Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения (др. изд.) - Гудкайнд Терри (библиотека книг TXT) 📗
Краем глаза Дженнсен увидела, как Фридрих, сидевший теперь на скамье в другой комнате, отвернулся от них. Увидев, как изменилось лицо Алтеи, Дженнсен поняла: она сказала именно то, чего колдунья ожидала. И сказав это, угодила в ловушку.
— Тогда я была молода и искусна в своем колдовстве. — В темных глазах Алтеи вспыхнула искра. — За тысячи лет мало кому удавалось пересечь барьер и вернуться. Мне это удалось. Я училась с сестрами Света, имела аудиенции у их аббатисы, у великих пророков. Я смогла сделать такие вещи, какие удавались немногим. Мне было далеко за сто лет, но я была все еще молода, у меня был обаятельный муж, с которым мы только что поженились, и он верил, что я могу пройти до луны и обратно, если мне взбредет в голову. — Алтея вздохнула. — Да, мне было далеко за сто, однако выглядела я молодо, и передо мной была целая жизнь. Я была мудра по возрасту, но молода телом. Я была умна и сильна в своем искусстве. Я была опытна и привлекательна, у меня было много друзей и знакомых, которые внимали каждому моему слову. — Длинными изящными пальцами Алтея приподняла подол своей юбки, прикрывавшей ноги.
И Дженнсен отшатнулась от открывшегося зрелища.
Теперь она поняла, почему Алтея ни разу не встала со стула: ее ноги были деформированными, ссохшиеся кости покрыты сухим налетом мертвенно-бледной плоти, так, будто они умерли много лет назад, но их не похоронили, потому что все остальное оставалось живым.
«Как же эта женщина не кричит от постоянных страданий!» — подумала потрясенная Дженнсен.
— Тебе было шесть лет, — сказала колдунья совершенно спокойным голосом, — когда Даркен Рал наконец обнаружил, что я совершила. Он был очень изобретательный человек. И, как выяснилось, намного более проницательный, чем молодая колдунья ста с лишним лет от роду. У меня времени хватило лишь на то, чтобы предупредить свою сестру и твою мать. А потом он схватил меня.
Дженнсен помнила, как они с матерью бежали из дворца. Это случилось ночью, вскоре после того, как к ним пришел какой-то посетитель. И в темном коридоре шепотом произошел какой-то разговор…
— Но он… он не убил вас? — Дженнсен с трудом проглотила ком в горле. — Он проявил к вам милосердие, он пощадил вас.
Алтея хохотнула, хотя ей было нестерпимо грустно. Это был невольный смех: она впервые столкнулась с такой наивностью.
— Даркен Рал редко убивал тех, кто доставил ему неприятности. Он предпочитал сохранять им жизнь — на очень долгое время и так, чтобы смерть показалась им освобождением, понимаешь? Мертвые ни о чем не жалеют, никогда не страдают и не служат примером другим! Ты даже представить себе не можешь весь этот ужас!.. Как он схватил меня… Как меня вели к нему… Каково мне было находиться в плену у этого человека… Каково было смотреть на его спокойное лицо, в его холодные голубые глаза… И знать, что находишься в милости человека, у которого милость отсутствует как таковая. Ты не можешь представить себе, каково это — знать, что в одно ужасное мгновение все, что было тобой, все, что ты имела, все, на что надеялась в жизни, изменилось навсегда. — Алтея снова вздохнула. — А какая была боль… Ее ты можешь себе представить по моим ногам.
— Мне так жаль, — прошептала сквозь слезы Дженнсен, прижимая руки к защемившему сердцу.
