Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Верховный подошел к карте, отыскал Белую Вежу, прикинул расстояние до линии фронта и до Кремля – примерно одинаковое...
– Какое впечатление у вас сложилось об этом... человеке, товарищ Хитров? Не вызывает ли он подозрений... в религиозном фанатизме?
– Я фанатиков не видел, товарищ Сталин... Мне показалось, он вполне нормальный старик... – Майор из последних сил боролся со сном. – Если не считать, что он связан... С катастрофами самолетов и танков. И этого не скрывал. Он точно определил, что я послан князем... То есть вами, товарищ Сталин, как связист или посол... Он назвал меня опричником.
– Вас смущает это слово, товарищ Хитров?
– Смущает...
– И это хорошо. А вам не удалось выяснить, что представляет собой... Сергиево воинство? Что это? Группа... диверсантов, партизан, специально обученных воинов? Что?
Майор только развел руками.
– Это не поддается ни выяснению, ни анализу, товарищ Сталин. Должно быть, мы с нашим сознанием не готовы воспринимать явления подобного рода...
– И это тоже правильно, – перебил его Верховный. – Россия – страна загадочная, не поддающаяся стандартной мысли и логике... И не нужно понимать. А намерено ли Сергиево воинство согласовывать свои действия с командованием Красной Армии?
– Я спросил об этом старца... Он сказал, что его воины действуют самостоятельно и наносят удары по своему усмотрению.
– Он сам непосредственно управляет... действиями своего отряда?
– Нет, в Засадном Полку есть полководец, и имя ему – Пересвет. А Ослаб... В общем, как я понял, в боевых условиях он устанавливает связь с князьями и... заботится, чтобы они не дрогнули, не усомнились в правом деле, не предали.
– Вы сумели договориться о нашей встрече? – задал Верховный самый важный вопрос, чувствуя, что майор сейчас сломается.
– Нет, товарищ Сталин... В последний раз он был на военном совете в Филях... Но Кутузов не поверил и сдал Москву французам. А мог бы не сдавать... Да, товарищ Сталин! Чуть не забыл. – Майор на миг встрепенулся. – Нынче будет очень холодная зима. Небывалый мороз в Подмосковье! Стужа лютая, как в шестьсот двенадцатом... И как в восемьсот двенадцатом... Потому они в тулупах ходят... Но Москву не надо ни сдавать, ни жечь. Нашим бойцам не тулупы – хотя бы полушубки...
Уснул он мгновенно и сразу же стал зябнуть. Верховный принес свою шинель, укрыл майора и заходил по кабинету, стараясь ступать мягко и неслышно.
Вызванный к определенному часу и уставший от ожидания Всесоюзный староста осторожно приоткрыл дверь – хозяин поманил его рукой, приложил палец к губам. Седобородый старичок вошел на цыпочках, спросил глазами:
– Кто это спит?
– Это спит наша победа, – шепотом сказал Верховный.
Старый слуга понял это в правильном, символическом, смысле.
– Ожидается суровая зима, товарищ Калинин, – сказал Сталин. – Рекомендую Верховному Совету издать Указ... об обязательной и строжайшей сдаче государству всего овчинно-мехового сырья. Наказание за неисполнение... определите сами. Пусть по три шкуры с одной овцы дерут...
Спящий в кресле вздрогнул – Верховный оборвал себя на полуслове и указал Калинину на дверь.
Через двадцать минут майор проснулся.
9
Вновь оказавшись в «шайбе» и опять в полном одиночестве, звереныш слез со шкуры и подался обследовать жилище. Его возбуждали не только острые, пищевые запахи порченого мяса и крови; он сразу же почуял то, что не чуял человек, – тончайшая энергия, выделяемая остывающим мясом, остывающие жизни зверей не улетучивались в атмосферу в виде тепла, а, перевоплощенные в иное состояние, впитывались в стены, оставались там навсегда и будоражили сильнее, чем просто вонь тухлятины. Именно по этому признаку его взрослые сородичи точно определяли место прошлой чужой охоты: последний крик зайца, рев лося, их гаснущая жизнь и тепло стынущей туши – ничто не пропадало бесследно, и живая материя в виде земли, трав, леса впитывала энергию мертвой.
Потом на этом месте гуще и крепче росла трава, шире и прочнее были годовые кольца деревьев, а земля, впитавшая самую таинственную часть живой плоти – кровь, в этом месте еще долго светилась зеленовато-сиреневым, напоминающим огонек свечи сполохом.
