Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения (др. изд.) - Гудкайнд Терри (библиотека книг TXT) 📗

— Она видела с помощью своего дара, а не глаз. Все колдуньи… вообще все люди с даром имеют свои способности. У кого-то дар сильнее… как сильнее тебя тот, у кого более мощные мускулы. К примеру, Фридрих. Он более мускулистый. У тебя волосы такие же, как у всех людей, но только — рыжие. А у других — светлые, черные или каштановые. Каждый человек чем-то отличается от других. То же самое и с даром. Он различается не только по своим аспектам, но и по силе их проявления. У кого-то он очень силен, у кого-то слаб. Каждый из нас индивидуален. Все колдуньи уникальны по своим способностям.

— А что случилось с вашей подругой Эди?

Алтея опять некоторое время помолчала, размышляя. И сказала:

— Глаза у Эди были совершенно слепыми, но она научилась видеть при помощи своего дара. Дар говорил ей о мире больше, чем я могла увидеть при помощи глаз. Это похоже на обычных слепых людей, которые приучаются слышать лучше, чем я или ты. Эди проделала то же со своим даром. Она видела, ощущая мельчайшие искры от дара Создателя, которые находятся в любой вещи вокруг нас. Она видела саму жизнь, и более того: само Творение. — Алтея снова помолчала. — И для меня, и для Даркена Рала, и для Эди ты не существуешь. Ты — дыра в мире.

Дженнсен объял непонятный ужас. Но постепенно образ этого ужаса стал принимать определенные очертания. Из глаз ее брызнули слезы.

— Создатель дал мне не такую, как у других, жизнь? Я существую каким-то иным способом? Я своего рода… чудовище, да? Мой отец хотел убить меня, потому что я чудовищна по своей природе.

— Нет, дитя мое. — Алтея наклонилась и успокаивающе погладила Дженнсен по волосам. — Я вовсе не это имела в виду.

Дженнсен отчаянно пыталась сдержать вновь подступившую волну ужаса. Слезы застили ей глаза, и лицо Алтеи было размытым и нереальным, как дыра в мире.

— Я даже не часть Творения. Вот почему одаренные не могут чувствовать меня. Лорд Рал просто хотел избавить мир от ошибки природы, от зла…

— Дженнсен, не переиначивай мои слова! Послушай меня!

Дженнсен кивнула, вытирая глаза:

— Я слушаю.

— То, что ты другая, вовсе не делает тебя злом.

— Но кто я такая, если не чудовищное порождение зла?

— Дитя мое, ты — Столп Творения.

— Но вы сказали…

— Я сказала, что те, у кого есть дар, не могут видеть тебя с его помощью. Я не говорила, что ты не существуешь, что ты не часть Творения.

— Тогда почему я — одна из этих… существ? Одна из этих дыр в мире?

Алтея покачала головой:

— Не знаю, дитя мое. Но неведомое нам вовсе не является злом. Сова может видеть в темноте. Люди — нет. Но разве делает тебя злом то, что люди тебя во тьме не видят, а сова видит? Это только указывает на существование ограничений.

— Но все ли потомки лорда Рала одинаковы?

Прежде чем открыть рот, Алтея тщательно продумала ответ.

— Истинно неодаренные действительно одинаковы. Те же, кто родился с крошечной частицей дара, — разные. Эта частица может быть не используемой, ее даже трудно обнаружить. С практической стороны такие потомки кажутся людьми, лишенными дара, но его наличие делает их непохожими на тебя: они — не дыры в мире. И это делает их уязвимыми. Такого рода потомство можно найти с помощью магии и уничтожить.

— И большинство потомков лорда Рала таковы, да? И такие, как я, дыры в мире, встречаются редко, да?

— Да, — тихо признала Алтея. Дженнсен почувствовала, как внутри все оцепенело.

— И вы полагаете, что в этом есть нечто большее? Что мы — не просто дыры в мире, неуловимые для одаренных?

— Да. Это и была одна из причин, почему я поехала к сестрам Света. Я хотела лучше понять взаимоотношения одаренных с жизнью, с Творением.

— И вы поняли? Смогли вам помочь сестры Света?

— К сожалению, нет. — Алтея задумчиво смотрела в одну точку. — Вряд ли найдется много согласных со мной, но я пришла к тому, что все обычные люди и все отпрыски лорда Рала без дара имеют в себе неощутимую колдовскую силу, которая связывает их с людьми одаренными и, таким образом, с более высоким миром творения.

— Я не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне.

