Идущий на смех (СИ) - Логинов Геннадий (бесплатная регистрация книга txt) 📗

Косматые, неопрятные, кто-то даже передвигается в кандалах или прикован к стене. Откровенно бандитские рожи встречаются довольно редко — в большинстве случаев эти люди не матёрые преступники, а просто те, кто так или иначе впал в немилость новых властей в лице короля и его ставленников.

Кто-то скалится и глумится, опуская злые и непристойные шутки, кто-то давно выжил из ума и сотрясает цепями в порыве приступа неуместного смеха, но в массе никто не испытывает ни злорадства, ни интереса к Вашему появлению: в глазах лишь отсутствие надежды и осознание обречённости.

Бывшие вельможи со своими семьями и преданными слугами, обычные простолюдины, верноподданные старого короля, и просто все, кто рожей не вышел. Некоторые из них узнают Вас, кого-то узнаёте Вы, но сейчас вы все находитесь в одном положении; и не имеет принципиального значения, были ли вы знакомы ранее или нет, какие посты занимали и в каких отношениях состояли.

В одной из камер — полноватый дворянин с благородным лицом и ухоженной бородой обнимает и успокаивает своего плачущего ребёнка: мужчина поднимает взгляд на Вас, но вскоре возвращается к своим проблемам.

В другой — старый придворный алхимик, загремевший в эти места ещё при прошлом короле за шарлатанство и продажу за баснословные деньги зелий, от которых люди, в итоге, умирали или становились калеками (хотя сам он утверждал, что виной всему — завистники, тайком подмешивавшие в его замечательное варево всякую дрянь).

В третью согнали целый кочевой табор: многие люди побиты и изувечены, а у одного на лбу красуется клеймо «НЕ ВОР» — такое «НЕ» выжигают в тех редких случаях, когда удаётся доказать невиновность человека, несправедливо осуждённого и наказанного «за воровство».

Факел в руках сторожа размеренно трещит, отбрасывая блики на помещения, в которых уже давно не видели света, но Ваша пара проходит, и эти унылые места снова погружаются во мрак.

Время от времени у Вас возникает желание ответить на чьи-то слова, хотя реагировать на уголовников и психов, находящихся в том же положении, что и Вы (в котором Вы, впрочем, не очутились бы, будь Вы посдержанней), — не самая мудрая затея.

К тому же — после перенесённых побоев Вы едва-едва передвигаетесь и даже говорить Вам сейчас больно и трудно, отчего вариант о нападении на стражника даже не рассматривается: во-первых, Вы просто не в состоянии тягаться с безмолвным молодым крепышом, во-вторых, случись даже чудо — как потом выбираться отсюда, через весь этот лабиринт, знакомый лишь местным тюремщикам? И что потом делать, выбравшись? Опять бежать, как тогда?

Под сводами темницы эхом отдаются нечеловечески дикие крики, лязг цепей, смех, крики, стоны, мольбы и причитания, сливающиеся в один большой нестройный хор. Где-то неподалёку должны находиться камеры пыток: к счастью, Ваш путь пролегает не туда — свою порцию боли Вы уже на сегодня получили, никакими ценными сведениями и секретами не обладаете; и, хотя палачи иногда практикуются на ком придётся, сейчас им попусту не до Вас, потому что у короля немало куда более серьёзных врагов.

Постепенно неприятные звуки отдаляются и стихают. Остановившись перед самой дальней камерой самого безлюдного коридора (прочие камеры, как можно судить, пусты, хотя в некоторых Вы всё-таки успели разглядеть прикованные кости в истлевших лохмотьях), стражник неторопливо открывает решётку, а затем — бесцеремонно забрасывает Вас внутрь, после чего запирает замок снова.

В этом месте темно, холодно и сыро. Слышно, как стекает и капает со стен вода. Но самое мерзкое даже не это: незадолго до Вас в этой камере уже обитал другой узник — он испустил дух, но, судя по всему, никто даже не почесался о том, чтобы освободить его тело от цепей, вынести и похоронить по-человечески. Теперь этот кадавр разлагается и смердит, и Вам предстоит дышать этими миазмами, не говоря уже о том, что находиться в таком месте и без того очень вредно, опасно и страшно.

