Зелёная кровь - Далин Максим Андреевич (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Тео услышал шаги и обернулся. Молодой человек с бритым татуированным черепом в сопровождении толстого охранника шел к репортерше, которая замолчала и почтительно ждала. Рамон молча рванулся вперед так, что Тео едва его удержал.
- Это вы - Хайберт? - крикнул через зал.
Бритый обернулся. Его взгляд был спокоен и самодоволен, глаза блестели холодным неживым блеском. Тео не усомнился ни на секунду - перед ним старый мертвяк.
- Я. Ваши нас уже проверяли, дяденька. Или ты мне еще одну собачку привел?
Рамон рванулся еще раз. Тео отпустил его и вскинул пистолет. Он успел выстрелить прежде, чем пес добежал и кинулся - бритый только протянул вперед ладони, будто хотел остановить пулю, говоря что-то вроде "эй!", и тут же грохнулся на пол. А Рамон, не обращая на Хайберта внимания, точно и крепко вцепился охраннику в руку, которой тот схватился за кобуру - охранник завопил что есть мочи, и Тео выстрелил ему в лоб. И в резкой тишине после выстрела услышал неожиданно громкий голос репортерши:
- Ты снял? Жжжесть - сюжет!
Тео подошел к трупам. В Галерее уже отвратительно воняло - охранник потек черным и зеленым, его труп за минуту расползся так, что виднелись кости черепа и кистей рук.
Бритый Хайберт врезался спиной в один из стеклянных кубов, сполз на пол и теперь сидел, разбросав руки по сторонам. Его белая рубаха пропиталась красным, а лицо выглядело до странности неизменившимся - даже глаза едва начали тускнеть.
Стекло, забрызганное мозгами и кровью, потрескалось от пули, прошедшей череп Хайберта навылет. Пуля застряла в стеклянной толще. Через паутину трещин смотрел умирающий пес. Рамон подошел к трупу Хайберта и стал его тщательно обнюхивать, будто пытался унюхать еще не пришедший запах распада. Его уши прижимались сами собой, а шерсть так и топорщилась по всей спине.
Где-то взвыла сирена тревоги. Кто-то бежал в галерею, топая сапогами.
- Ко мне, Рамон, - сказал Тео. Он вдруг смертельно устал, он стал ватной куклой, пистолет казался слишком тяжелым для тряпичных пальцев, и Тео убрал его в кобуру. - Я уже понял. Этот Хайберт был живой. Ты хорошо выполнил долг. А я - убийца...
Рамон перекинулся и ткнулся лбом Тео в грудь.
- Они смотрят, - сказал в самое ухо. - Им ужасно больно. Помоги им.
Тео успел понять, но не успел предпринять ровно ничего. В зал вбежали охранники и жандарм. Тео прижал к себе Рамона, как плюшевого мишку.
Он чувствовал один цепенящий ужас.
Потом Тео сидел в пустом кабинете в жандармерии, за столом, перед листом писчей бумаги, писал и вычеркивал, все время видя внутренним зрением умирающих собак, их гаснущие глаза, полные бесконечной и безнадежной муки. Рамон в Старшей Ипостаси сидел на полу рядом с ним, положив руки и голову на колени Тео, смотрел снизу вверх.
- Напиши, что он был как мертвяк, - сказал пес.
- Пишу, - Тео погладил его по щеке. Все внутри болело от безнадежной жалости, стыда за людей и неистребимого чувства вины, даже дышать было больно. Рамона никто не мог ни прогнать, ни отослать; он запрыгнул вслед за Тео в машину жандармов, приехал вместе с ним сюда, проводил его в этот кабинет, где обычно допрашивали живых преступников - не отходил ни на шаг. Рычал на жандармов. Перекинулся, чтобы сказать следователю: "Меня гнать нельзя, я напарник Тео, я с ним". Жандармы косились с выражением сочувствия и порицания одновременно, не стали принимать особенно жестоких мер, чтобы отправить собаку на псарню СБ.
При обыске у Тео отобрали только личное оружие и удостоверение. Бляшку с Путеводной Звездой с ошейника Рамона никто не сунулся отстегивать.
- Знаешь, старик, - сказал следователь жандармов, - я, в какой-то мере, тебя понимаю. Этот Хайберт был, по-моему, отменная мразь, подонок с волосатой лапой в Городском Совете, а у вас в СБ нервные нагрузки - мама, не горюй... Ты сколько пахал-то без отдыха? Сорвался, ясен перец... Ты совсем уж не отчаивайся, мы твоему начальству позвонили, эта девка из Лиги тоже сейчас показания пишет, на твоей стороне - может, до суда отпустят под подписку, а там, глядишь, дадут условный срок, отдохнешь, нервы подлечишь...