Алтея медленно покачала головой:

— Есть в этом, Дженнсен, что-то большее, чем я понимаю.

Дженнсен не могла представить, что могут означать эти слова. И спросила:

— Сколько всего потомков родилось без дара?

— Мне удалось узнать, что они чрезвычайно редки. У каждого лорда Рала имеется не более одного отпрыска с даром. Как будто его семя содержит всего лишь одного истинного наследника. — Алтея подняла вверх палец и наклонилась вперед. — Но возможно, их гораздо больше. Просто у некоторых есть слабая искра дара, и их обнаруживают и уничтожают раньше, чем такие, как я, узнают об их существовании. Как я уже сказала, мне кажется, в этом есть что-то более важное, чем я знаю или могу понять. Но из таких, как ты, лишенных даже невидимых частичек дара, все…

— Столпы Творения, — саркастически сказала Дженнсен.

Алтея улыбнулась:

— Это звучит лучше.

— Но для одаренных мы — дыры в мире.

Улыбка Алтеи угасла.

— Именно так. Окажись здесь сейчас Эди, она бы видела все, кроме тебя. В отношении тебя она бы осталась слепой. Для Эди, которая может видеть только посредством дара, ты была бы истинной дырой в мире.

— Что-то мне не очень нравится воспринимать себя таким образом.

Алтея снова улыбнулась:

— Разве ты не понимаешь, дитя? Это только доказывает, что существуют какие-то ограничения. Для того, кто слеп, все вокруг представляет собой дыру в мире.

Дженнсен обдумала услышанное:

— Значит, это просто вопрос нашего восприятия. Некоторые люди попросту лишены способности воспринимать меня.

Алтея ответила коротким кивком:

— Верно. Но поскольку одаренные часто используют свой дар бессознательно… так же, как ты пользуешься зрением… то, когда мы встречаем таких, как ты, это вызывает беспокойство.

— Беспокойство? Почему?

— Неприятно, когда наши ощущения действуют вразнобой.

— Но ведь вы же видите меня… Так почему я тревожу ваши чувства?

— Ну, представь себе, что ты слышишь голос и не видишь, откуда он исходит.

Дженнсен не надо было особо напрягаться, чтобы представить такое. Она понимала, насколько это может беспокоить.

— Или представь, — продолжала колдунья, — что ты меня видишь, а когда протягиваешь руку, она встречает пустоту. Как будто меня здесь нет… Разве это не тревожило бы тебя?

— Полагаю, тревожило бы, — согласилась Дженнсен. — Есть ли еще какое-то отличие в нас? Кроме того, что мы — дыры?

— Я не знаю. Встретить таких, как ты, — невероятная редкость. Вполне возможно, что существуют и другие. Как-то до меня дошел слух, что один такой жил с целителями, которых называют Рауг’Мосс, но достоверно я знала только о тебе.

Когда Дженнсен была совсем девочкой, они с матерью посетили целителей Рауг’Мосс.

— Вы знаете его имя?

— Шептались, что его зовут Дрефан, но я не знаю, правда ли это. Если да, то очень сомнительно, что он еще жив. Лорд Рал — он и есть лорд Рал. У него свой закон. Даркен Рал, видимо, как и все его предшественники, породил много отпрысков. Скрывать, что ты знаешь происхождение такого ребенка, опасно. Мало кто пойдет на такой риск, поэтому большая часть вас была немедленно умерщвлена. Да и остальных, в конце концов, найдут.

Размышляя вслух, Дженнсен проговорила:

— Может быть, мы такие, чтобы защититься? Есть ведь животные, у которых особые черты, помогающие новорожденным выжить. Например, оленята рождаются пятнистыми, чтобы можно было спрятаться и стать невидимым для хищника. Они тоже делаются своего рода дырами в мире.

Алтея улыбнулась:

— Этот пример может служить хорошим объяснением. Как и любой другой. Однако, зная магию, я считаю, что все гораздо сложнее. Все вокруг стремится к равновесию. Олени и волки тоже существуют в равновесии. Оленятам помогают выжить пятна, но это угрожает существованию волков, которым нужна пища. Такие вещи действуют в обоих направлениях. Если бы волки съели всех оленят, то вымерли бы не только олени, но и сами волки, лишившиеся источника пищи. Ведь они бы нарушили баланс между собой и оленями. А в магии баланс — вещь особенно необходимая. То, что на поверхности может казаться простым, часто имеет более сложные причины. Я подозреваю, что такие, как ты, устанавливают некую форму равновесия, а появление дыр в мире — просто вспомогательный признак.