— Эй! — с трудом ворочая ноющей челюстью, возмущаетесь Вы. — Люди вы или звери?! В вас хоть что-нибудь человеческое осталось?!

Но стражник молчаливо оборачивается и уходит, унося с собой единственный источник света.

— Эй, ты! Вернись! Побойся Бога! Выпусти меня отсюда! — вцепившись в прутья тюремной решётки, Вы сотрясаете их в бессильной ярости, невзирая на боль от недавних побоев, но стражник, судя по всему, не только нем, но и глух. Во всяком случае — к чужим слезам и мольбам.

Вы теряете 1 пункт Шутовства!

Когда последние лучи света пропадают, и Вы остаётесь один в темноте, Вам остаётся только лишь…

— …заплакать — 230

— …молиться, надеясь на чудо — 211

— …опустить руки и смириться со своей незавидной участью — 150

— …попытаться найти что-то положительное даже и в такой ситуации — 120

— …проявить предусмотрительность (если она у Вас записана) — 277

321

— Энтшульдигунг, — произносите Вы, привлекая к себе внимание отряда швейцарцев. — Гуттен аппетит. Вайгест эст инен?

Ваш акцент отвратителен, и Вы это знаете, но — что поделать. Те прерывают разговор и переглядываются, перекинувшись парой фраз.

— Вихайсен зи? — интересуется один из наёмников, судя по виду — старший в отряде.

— Ихь хайсэ Ральфрик. Кённен зи мир биттэ хэльфен? — начали Вы, после чего разговор начал стремительно развиваться и закончился достаточно быстро, но, в известном смысле, плодотворно.

Швейцарцам не было дел до местячковых проблем Кокани, но они улавливали суть вопроса, называя вещи своими именами и говоря обо всём прямо в и конкретно.

Иными словами, они готовы пересмотреть свою лояльность Гунфриду в обмен за 5000 монет (если Вы красноречивы — то за 3500, но ни монетой меньше). И да, им плевать, если Вы — агент-провокатор, потому что они и Гунфриду открыто сказали: кто больше платит — тому и служим. Дальнейшие разговоры бессмысленны.

Если согласны на их условия, осталось раздобыть деньги, что проще сказать, чем сделать. К тому же, свержение государя, осуществлённое силами наёмников без поддержки народных масс — дело довольно сомнительное.

Правитель хоть и никудышный, но всё-таки законный, а вот за такие выкрутасы Вашу голову потом могут насадить на пику даже те, кто придут править вместо Гунфрида. Если только Вы не попытаетесь удержать власть в своих руках, что тоже проще сказать, чем сделать.

Как бы там ни было, с швейцарцев взятки гладки: конфликтовать с ними сейчас — себе дороже, король на это не пойдёт. А Вам, после таких разговоров, лучше пойти подобру-поздорову.

Как поётся в одной старой песне, «зайдёшь в трактир — а там шпион, зайдёшь в сортир — и там шпион». И даже если шпионы не знали немецкого языка, уже сам факт того, что Вы о чём-то тут шпрехали с наёмниками может выйти Вам боком — 646

322

— Простите, а мы с Вами вообще знакомы? — старательно всматриваясь в черты незнакомца, интересуетесь Вы. Ну, ничего, что могло бы подсказать Вам что-нибудь, дать хоть малейшую зацепку. Лицо как лицо, одежда как одежда. Не похож на нищего, но и на знатного вельможу не тянет.

— А как же?! Это же я!.. Бартоломеу!.. — раскинув руки для объятий, неизвестный застыл в радостном ожидании, но, так и не найдя понимания в Вашем взгляде, пояснил: — У твоей двоюродной тёти был двоюродный дядя и… ну… в общем… он женился на вдове, у которой были уже взрослые сын и дочь, а в это время его отец, не знавший об этом, находясь на другом конце света, — женился на этой самой дочери… И тогда получилось, что его пасынок стал ему дядей, его падчерица стала ему мачехой, его жена стала ему бабушкой, а он — сам себе дедушкой…

— Так, покороче… — не горя желанием вникать в весь этот бред, поторопили Вы.

— А покороче — мы с тобой — ближайшие родственники. Практически как единоутробные братья, — пояснил Бартоломеу.

— Ну, допустим, — изучая неожиданно объявившегося родственника, кивнули Вы. — И с какой целью ты меня искал?