Холодный поцелуй смерти - Маклеод Сьюзан (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗

— Скоро у тебя будет другой наряд, — ответил Малик. — Это не важно.

— Тебе не важно, а мне — очень даже!

Малик улыбнулся:

— Пожалуйста, можешь надеть мой френч.

Я оценила его предложение. Получится что-то вроде мини-платья-халата, — в общем, сойдет за неимением лучшего. Я сняла джинсы, приподняла полу рубашки и провела пальцами сначала по твердому круглому контуру татуировки, а потом по кельтскому узлу в середине. Чары ударили меня, словно током, — как будто ждали в засаде, скорчившись, затаившись, словно голодный зверь.

— Эти чары…

Тихий голос Малика так меня напугал, что я отдернула руку от татуировки.

— Что они делают? — спросил он.

Я заморгала от неожиданности:

— Буду выглядеть как Роза. Сам знаешь.

— Чары, которые ты задействовала в пекарне, лишили тебя чувств до того, как их побочные эффекты вызвали взрыв. — Малик испытующе поглядел на меня. — Вдруг и на сей раз произойдет нечто подобное?

— С какой стати? — оскорбилась я, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения: татуировка пульсировала, словно второе сердце, урчала, словно хищный дух, жаждущий моего внимания. Они требовали крови. — Дай нож. — Я выжидательно смотрела на него снизу вверх.

— Зачем?

Я вытянула вперед левую руку:

— Давай режь, прямо поперек линии жизни. Глубоко.

Малик глядел на мою руку так, словно она его вот-вот укусит.

— Давай! — приказала я, только что не приплясывая на месте. — Ну?!

Он сдвинул брови. Вокруг нас точно так же сдвинули брови миллиарды его отражений — они темным, туманным взором смотрели на мои отражения, угловатые, нетерпеливые, с глазами, полными лихорадочного золотого света, с вертикальными кошачьими зрачками, — чары одолевали меня. На миг я различила среди всех этих лиц третье — лицо Козетты, почему-то сосредоточенное, собранное, а потом Малик выбросил вперед руку с кинжалом так быстро, что я едва заметила движение, и глубоко рассек мне ладонь. Сначала ничего — а потом боль, краткая, сверкающая, исторгла из меня крик, и кровь хлынула в ладонь, яркая, как медь, она жаждала излиться, наполнить все вокруг манящим медово-металлическим ароматом. Малик затрясся, сжал кулаки, вытянул руки по швам — но о нем я не думала, не могла думать. Колдовская татуировка так и взывала ко мне, отчаянная, голодная, и я накрыла ее рукой, втерла в рисунок вязкую кровь. Сердце стало биться медленнее, еле заметно, вяло. Грудь горела — мне не хватало воздуха…

…Нет, что-то не то! Обычно чары действовали быстрее. Я в отчаянии стиснула рану, выжала еще крови, размазала по татуировке. На этот раз липкая бегучая кровь жадно впиталась в плетеный узор, выплеснулась за края, покрыла кожу красной пленкой. Все тело напряглось, словно я вышла в морозную ночь.

Я сорвала рубашку, провела руками по чужому телу, наслаждаясь изгибами роскошных форм, контуром осиной талии, нежным кружевом голубых жилок, расписавшим бледную, полупрозрачную кожу. Длинные черные волосы ниспадали почти до пояса, огромные фиалково-синие глаза смотрели на меня из зеркала, наглые, самодовольные. Да, Роза была красотка, по крайней мере телом. Натуральная женщина-вамп. Наверное, за это Малик и передал ей Дар.

При этой мысли я подняла голову и посмотрела на него — его глаза были пустыми, бесстрастными озерами. Теперь я слышала, как бьется его сердце — медленно, слабо, чувствовала его голод — сладкий медный привкус во рту. Насыщенный аромат пряностей заполнил тесную кабинку, смешался с нотой медовой крови, и перед глазами у меня все поплыло от желания, в груди потеплело от предвкушения. Я втянула запах голода — он скрипнул зазубренными краями о точильный камень моей жажды. Я хотела крови, я не могла без нее обойтись. Так давно мне не удавалось ее отведать, так давно я ограничивалась только ядом! Моей добычей были только люди-наркоманы или пленные полукровки, и пила я лишь столько, чтобы не умереть с голоду или чтобы избавить их от заражения. Но Малик был не человек и не полукровка. Я глядела на него, слушала шепот его крови, знала, что получу от него все, что пожелаю, — и в мыслях крепла уверенность в том, что он, как всегда, готов на все. Он мне не откажет, не сможет отказать, — ему не позволит совесть, память о том, во что он меня превратил. Мысли копошились в голове, словно пиявки, — и чужие, и знакомые одновременно, — и я, водя языком по острым клыкам, пыталась разобраться, что происходит на самом деле, что думаю я сама.

