Сказки и истории - Фрай Макс (мир бесплатных книг .txt) 📗
Примерно тогда же старшие друзья научили нас шифровать сообщения. До "пляшущих человечков" дело не дошло, а вот писать цифры вместо букв пробовали. Выходило очень много путаницы: не все хорошо знали алфавит, не все умели правильно нумеровать буквы. Так что шифры не очень прижились, разве только традиция заменять имена прозвищами, а некоторые "важные слова" - заранее оговоренными "нейтральными". Скажем, наш "штаб", место тайных встреч, назывался "штаны".
В школе записки появились классе в четвертом, или даже позже. Наверное, к тому времени, процесс письма перестал, наконец, казаться нам тяжелым трудом, которого любой ценой следует избегать.
Записки писали во время уроков, передавали из рук в руки (иногда вкладывали в книгу, тетрадь, или пенал, иногда - комкали и незаметно совали в ладошку соседа по парте). В передаче записок принимали участие абсолютно все. Можно было считать одноклассника своим злейшим врагом, или просто презренным ничтожеством, можно было лупить человека на каждой перемене, или, напротив, бегать от него по всей школе, чтобы не побил, но не передать его (ему) записку было немыслимо. Словно бы право на коммуникацию священно и превыше всего, словно бы, и правда, невозможно живому человеку ждать сорок пять минут, чтобы спросить у друга, пойдет ли он сегодня после уроков в парк, или сообщить подружке, что новенький из параллельного класса - дурак.
Анонимных любовных записок из серии: "Ты мне нравишся давай целоватца", - как в фильмах той поры для и про детей, к слову сказать, почти не припоминаю. Пару раз писали такие под влиянием все того же детского кино, иногда - ради розыгрыша; куда чаще мы разыгрывали одноклассников, подписываясь чьим-нибудь именем, чтобы в дураках оказалась на одна жертва, а целых две. Жертвами обычно становились самые некрасивые девочки и самые затурканные мальчики, но иногда, напротив, школьные "красавицы" и "хулиганы". С последними порой выходило даже интереснее. Помню, что отличница Катя и двоечник-футболист Олег, которых свела такая фальшивая записка, благополучно "ухажерствовали" до конца учебного года. А в параллельном классе седьмом (кажется) "Г" жертвы аналогичного розыгрыша оставались вместе до окончания школы, даже пожениться собирались. Ну, то есть, я точно не знаю, но мне рассказывали, что все у них началось с такой вот записки.
Мне, каюсь, очень нравилось устраивать подобные розыгрыши - класса до седьмого. Потом стало как-то неловко, а некоторые мои одноклассники, напротив, только вошли во вкус.
По мере того, как мы становились старше, страсти накалялись, записки наши только что не дымились. Порой в течение одного урока разбивалась, как минимум полудюжина сердец - такова сила слова, записанного буквами.
Впрочем, при помощи записок мы не только устраивали свои сердечные дела, но и развлекались во время скучных уроков. Рассказывали анекдоты и сплетни, играли в некое подобие "Изысканного трупа"* и еще писали всякие нелепые смешные тексты, типа Устава Концлагеря Труда и Работы "Мертвячок", который должен был пародировать особенности жизни в летнем трудовом лагере и уроки начальной военной подготовки. Обычно исписанный листок на протяжении нескольких дней путешествовал по классу и постепенно пополнялся все новыми пунктами. Коллективное творчество, ага. Порой учителя перехватывали такие записки, и у инициаторов арт-проектов случались серьезные неприятности; в частности, за концлагерь "Мертвячок" меня и еще пару сообщников чуть было не лишили новенького комсомольского значка и хорошей характеристики, но молитвами классной руководительницы все обошлось. Впрочем, скандал тот имел явственный привкус успеха: когда неприятности рассосались, классная рассказала, что завуч хохотал в голос, читая это безобразие, а "историчка" выпросила бумажку домой, показать мужу.
