Смеющаяся Тьма. Книга 3 (СИ) - Громова Полина (чтение книг .TXT) 📗

Это был тот же проспект того же города на том же рубеже. Только мир был не тот.

Город зыбился. Дома вдоль проспекта были как будто бы задернуты радужным маревом. Они трепетали, то обретая четкость очертаний, то вновь теряя ее, и раскачивались под порывами ветра. Я узнавал киоски и афишные тумбы, лавочки на остановках и маленькие магазинчики. На улице виднелись экипажи, по оживленным тротуарам сновали люди… Вот только никто из них не замечал меня. Я для этого мира был слишком настоящий. Меня же окружали радужные призраки, неожиданно резко приближающиеся, так, что в уши впивались обрывки ничего не значащих фраз, и столь же неожиданно исчезающие. Я махал перед лицами этих призраков, пропускал их сквозь пальцы — никакого результата. Кем они были, обыкновенными людьми или магами, не имело значения. Они не видели меня. Проносились мимо, оставляя на коже ощущение влажного воздуха. Здесь был разгар лета: деревья шелестели густой зеленой листвой, но было не понятно, как может шелестеть то, что не зацепляет тебя за волосы, когда ты проходишь прямо сквозь ветки.

Я шел знакомыми с детских лет улицами, и они то казались реальными до невозможности, то снова таяли, мерцали и исчезали. Запахи и звуки перемешивались, часто один нельзя было отличить от другого. А я все шел, не боясь заблудиться в этой зыби, но и не рассчитывая в ней найти то, что когда-то потерял.

Свое будущее. То самое, которое предназначалось мне при рождении. Каким бы оно ни было, оно было моим. То, что я создал взамен этому, — лишь попытка сделать свою жизнь более-менее выносимой.

Я вышел на набережную. На блестящую ребристость канала падали длинные тени деревьев, они извивались, плясали, агонизировали, появляясь и пропадая вновь вместе с деревьями. Мне нравилось идти — просто идти по берегу, чувствуя фатальность маршрута. Но даль набережной пропадала в хищном зеленоватом мареве. И тогда я обернулся и пошел в другую сторону.

Я совсем забыл о том, что должен сделать. Какое-то болезненное ощущение накатило на меня. Откровение Хельги, оправдание Исы, собственные мысли — все это слилось в одно целое, нерасчленимое и непознаваемое моим жалким интеллектом. Очень хотелось найти в этом призрачном мире хоть кого-нибудь настоящего и спросить его, как и почему это случилось. Он, конечно, выдаст мне свою версию, но, в отличие от версии Отступников, я смогу ее понять и принять, даже ели она будет ошибочной.

Потому что она будет создана человеческим сознанием. Я — все еще человек. Я мыслю как человек. Как человек я чувствую. Несмотря на то, что мои когти, трижды превышающие длину пальцев, могут резать металл, как масло. Несмотря на то, что я могу убивать одной мыслью, а о том, что я могу натворить при помощи слов, я даже думать боюсь. Несмотря на то, что я Темный Мессия, разрушитель миров или как там меня назвала Елена… Несмотря на все это я всего лишь человек.

Хельга зря беспокоилась. Я никогда не стану таким, как Отступники. Я не смогу повторить даже путь Колена. Вот только…

Я не сразу понял, что девушка за столиком уличного кафе смотрит на меня. Стройная, загорелая, в коротком желтом платье с темно-зеленым поясом и кружевом вдоль подола, она сидела, заложив ногу на ногу. На ногах у нее были босоножки из грубовато выделанной коричневой кожи, ремешки перекрещивались на голенях. Девушка покручивала в пальцах платиновую прядь волос — и казалась в этом зыблющемся, мерцающем и метущемся мире эталоном статичности. Чертами лица она напоминала Хельгу, и она — а лучше сказать, они обе — смотрели на меня. Они обе ждали, кода я пойму это. Я понял и спросил:

— Кристина?

Она кивнула. Надо же, мне даже не пришлось ее искать. Может быть, она сама проложила мой путь из Авалона прямо сюда, в сердце этого еще не существующего, но так страстно желающего существовать мира? Значит, она все знает?