Но мне мешал голод.

Голод требовал Малика — и немедленно.

Я улыбнулась — натренированной улыбкой соблазнительницы — и медленно двинулась к нему. Подняла руки, медленно расстегнула верхнюю пуговицу френча. Малик стиснул зубы, в глазах мелькнул испуг, — но он ничего не сказал и ничего не сделал, чтобы остановить меня. Я не спеша спускалась вниз — две, три, четыре, пять пуговиц, — потом распахнула френч, стянула его. Френч мягко соскользнул на пол, а я уже схватилась за черную футболку и разорвала ее, обнажив идеально гладкую белую кожу, точеные мышцы, шелковистый треугольник черных волос, спускающийся по поджарому животу. Подавшись вперед, я прижалась к твердой плоти над сердцем и, приоткрыв рот, царапнула кожу клыками. Малик вздрогнул, и я подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня сверху вниз и в зрачках у него мерцает страсть. Внутри завертелась яркая спираль удовольствия.

Я целовала его, опускаясь все ниже и ниже, нащупывая губами шрам под сердцем — шрам от моего кинжала, который он не стал залечивать, хотя и мог. Под кожей разливалась кровь, шрам расцвел алым, словно роза. Я укусила его — острые клыки пронзили тугую плоть, впились в сердцевину розы, сладкая кровь наполнила мне рот, она пахла пряным нектаром, лакрицей, рахат-лукумом, скользила в горло, растекалась по телу сверкающей прохладой, доводя меня до грани безумного, головокружительного наслаждения — до грани, не дальше. Я с неохотой отняла губы и облизнула ранки, чувствуя, как трепещут под языком мышцы. Кровь Малика, голод Малика пульсировали во мне, словно обещание всего на свете, и я выпрямилась, огладила ладонями его плечи, вдавила пальцы в жилистые бицепсы, а потом приникла к нему всем телом, прижалась пышной мягкой грудью к его груди — жесткой, холодной. Малик застонал, стон отдался эхом во всем моем теле, дыхание щекотало мне шею. Я запустила пальцы ему в волосы, заставила откинуть голову, приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до медленного биения под ухом. Аромат мускуса дразнил мне ноздри, я принялась лизать тонкую кожу, оставляя на ней длинные влажные полосы, ощущая соленый медный вкус его пота, и у меня свело челюсти от голода. Мне хотелось наполнить рот его мерцающей кровью, так хотелось, что само ожидание превратилось в утонченную пытку. Малик содрогнулся, я ощутила животом его налитую твердость. Между ног заструился жидкий жар, грудь набухла, соски отвердели до боли…

Мое тело требовало не только крови.

Я снова приподнялась на цыпочки, обвила талию Малика одной ногой, раскрылась перед ним, потерлась нежной набухшей плотью о жесткую ткань его брюк. Прижалась губами к мягкой коже на горле, вобрала ее в себя, предвкушая, когда же можно будет пронзить ее клыками. По всему телу пробегали волны наслаждения, я снова приникла к Малику — мне не терпелось ощутить, как он врывается в меня, как его кровь струится мне в горло, как его клыки пронзают мне плоть…

Я скользнула рукой вниз, по шелковистой стрелке волос на груди, пальцы сомкнулись на пряжке ремня. Пульсирующий жар между ног стал невыносимым, я рванула пряжку и…

— Нет. — На запястье сомкнулись ледяные тиски. — Я не хочу.

Я попыталась вырваться — губы по-прежнему скользили по коже, бедра ходили ходуном.

Он не может мне отказать, мне надо впустить его в себя, мне надо, надо, надо!

Тогда Малик заломил мне руку за спину, дернул вверх — но и боль показалась мне знаком любви. Тогда он свободной рукой схватил меня за волосы и отодрал от собственной шеи.

Он мне не откажет, я не позволю!