Тень Феникса (СИ) - Горянов Андрей (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

Некий базарный стражник.

Яркий солнечный свет пробивался через кроны старых олив. Ночной холод постепенно уступал дневному теплу, но здесь, после дождей, среди корней, всё еще было сыро и холодно. Я жив? Ноющая боль в плече говорила о том, что так оно и есть. Не может же быть так, чтобы и после смерти наша бренная плоть продолжала испытывать страдания.

С большим трудом мне удалось подняться: всё тело продрогло и онемело, и отказывалось теперь мне подчиняться. Исчезла прежняя лёгкость, как будто горевший внутри меня огонь потух, лишив меня жизненной энергии. А вместе с тем пришла и боль в многочисленных ссадинах и ушибах по всему телу, которых я до того времени не замечал вовсе. Главной же проблемой стала рана плеча, всё еще истекающая сукровицей. Туника, насквозь пропахшая дымом и потом, вокруг раны насквозь пропиталась кровью до самого низа и прилипла к телу. К тому же я опять стал ощущать режущие боли в рубце на животе. Но между тем я всё еще был жив, что не могло не радовать.

Выглядел я, вероятно, как последний оборванец, однако туника моя, пусть и изодранная, всё еще не напоминала бедняцкие одежды, и потому шанс пройти в город у меня оставался. Главное сделать это не под своим именем, дабы не привлекать излишнего внимания, особенно со стороны ордена, который сейчас должен гудеть как потревоженный улей.

Не смотря ни на что, я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, и потому всё вокруг казалось мне до трепета приятным и дружелюбным. Чернеющие на холмах вокруг города виноградники, покинутые оливковые рощи и поля, едва тёплое зимнее солнце, запах оголившейся и промокшей земли, опавших листьев и жухлой травы, слабое дуновение прохладного ветра — всё это в рамках природы символизировало умирание, на фоне которого я представлял собой биение самой жизни, её апофеоз. Я чувствовал себя самим фениксом, переродившимся в пламени и рожденным заново.

Бредовое состояние, мучавшее меня в последние дни, отступило, и я как никогда ясно смог взглянуть на окружающий меня мир и на себя самого. К тому же, я исполнил свой план, а значит, мне есть с чем вернуться обратно к Августину. Зачем, с учётом того, что он пытался убить меня? Мне в первую очередь нужны были ответы. К тому же, повторюсь, Цикута был человеком выдающимся, человеком с большой буквы, таким, какие рождаются только раз в целое поколение, о чем я, впрочем, уже говорил прежде, и буду говорить вновь. Даже теперь, каким-то неведомым образом убедившись в его злонамерении относительно меня, я все равно не изменил своему прежнему отношению к нему. Он был мне одновременно страшен, и в то же время интересен, и более всего мне хотелось оказаться подле этого человека. Более того, подсознательно моё слаборазвитое тщеславие убеждало меня со временем стать выше этого человека. Но здесь в большей степени сыграло свою роль отцовское воспитание, и, трезво оценивая ситуацию, я отчетливо осознавал всю тщетность подобных желаний. Как бы то ни было, сейчас мне требовалось собраться с силами и отправиться в капитул Альбайед (если оставшиеся мятежники еще не покинули свою последнюю обитель) и примкнуть к опальным инквизиторам. Смерть Великого магистра, как я опасался, мало что позволит изменить в реальном положении дел. К тому же, я всё еще не смог разобраться в словах Трифона касательно силы, которая уничтожила почти всю верхушку орденских мятежников и которая устроила череду ритуальных убийств в столице, хотя глубоко в душе при этом чувствовал уверенность: со смертью магистра сила эта исчезла.

Добравшись до города, я прошел кружными путями через Глиняные ворота. Стража здесь была из тех, кто не против поживиться чужим добром, но моя история о нападении разбойников всё же была принята ими за чистую монету и расспросам о происшествии в ближайшей караулке было уделено целых полтора часа. Что поделать, военное время даже на этих увальней наложило определенный отпечаток.

