Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (книги полностью .TXT) 📗
Гаор обвёл слушателей лихорадочно блестящими глазами. Все молчали. Махотка плакал, заткнув себе рот кулаком и трясясь всем телом.
- Ты-то чего? - устало спросил Старший.
- Наш... - прорыдал Махотка, - наш посёлок... мне сказывали, слышали... тоже сказали... зачистка...
- А потом что? - после долгого угрюмого молчания спросил Полоша.
Гаор снова вздохнул, уже успокаиваясь.
- Я вернулся, отдал лейтенанту бинокль. Он уже вроде отошёл, только глаза мёртвые стали. И сказал ему. Доведи нас до места, а там хоть стреляйся, хоть что делай, но нельзя, чтоб вся рота... новобранцев много, им и так-то...
- Довёл он вас?
- Довёл. Сдал на пункт формирования и в тот же вечер застрелился.
- Он-то чего?
- Он сказал мне... у него брат в спецвойсках служит. - Гаор вздохнул. - А за невинную кровь Огонь весь род до седьмого колена карает. Вот он с рода проклятье своей кровью решил снять. Так что этот... правду сказал. После такого любая бомбёжка тебе уже по хрену, и любая смерть в удачу.
Гаор откинулся на подушку и лёг, чувствуя, что больше говорить не может.
Молча разошлись по койкам остальные. И когда надзиратель, прокричав отбой, задвинул решётки и ушёл, Плешак вдруг сказал:
- Рыжий, а ты чего ж не кричал? Старший по ихней смене бы пришёл, не допустил до такого. Ты в следующий раз, ну если он опять к тебе привяжется, сразу кричи.
Гаор ответил, жёстко разделяя слова.
- Я... перед... ним... кричать... не буду.
Плешак тихо вздохнул в ответ.
Лежать на спине было всё-таки больно, и Гаор осторожно, чтобы не столкнуть одеяло, повернулся на живот, обхватил руками подушку. Так показалось легче, и он заснул.
Ни тогда, слушая у ночного костра лейтенанта, ни сейчас, рассказывая об этом, он и не подумал применить это древнее поверье о проклятых родах и семьях к себе и к Юрденалам вообще. Может быть, и потому, что не верил. Об отце и его старшем брате-наследнике, погибшем в авиакатастрофе, ему ещё когда Сержант рассказал. Но Огонь Животворящий предателей выжигает, клятвопреступников метит, а уж за братоубийство... Нет, он не верил тогда, и не верит сейчас. Нет, может, Огонь, Вседержатель мира и Вликий Творец и есть, он не спорит. В училище он честно учил всё, что задавали на уроках закона божьего, выстаивал все положенные службы в училищном храме, читал и пел общие молитвы в столовой и в строю, но... но сам по себе нет, не верил. На фронте, этим не занимались, на фронте веришь во что угодно и как угодно, лишь бы выжить... амулеты, талисманы, полковой священник от Храма, молитвы... да молись, как хочешь, лишь бы другим не во вред. Рассказы же об агграх, разоряющих храмы и убивающих священников и молящихся, тем более оставляли его равнодушным. Особенно после того, как узнал на фотографиях аггрских жертв, знакомые места и понял, что это работа спецвойск. Нет, наверняка были и разрушенные храмы, и замученные священники, но вот кто это делает? Это, как говорится, совсем другая история. А после дембеля он, тем более, ничем таким голову не забивал. Кервин, правда, отозвался по поводу одного из его оборотов.
- Убери, мне только ещё в духовной цензуре объяснений не хватает.
Он согласился и убрал. Незачем связываться...
Выздоравливал Гаор медленно. Через два дня, на груди и животе стали выступать тёмно-багровые кровоподтёки. А в душевой кто-то ахнул.
- Паря, да ты со спины чёрный весь! И задница такая же!
Увидеть себя Гаор, разумеется, не мог, пришлось поверить на слово.
- Давай, паря, - сказал ему мывшийся под соседним рожком Мастак, - вытирайся и к Матухе. Пущай посмотрит тебя. Давай, давай, чтоб до отбоя успеть.
