Тень Феникса (СИ) - Горянов Андрей (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

Провал. Я открываю дверь и вхожу в темноту. Чей-то клинок пытается пронзить моё сердце. Я отвечаю. Ничего не видно. В плече рана, но боли нет. Чьи-то глаза прямо передо мной. Снова темнота.

***

— Долго еще ждать?

— Потерпи немного.

— Как ты вообще ведешь здесь отсчёт времени?

— Считаю вот так: раз, два, три…

— И сколько уже насчитал?

— Много.

Двое мужчин сидят у потухшего костра и играют в какую-то игру. Фигурки на огромной доске неотличимы друг от друга, но эти двое, похоже, знают, что делают.

Я стою рядом с ними, но они либо не видят меня, либо делают вид, что меня нет. Одеты они в серые изорванные туники, лица их грязные и худые, а бороды подметают пепельную землю.

Я сплю? Или бодрствую? Вокруг всё то же царство мертвых, безликая пустыня, наполненная тенями. Но вот откуда эти двое, такие чуждые этому миру? Я отчетливо помню вчерашний (или позавчерашний) день, разговор с Трифоном, помню болезненное пробуждение. Это будущее или настоящее?

— В последний раз всё-таки спрошу тебя: уверен ли ты в своих желаниях? К тому же, изгнать Самуила будет весьма непросто.

Один из мужчин, более молодой на вид, похоже, никак не мог молча дождаться своего хода.

— Его тело уже на последнем издыхании. Небольшой погребальный костер — и дело сделано.

— Я не про то. Зачет тебе это? Просто ради того, чтобы вернуть себе еще одного соперника?

— Ты проиграл мне десять партий подряд, — со вздохом подняв глаза, ответил старший, — значит, будешь делать то, о чем мы договаривались. Дело здесь совсем не в том, что мне скучно играть с тобой. Дело в том, чем занимался Антартес, и что закончить не успел. Дело, в конце концов, в самих людях.

— После всего, ты продолжаешь его поддерживать.

— В тысячу и один раз отвечаю: да.

— Ни свобода воли, ни ее отсутствие, сколько он ни старался, ни к чему не привели. Идеальный мир невозможно создать. Пусть они живут как хотят, какое тебе дело?

— Ты вновь ввязываешь меня в свой философский диспут, хотя по условиям твоего семидесятого по счету проигрыша обязан был этого не делать.

— Это именно то, что я называю свободой воли. Хочу — следую правилам, хочу — их нарушаю.

— Это хаос.

— Именно так! Но, впрочем, ладно. Обещаю больше не нарушать правил, потому как…

— Потому как без них ты сойдешь с ума, как и без этой игры. Достаточно вспомнить печальную участь Мара.

— Пусть так. Но вернув нам Самуила, как мне кажется, всех проблем не решишь. Он уже успел натворить достаточно дел, пока пребывал в смертном теле.

— Порядок держится на страхе. А страх несложно внушить.

— Ты говоришь об этом странном человечке? Забыл его имя.

— Нет. Он только уничтожит всё, что еще осталось. Хотя свою роль он еще сыграет.

— Предлагаю пари! После того, как я всё сделаю, мы сыграем еще раз. И если я выиграю, ты дашь истории идти самостоятельно. Мне крайне интересно, что из всего этого выйдет без нашего участия.

— Ты еще ни разу не выигрывал.

— Тем интереснее ставка!

— Что ж, а если снова выиграю я…

Я почувствовал себя дурно, когда голова его повернулась ко мне, и взгляд его бесцветных глаз нашел меня. Снова поднялся жар, только теперь, казалось, он шел не только изнутри, но и снаружи. Я будто бы горел.

— Тебе пора просыпаться.

***

Я закричал от боли. Вокруг полыхал огонь, стремительно пожирающий кровать с балдахином, на которой металось чьё-то тело, объятое огнем. Вероятно, это был сам Калокир, судя по тому, что я оказался в его покоях. Сознание полностью вернулось ко мне, и страх, прежде притупленный, вырвался на свободу. Я кинулся к ближайшей двери, но она оказалась закрыта, затем к другой — то же самое. Обернувшись, я увидел, как покрытое золотой краской дерево на стене возле кровати начало гореть, а объятый огнем магистр перестал трепыхаться. Под моими ударами ни одна из дверей даже не шевельнулась, и я остался заперт здесь наедине с огненной стихией.