Я представился сыном мелкого землевладельца с окраинной фемы, прибывшим в Стаферос в сопровождении слуги для того чтобы поступить на военную службу в легион, благо возраст как раз соответствовал. Такого словоблудия, которое со мной приключилось, я сам от себя не ожидал, и потому, когда казарменный медик заштопал моё плечо, мы с капитаном вигилов и несколькими десятниками, пребывавшими в междусменке, несколько часов сидели и весело пили вино, даже в разбавленном состоянии казавшееся мерзкой кислятиной.

— А что это в городе ночью так горело? — поинтересовался я между делом, — уже под самое утро.

— Шпиль цитадели капитула, — тут же отозвался один из десятников.

Время было уже за полдень. В душно натопленной офицерской комнате в казарме помимо меня находилось еще четверо, и от каждого из них исходил такой запах перегара, что я едва мог сдерживаться, находясь в их компании, чтобы не выбежать тотчас на свежий воздух.

— Святоши хреновы погорели, — резюмировал капитан, нетрезвым взглядом окидывая свой офицерский состав, — говорят, Антартес на них-таки нашел управу.

— И как, есть жертвы? — аккуратно поинтересовался я.

— Да непонятно. Оттуда никаких вестей, одни слухи только. А слухи говорят, что на рассвете видели фигуру ангела, объятую пламенем, которая стояла на самом верхнем шпиле цитадели ихней и которая проклинала всех безбожников империи. И еще говорят, что ангел этот испепелил и самого магистра и всех его приспешников за их грехи.

— Это какие же грехи?

— Так это… За разные грехи. За чревоугодие, за блуд, за гордыню, за алчность, за тщеславие, — старательно стал перечислять капитан, закатив глаза.

— За лень, — подсказал сидящий напротив меня вигил.

— Лень — это не грех, Мар.

— А вот и грех. «Лень есть расслабление души, изнеможение ума… ублажатель мирских», — пьяно отозвался тот, кого назвали Маром.

— Каких мирских?

— Тех, кто не принадлежит к служителям церкви.

— А им, значит, можно?

— Выходит, что так. Вино — вот истинный ублажатель, так я считаю.

— И за это следует выпить.

Я едва пригублял свою порцию вина, в то время как остальные осушали свои котелки едва ли не в один присест. Даже не смотря на то, что вино разбавляли, все присутствующие в комнате надрались очень быстро, чему немало способствовала царившая здесь духота, от которой я пропотел насквозь. Я чувствовал, что если останусь здесь еще хоть на мгновение, выносить меня придется уже вперед ногами, и потому, несмотря на пьяные протесты, всё же смог вырваться, убедив капитана сотоварищи в том, что вербовщики не будут ждать меня вечно. Хотя мне и предлагали остаться на ночь, я вежливо отказался, но для сохранения хоть какой-то видимости легенды принял от них несколько медяков, которых должно было с лихвой хватить на съем самой простой комнаты и ужин. За тем мы и распрощались.

Я не стал даже пытаться приблизиться к своему жилищу, опасаясь, что за ним, как минимум, может быть установлена слежка, и отправился сразу к Цимбалу, который, как я надеялся, удачно выбрался из вчерашней передряги и сейчас дожидается меня. Или же его люди уже обшарили мой дом в поисках хоть каких-либо ценностей, которые можно принять в качестве платы от почившего заказчика. Ведь выжить у меня просто не было шансов с адекватной точки зрения. Тем не менее, Цимбал, несмотря на нарушение изначальных договоренностей и плана, выполнил всё, что от него требовалось, причем без всяческих пояснений с моей стороны. Или память мне просто изменяет, окутанная туманом того бредового состояния, в котором я пребывал?

Оказавшись в районе временного пребывания банды бывшего легионера, я еще долго плутал, пытаясь найти нужную мне инсулу, пока дорогу мне не перегородили два звероподобных бандита с татуировками на лицах. Вероятно, наткнулся я на них не случайно, потому как выглядели они будто местные стражники, пытающиеся найти в толпе некую личность по выданным им ориентировкам.

— Милости просим за нами, кир.

Выглядели они как будто бы испуганно, однако во взгляде у них читалась какая-то странная решимость.