Память о словах Матухи, чтоб, если что сразу шёл к ней, и понимание, что уж Мастак никак не может его подставить, заставили Гаора выйти из-под душа, наскоро вытереться, одеться и идти к Матухе.
В коридоре он у первой встречной девчонки спросил.
- Матуха где?
- В спальне, - фыркнула она. - Заболел никак? Давай я тебя полечу.
Объяснять ей, что он думает о её лечении, Гаор не стал: успеется, он с этой быстроглазой ещё и перемигнётся, и перемолвится. А вот как ему в женскую спальню зайти?
Как и у мужской, решетчатая дверь женской спальни до отбоя отодвинута, и Гаор остановился у проёма в коридоре с тем, чтоб его заметили и окликнули, потому что обычно мужчины проходили, не останавливаясь.
Расчёт его оказался верен.
- Тебе чего? - сразу подошла к нему невысокая, ему до плеча, женщина с обычным узлом тёмно-русых волос на макушке.
- К Матухе я, - ответил Гаор.
- Аа, приключилось чего опять? - женщина сразу отступила, приглашая его войти, - Матуха, Рыжий пришёл к тебе.
Гаор несмело переступил порог, боясь ненароком сделать что-то не то. Но к счастью, идти далеко ему не пришлось. Койка Матухи была сразу налево от двери, и Матуха, увидев его, кивнула.
- Сюда иди, сейчас занавешу.
И быстро двумя большими то ли простынями, то ли распоротыми тюфячными наволочками отгородила пространство между двумя койками: своей и соседней.
- Что приключилось?
- Синяки выступили, - вздохнул Гаор, - сказали, чтоб к тебе шёл.
- А сам бы не догадался? - с ласковой укоризной улыбнулась Матуха. - Давай раздевайся, посмотрю тебя.
Гаор снял рубашку и майку, мгновение помедлив, и штаны, оставшись в трусах.
- Всё снимай, - сказала Матуха, - и не тяни, отбой скоро.
За занавеской фыркнули, и Гаор, невольно покраснев, судорожно оглянулся. Матуха засмеялась.
- Ох, доберусь я до вас, - строго сказала она. - А ты не стыдись. От погляда ни прибытка, ни убытка не бывает.
- Чего? - спросил Гаор, стаскивая трусы.
За занавеской ахнули в два голоса.
- Ничего, показывай красоту свою. Ох, и расписал он тебя. Девки, цыц, поротых что ль не видели.
Её пальцы быстро пробежали по его груди и животу.
- Больно?
Гаор пожал плечами.
- Не очень.
- Спиной повернись.
Гаор повернулся к ней спиной и прикрылся руками.
- Даа, - вздохнула Матуха, - такого и я не видела. Здесь как?
- Как везде, - мрачно ответил Гаор.
- А это что?
- Это осколочное, - ответил Гаор, - зажило давно.
- А спереди у тебя?
- Два пулевых.
- Пули достали, или так и сидит в тебе смерть-железо?
Последние два слова он не понял, но о смысле догадался и ответил.
- Достали. Там у меня ещё осколочные есть и ожог.
- И всё фронт?
- А что ещё? - горько вырвалось у Гаора.
Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.
- Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.
Гаор кивнул.
- Нутро не болит?
- Нет.
- И вот что? - Матуха на долю задумалась. - Есть такая штука, гимнастика, знаешь?
- Знаю, - улыбнулся Гаор.
- Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно зажило. Понял?
Гаор кивнул. Об этом - послеоперационная гимнастика от спаек - ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех... И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала.
- А смеяться или спрашивать кто будет, скажешь, Матуха велела. Одевайся.
Он быстро как по тревоге одевался, а она, стоя рядом, смотрела на него.
- Да, а чего мне говорили, ты не разуваешься? В ботинках ноги преют.
- Знаю, - ответил Гаор, заправляя рубашку и майку в штаны, - но у меня босиком ноги мёрзнут, - и сразу стал объяснять, - застудил я их давно, в Алзоне, вот и мёрзнут легко.
Матуха кивнула, никак не показав, знает ли она, что такое Алзон, и спросила о более важном.
- Болят или немеют?
- И то, и то, - вздохнул Гаор.