— Но не боль была самым худшим во всей этой истории, — продолжала колдунья. — Он лишил меня всего, что я имела. С моим даром он поступил гораздо хуже, чем с моими ногами. Ты просто не можешь этого видеть — в этом отношении ты слепа. А я вижу это каждый день. Но и этого было мало Даркену Ралу. Его недовольство моим поступком было так сильно, что это оказалось только началом. Он запретил мне жить где-либо, кроме этого полузатопленного, омерзительного места с горячими ключами и зловонными испарениями. Он поместил меня здесь как в темницу, наполнив болото вокруг чудовищными тварями, созданными из моей колдовской силы, которой он лишил меня. Он хотел, чтобы я находилась рядом, понимаешь. Несколько раз он появлялся тут, просто чтобы посмотреть на меня в этом плену. — Колдунья уставилась куда-то вдаль, словно видела там человека, о котором говорила. — За пределами этого дома я нахожусь во власти сущностей, которые появились на свет при помощи моего собственного дара, того дара, к которому у меня больше нет доступа. Я никогда не смогу освободиться собственными силами, но даже если мне придут на помощь, эти твари, созданные из моей собственной силы, разорвут меня на части. Я не могу призвать их обратно. Он оставил тропу, чтобы могли привозить продукты и другие запасы, чтобы у меня наверняка было все необходимое. Фридриху пришлось построить дом здесь, потому что я не могу покинуть это место. Даркен Рал пожелал мне долгой жизни, которую я проведу, страдая для его удовольствия.
Дженнсен дрожала, не в силах что-либо сказать. А колдунья указала длинным изящным пальцем в открытую дверь:
— Человек, который любит меня, вынужден был стать свидетелем всего этого. Он был приговорен всю жизнь ухаживать за калекой — женой, которую он любил и которая больше не может быть ему женой с плотской точки зрения. — Алтея пробежала пальцами по своим костлявым ногам, нежно, словно видела их такими, какими они когда-то были. — У меня больше никогда не было возможности получить радость от моего мужа, как женщина от мужчины. Мой муж никогда больше не радовался ласкам женщины, которую любит. — Она замолчала, собираясь с силами, а затем продолжала: — В качестве дополнительного наказания Даркен Рал оставил мне власть над моим даром с одной только стороны, которая теперь преследует меня каждый день: он оставил мне дар пророчества.
Дженнсен не смогла удержаться от вопроса, который, как ей показалось, может послужить женщине хоть каким-то утешением.
— Эта часть вашего дара… разве она не может принести вам удовольствие?
Темные глаза колдуньи смотрели на нее в упор.
— Последний день с твоей матерью ты провела хорошо? Я имею в виду день, когда она умерла…
— Да, — ответила Дженнсен после долгой паузы.
— А если бы ты знала, что она будет убита? А если бы ты видела все задолго до того, как оно произошло? За день, за неделю, за месяц, за годы до того, как все произошло… Ты знала бы, как это случится и когда, видела бы все жуткие подробности. Видела бы силой своей колдовской власти материнскую кровь, мучения, смерть. Получила бы ты удовольствие?
— Нет, — ответила Дженнсен упавшим голосом.
— Что ж, теперь, Дженнсен Рал, ты понимаешь, что я не могу помочь тебе. И не потому, что я недобра и эгоистична, а потому что у меня не осталось силы. Ты должна найти в себе свободную волю, чтобы выполнить то, что должна. Только таким путем ты можешь достичь чего-то в жизни. Я не могу решить твои проблемы. Я провела большую часть жизни в страданиях за то, что помогла тебе когда-то. Если бы это касалось только меня, я бы вынесла: ведь во всем вина злого человека, а не невинного ребенка. Однако я страдаю каждый день, потому что это не только моя судьба, но и судьба Фридриха. У него могло бы быть…
— Ничего у меня не могло быть! — Фридрих стоял позади Дженнсен. — Я воспринимаю каждый день жизни как дар, который получил оттого, что рядом — ты. Твоя улыбка — мое солнце, она освещает краткое время моего существования. Не преуменьшай моей радости, Алтея, превращая ее во что-то незначительное или обыденное.
Алтея снова взглянула на Дженнсен:
— Вот видишь? Это моя ежедневная пытка: знать, что я ничего не могу сделать для этого человека.
Рыдая, Дженнсен рухнула к безжизненным ногам мужественной женщины.
— Колдовство, — прошептала Алтея, — это несчастье, которое тебе совершенно не нужно.
Глава 24
В голове у Дженнсен словно туман стоял. Она ощущала себя несчастной и одинокой. Болото было не только под ногами, но и в сознании ее все перемешалось и переплелось — даже в большей степени, чем скрученные корни вокруг. Почти все, во что она верила, оказалось ошибочным. И от того рушились не только надежды, но и принятые ею решения.