— Тебе страшно?

Голос этот я едва мог различить в той панике, что меня объяла. Он был почти идентичен моему внутреннему голосу, и, само собой, я даже не обратил на него внимания.

— Что ж, вопрос и вправду глупый. Сгореть заживо, наверное, всё-таки страшно. Хотя я об этом ничего и не знаю. Но вообще смерть обычно наступает не от ожогов, а от удушья. Для огня нужен воздух, и тебе тоже нужен воздух. Понимаешь? К тому же при горении всей этой краски, которой так безвкусно раскрашены комнаты, выделяется некоторое количество яда, что тоже, в общем-то, не очень полезно для твоего смертного тела.

Я наконец смог отвлечься от яростного штурма дверей и обратил внимание на внутренний голос, который по какой-то причине заговорил сам по себе.

— Я просто хотел помочь. Быстрее, прыгай в окно.

И вот, перед ликом смерти, я снова оказался в бреду. Пожалуй, если бы не огонь, то эта несчастная рана всё равно бы меня вскоре убила.

— Дверь всё равно не получится открыть. Она заперта ключом, а ключ в кармане.

Я машинально потянулся к тому месту, где у штанов располагается карман, но вовремя вспомнил, что на мне туника. Под поясом, впрочем, тоже ничего не оказалось.

— В кармане этого старика, я имел в виду, объятого огнём. Жуткая смерть.

Я отчаянно пытался осознать, что со мной сейчас происходит, потому как реальность, казалось, трещала по швам. Огонь распространялся всё быстрее, а удушливый дым, до сей поры скапливающийся только под потолком, начал резать глаза и жечь легкие. Воздух становился всё жарче и, пожалуй, через несколько минут я должен буду последовать тем же путем, что и покойный ныне Великий магистр.

— Прыгай в окно, — повторил надоедливый голос.

Всё выглядело так, будто я сам себя упрашиваю это сделать. Сколько здесь до земли? Семьдесят-семьдесят пять футов? Разбиться точно хватит. Поэтому я, полный странной решимости, выбежал в соседнюю комнату, где дыма пока что было меньше всего, и открыл огромной витражное окно, впустив внутрь холодную ночь. С неба на меня смотрели мириады звезд, а подо мной, лелеемый их холодным взором, раскинулся ночной Стаферос. Весь город был погружен в предрассветную тьму и спал спокойным сном, не ведая о том, что где-то здесь, на самой вершине капитула, одинокое человеческое существо решало, какой смертью ей предстоит умереть в ближайшее время. Такого всепоглощающего одиночества мне, пожалуй, не доводилось испытывать. Здесь, на пороге смерти, ты остаешься поистине лишь наедине с собой. За спиной ревёт всепоглощающее пламя, а под ногами у тебя — черная как смоль бездна. Кажется, шагни вперед, и будешь падать вечно.

— Какие поэтичные мысли блуждают в твоей голове. Звёзды, бездна…Я не вижу в тебе жажды жизни, которая должна затмевать всю эту чепуху. У тебя сейчас и вовсе не должно быть никаких мыслей, одни только действия! Впрочем, я уже успел удостовериться в том, что ты весьма странный представитель своего вида. Инстинкт самосохранения у тебя находится в каком-то зачаточном состоянии, и это при том, что боишься ты и сомневаешься практически всего и во всем. Если я тебе сейчас скажу, что, раскинув руки и рухнув вниз, ты полетишь, поверишь ли мне?

— Нет.

— И даже после всего, что произошло?

— Особенно после всего, что произошло.

— Я так и думал.

Я закрыл глаза и поднял руки в стороны. Наверное, со стороны выглядело очень глупо: мои руки — не крылья, и лишены того же изящества. Дым уже валил со всех сторон и буквально подталкивал меня к тающей под далёкими и робкими лучами восходящего солнца пропасти. Теперь уже отчетливо можно было видеть, что бездна эта на самом деле каменная мостовая, об которую расшибется в лепешку моё бренное тело. Я сделал шаг, и сердце моё рухнуло вниз. Но перед тем как я почувствовал сжимающуюся хватку смерти, крылья у меня за спиной всё-таки сделали первый свой взмах.

Глава 13

Преступность — неотъемлемая часть нашего мира, так же как и солнце или, скажем, ветер. И точно так же, как мы не можем обороть солнце, не сможем мы никогда победить преступность.