попытки представить, как всё могло бы случиться по другому. Ник погладил её по волосам.
— Соберись. Ей как никогда нужна твоя помощь. Подумай, что Сабрине сейчас в десять раз хуже, чем нам. Так что соберись, поспи, и завтра мы все вместе подумаем, что делать. И сделаем. Не может быть, чтобы она не вернулась.
Маша закивала, потому что не получалось говорить сквозь слёзы.
Да, нужно взять себя в руки. Да, истерикой никому не поможешь. Да, она сильная. Да, да, да…
Спала она или нет — Маша так и не поняла. Перед глазами мелькали заплетённые паутиной потолки, колонны в алом свете маячков, провалы-двери, снова паутинные потолки. Потом раздался стук. Она вскочила с кровати, отчаянно соображая, кто же может стучать по колонне.
— Маша? С тобой там всё в порядке? — послышался приглушённый взволнованный голос.
Ещё не очень сжившись с пространством, она поплелась открывать дверь. Оказалось, что небо уже совсем светлое, в небе носятся громогласные стрижи, а часы показывают семь утра.
На пороге стоял Миф.
— Разрешишь пройти? Ох, как у тебя душно, я открою окно.
Пока он возился с задвижками, Маша снова присела на кровать. Она чувствовала себя разбитой, шею и лоб покрывала лихорадочная испарина.
— Еле нашёл тебя, — сообщил Миф, верхом садясь на стул и складывая руки на его спинке. Стёкла очков так блестели, что Маша не могла рассмотреть выражение его глаз. — Ну что, пришла в себя? Продолжим разбираться?
Машу бросило в жар от мысли, что ей придётся снова пересказывать вчерашние события. Она открыла было рот, но тут же закрыла. Миф заговорил первым.
— Понимаешь, — он замолчал, берясь протирать очки краем рубашки. — Понимаешь, я сам занимался этим объектом несколько лет назад, ничего особенного не нашёл и бросил, потому что появились другие дела. Если честно, я до сих пор не очень понимаю, что случилось с твоей подругой, ну нет в больнице никакой аномальной активности. Но раз уж ты утверждаешь, что она не могла так… пошутить, то будем искать. Самый лучший вариант, который я вижу: она заблудилась. Сама же видела, какие там катакомбы.