Тео рассеянно кивал, удивляясь, что душевная боль может ощущаться так физически очевидно. Он мог думать только об умирающих собаках - а еще вспоминались псы, мечущиеся в вольерах Центра Развлечений, маленький рысенок, которому отрезали пальцы, кроткий укор во взгляде лося, заросшие короткой шерстью рубцы на рысьей голове, бродяжка Гарик, которому Тео не успел побыть Хозяином... Я всю жизнь считал, что борюсь со злом, думал он. Я был уверен в себе, я думал, что точно знаю, где зло, я весело сражался с дохлятиной и страшно собой гордился... а что ж теперь получается? Я пытался защищать людей от нежити, ради этого подставлял под пули, аммиак, электрошокеры псов, беззащитных перед людьми псов, преданных нашему делу псов... А другие люди, вовсе не нежить, в это время испытывали на таких же псах психотропные средства, кромсали псов на части, чтобы самовыражаться, бес им в глотки, накачивали псов наркотиками, чтобы они дрались друг с другом... и, так же, как и я, считали, что действуют в своем праве, вот где загвоздка. Мы, люди, дружно считаем, что имеем право делать с ними все, что угодно: развлекаться ими, убивать их для своей выгоды, делать из них живое оружие, живые датчики, живые тренажеры...
Почему это я, точно так же, как все эти... живые мертвецы во главе с Хайбертом... считаю, что имею право использовать собачьи жизни для достижения моей, человеческой, якобы благой цели? Кто дал мне это право?
Хольвин когда-то говорил, что у людей нет врожденного запрета на убийство себе подобных, а я не слушал, твердил о нравственности, о том, что преступивший запрет обычно становится мертвяком - излагал официальную точку зрения, в общем. Но ведь правда, запрета нет. Ведь, когда я стрелял в эту гадину, мне, по большому счету, было все равно, мертвяк он или не мертвяк. Я хотел убить - и все... Он в своем праве, я в своем праве... Гниды мы, а не люди.
Тео попытался позвонить Хольвину, но телефон Хольвина не отвечал - Хозяин, как всегда, не взял с собой в лес мобильник. Потом гладил Рамона, его черные шелковые волосы, совершенно такие же на ощупь, как атласная шерсть у него на макушке в собачьем виде - а Рамон тыкался лицом в его руки, не перекидывался, говорил:
- Ты напиши им, что они хотят. Может, они тогда нас отпустят домой или поесть принесут.
- Я им сейчас скажу, чтобы покормили тебя, - сказал Тео. Ему хотелось расплакаться.
- Я один не буду, - сказал Рамон, положил ладонь Тео на колено - "дал лапу". - Я только вместе с тобой буду.
И Тео снова писал подтекающей ручкой, вычеркивал и снова писал, сам понимая, что вся эта писанина - какая-то бредовая чушь: "Будучи совершенно уверен, что поведение потерпевшего Хайберта диаметрально отличается от поведения живого человека... и считая, что упомянутый потерпевший Хайберт представляет реальную опасность для общества... - вычеркивал, снова сочинял, досадуя на привычно-канцелярский стиль: - Поведение и внешний вид потерпевшего Хайберта разительно напоминали поведение и внешний вид старого танатоида..." В досаде комкал лист, брал новый, руки уже сплошь покрывали размазанные кляксы чернил.
Он уже успел устать так, что хотелось лечь головой на стол и поспать, когда зазвонил телефон. Имя Лилия плюс мелодия "Ради жизни" означали не белокурую Лилию, с которой Тео познакомился в кафе, а маленькую Лилию с работы. Тео удивился, нажал "прием".
- Господин капитан, простите, что отвлекаю, - послышался из трубки девичий голосок. - Вы не могли бы мне продиктовать номер телефона господина Хольвина?
Ах, да! Ее отправили забрать его собаку из ветеринарной клиники!
- Оставь пса у нас на псарне, - сказал Тео. - Хольвин в лесу, ему будет не дозвониться.
В трубке озадаченно замолчали. Потом Лилия сказала:
- Понимаете, господин капитан, Шаграт и так на псарне. Тут у меня другой зверь, ему помощь нужна... Ой, а вы не знаете телефона того старого ветеринарного доктора, который собак осматривает? Может, ему позвонить?