Ну и еще были всякие разные полезные записки. Их писали на обрывках газет и просовывали в дверную щель - а что еще делать прикажете, когда приезжаешь в гости, а там никого нет дома (не знаю, где как, а в городе О. в семидесятые годы многие жили без телефонов). При помощи записок общались между собой жители коммунальных квартир, когда внутренний конфликт приходил в стадию бойкота; великий специалист по этому вопросу художник Илья Кабаков, а я только теоретически знаю, что так бывало: в нашей коммуналке переписка не велась. Записки передавли в больницу, вместе с гостинцами (и получали ответы в упаковке с опустошенными баночками и кастрюльками). Некоторые люди, говорят, умудрялись при помощи записок объясняться в любви, сообщать, что любовь, напротив, ушла, устраивать сцены ревности и мириться. Мне такого делать никогда не приходилось, но охотно верю, что так бывает: некоторые вещи писать действительно проще, чем вслух говорить.
Но мне по-прежнему милее всего записка родом из моего детства, линованная бумажка на кухонном столе, из которой явствует, что все отсутствующие просто ушли в кино, котлеты в холодильнике, яблоки в авоське за окном, чай в термосе, а смерти, получается, нет.
И не надо.
_______
* "Изысканный труп" - игра, придуманная, согласно свидетельствам очевидцев, в тусовке парижских сюрреалистов. Участники игры по очереди пишут на бумаге слова. Написав свое слово, игрок загибает бумагу так, чтобы его преемник не видел слов, написанных предшественниками. В финале бумагу разворачивают и читают всю фразу целиком.
Для того, чтобы получить на выходе не бред сивой кобылы, а внятное, хоть и неожиданное высказывание, игроки заранее оговаривают порядок слов в будущем предложении.
У сюрреалистов, как сообщают источники, за основу была взята конструкция: "Изысканный труп хлебнул молодого вина", т.е.: какой? - кто (что)? - что сделал? - с каким? - с кем (чем)?
У нас в школе была в чести иная конструкция: кто? - с кем? - где? - когда? - что делали? - чем все закончилось? Оно и понятно: в отличие от сюрреалистов, мы интересовались не поэтической ценностью итоговой фразы, а возможностью написать смешные и нелепые гадости про одноклассников, учителей и известных актеров-певцов.
©Макс Фрай, 2004
Про время
Летом, сразу после солнцеворота, когда день начинает убывать - чуть-чуть, совсем незаметно - я особенно остро ощущаю течение времени.
Длинный летний день для меня много короче самого короткого зимнего. Летний день едва вмещает в себя жалкие шесть часов; он скомкан, как носовой платок, который мочили водой и клали мне на переносицу, чтобы остановить кровотечение.
Давно. Очень давно.
Обостренное восприятие времени в летние дни - скверная привычка родом из детства. Говорят, для ребенка всякий день долог, особенно летний; дождаться вечера, или завтрашнего утра почти невозможно.
Наверное, да. Но у меня так не выходило. Тело мое уже тогда было непрочной. самодельной плотиной, которую изо дня в день в щепки размалывал мощный поток времени. Ночью, в темноте, удавалось как-то собрать обломки в кучку, скрепить наскоро, чтобы еще один день продержаться. Хоть как-то.
Потому и кровь хлестала из носа почти непрерывно, особенно в июле. Вместе с нею из меня выливалось время. Холодный, мокрый платок на переносице; часами лежать на диване, запрокинув голову, разглядывать трещинки на потолке, наблюдать, как они кружатся, перемещаются, сливаются и открывают вход в дивный, многомерный лабиринт, откуда, будь моя воля, можно и вовсе не выходить.
Но воля была не моя. Вернее, не только моя.
Кровь давно уж остановлена, раз и навсегда. Мокрый платок на переносице оказался чудодейственным средством. Время научилось течь сквозь меня, не задевая кровеносных сосудов. Но я вечно ощущаю его ток, всегда помню: у меня нет времени. Совсем нет.
Иногда, чтобы не портить совсем уж приятный летний день, вроде сегодняшнего, я позволяю себе думать, будто времени у меня почти нет. Но я знаю цену этому "почти".