«Шайба» оказалась в буквальном смысле насыщена духом чужой добычи и будила в волчонке дремавшие пока инстинкты. Он завыл не от голода – от внутренней потребности подать сигнал и известить сородичей о месте удачной охоты, и если бы они слышали, то непременно явились на зов. На сей раз его голос не достиг ни человеческих, ни собачьих ушей, поскольку на реке намного громче взвыли моторы и заглушили его. Тогда он замолк, подобрался к мешкам с фуражом и вдруг услышал тихий шорох. Ступая мягко, волчонок подкрался к источнику звука и увидел крысу, спускающую зерно. Инстинкт охоты заставил скрадывать добычу, чтобы потом взять ее в одном прыжке, но крыса обнаружила это и не испугалась – напротив, заверещала, показывая пару длинных резцов, и сделала скачок в его сторону. И тот от неожиданности отступил, опешил и, склонив голову, стал смотреть на зверька, который как ни в чем не бывало вновь зашуршал зерном. Через минуту волчонок освоился, заскочил на мешки и угрожающе зарычал, что на крысу подействовало панически; она с визгом бросилась к яме и мгновенно включила другой инстинкт – бегство. В три прыжка он почти настиг ее, но схватить не успел – крыса юркнула между камнями и исчезла.
Обескураженный неудачной охотой, он лег возле ямы и стал ждать, но зверек больше не появлялся. Лежать на ледяном бетоне было неуютно, да и ждать томительно, и волчонок спустился вниз, обнюхал крысиный ход: он шел под стену, но в него и морда не пролезала. Тогда он попробовал расшевелить камни, и те вдруг с легкостью раздвинулись – земля под ними оказалась изъеденной норами, из которых тянуло свежим воздухом.
Его гнала не страсть к свободе, которой еще и вкусить не успел, а скорее обыкновенное звериное любопытство и стремление к действию. Рыл он терпеливо, самозабвенно и, когда углубился под стену целиком и для выбрасываемой земли не хватало места, стал набивать ее под себя и затем выталкивать, выползая назад. Сразу за стеной крысиные норы повернули резко вверх, и скоро волчонок пробился на волю, оказавшись под грудой старых досок.
На улице было уже сумеречно, прохладно – самое время для охоты и переходов. Он отряхнулся, отфыркался и, выслушав все звуки, осторожно двинулся к воротам, где стояли машины. Эти темные, громоздкие существа излучали агрессию, хотя выглядели вполне мирно и были неживыми; приблизившись к ним, он заворчал, поджимая хвост, однако никакой реакции не последовало. Тогда он обнюхал автомобиль со всех сторон – все запахи оказались мертвыми, но при этом источаемая злобность высилась над ним высокими, красноватыми столбами и туманом растекалась по земле. Он не хотел раздразнивать и как-то пробуждать их к жизни, а тем более драться, и лишь из желания поиграть трепанул машину за брызговик.
Тотчас она ожила и панически заверещала, как недавно крыса, замигала гневными вспышками глаз. Волчонок в удивлении отскочил: голос машины и ее страх были несообразными с агрессией, от нее исходившей, однако замешательство было мгновенным. В следующую секунду он снова вцепился в брызговик, уже влекомый собственной яростью и страстью – додавить противника. И было ему странно, что это огромное существо никак не сопротивляется и лишь продолжает испуганно верещать, но то же обстоятельство вселяло еще большую дерзость и злобу. Он намертво закусил упругую, гибкую плоть и рвал ее, мотая головой и упираясь лапами, и, одержимый борьбой, вовремя не заметил опасности. Машина вдруг замолчала, в последний раз мигнув глазами, волчонок разжал челюсти и только сейчас увидел темную фигуру пришедшего на помощь человека.
– Кто здесь? – спросил он.
Звереныш услышал явную угрозу, мягко отскочил в траву, лег и, спрятав голову в заросли кипрея, затаился. А человек прошел вдоль машин, осмотрелся и скоро вернулся к костру, пылающему на берегу. Волчонок же осмелел, снова выскочил на стоянку и, пугая рыком, начал рвать автомобили – все подряд, испытывая удовлетворение от их многоголосого немощного визга и мигания. Только один – огромный, с блестящими черными стеклами, остался молчаливым, сколько бы он ни дергал брызговики и ни хватал зубами за все, что умещалось в пасть. Он стоял как неприступная гора и испускал мощное зеленовато-сиреневое свечение, некую немую угрозу и более всего возбуждал звереныша. Покидавшись на безмолвного противника, он принюхался и почувствовал, что внутри черной машины находятся возбужденные автомобильным сигнальным визгом люди: из вентиляционных отверстий несло табаком и человеческим потом. Это насторожило волчонка, и он на всякий случай отскочил подальше.