— Я тебя тут уже давно жду. Присаживайся. Я заказала апельсиновый сок.

Она протянула руку через стол, и я, садясь, пожал ее.

Ее прикосновения тоже напоминали прикосновения Хельги.

— Я сильно задержался?

— Вообще-то, это не существенно. Важно, что ты пришел. Как тебя зовут?

— Рик.

В этот момент подошла официантка, поставила перед Кристиной чистый фужер и кувшинчик с густым соком.

— Свежевыжатый, — довольно заметила Кристина, проведя пальчиком по выпуклому боку. Мерцающее стекло стало обыкновенным, прозрачным, да и не только заказ Кристины наливался реальностью. Столик, за которым мы сидели, наши стулья, даже зонтик над нами — все впитывало ощущение реальности, которое излучали мы. Я машинально взял в руку одну из салфеток — теплая шершавая ткань. Все как настоящее. Да, именно — настоящее, реконструирующееся вокруг нас. Но дальше небольшого ореола оно не распространялось. Парочка влюбленных за соседним столиком была уже полупрозрачная — они принадлежали другому, еще только становящемуся миру.

— Как дела у Хельги? — спросила Кристина и закусила полосатую соломинку.

— Она вспоминает тебя.

— Я как-нибудь загляну к ней. Когда ее мир будет более устойчив. Или когда она назначит встречу где-нибудь еще.

— Кристина.

— Да?

— Раз уж мы никуда не торопимся. Расскажи мне об Отступниках.

— Что именно ты хотел бы знать?

— Кто они.

Она рассмеялась.

— Они Тьма.

— Хорошо. Расскажи мне, что такое Тьма. Ты же знаешь ее другой, не так ли?

Она кивнула.

— Тьма — это сокрытие. Она всегда внутри, даже если снаружи полно солнца. Она как разум другого человека: с точки зрения логики доказать его существование невозможно. Ни один ученый, ни один мыслитель, никто не может доказать. Все только предполагают.

— Что?

— Что Тьма бывает.

Какое-то время она не уделяла внимания ничему, кроме фужера с соком. Потом она заговорила снова.

— Тьма — это чужая душа. Свободная душа, такая, какие есть у нас с тобой. Сейчас я разговариваю с тобой, но я не знаю, что у тебя на уме и что ты хочешь совершить. А ты не знаешь, о чем думаю я. Это и есть Тьма. Все мы по-своему Тьма… Сегодня ночью была Тьма. Дождь, ветер ни с того ни с сего. Смотри, сколько веток наломало. А ведь ни в одном прогнозе не говорилось, что сегодня ночью будет буря. Все потому, что буря свободна случаться тогда, когда ей заблагорассудится. Это тоже Тьма.

— А свет? Кристина, когда Отступники решили вернуться на землю, ты ведь продолжила путь? Неужели нигде в нашей Вселенной ты не нашла света? Я видел ангелов, я знаю нескольких из них, они светлые, но они… Как бы это сказать… Они не настолько светлые, насколько темные мы. Скажи, есть где-нибудь такой же Свет, как наша Тьма?

Она удивленно приподняла тоненькие бровки.

— Ты видел ангелов? Надо же… Повезло тебе! — она сделала пару глотков. — А насчет твоего вопроса… Насчет Света… Нет никакого Света. И никогда не было. Есть только наименьшее количество Тьмы. Тьма — только она одна и есть. Просто Тьма у каждого своя. Некоторым их Тьма кажется похожей на свет и они называют ее светом, пытаясь тем самым противопоставить ее Тьме всех остальных. То, что ты называешь Светом, — то, что мы все хотели бы назвать Светом, — это другая форма Тьмы. Но все это в конечном итоге только слова. Тьма ничуть не меняется оттого, что кто-то называет ее иначе… — она аккуратно собрала последние капельки сока со дна фужера, поставила его на стол. — Ну что, посидели — и пойдем? У нас сегодня по плану еще, кажется, спасение твоего мира?

Мы шли к Перекрестку Наваждений. Можно было бы прокатиться на конке или нанять экипаж, но в прогулке по становящему миру было что-то сокровенное, то, что принадлежало только нам двоим и не могло принадлежать никому более.

Кристина была очень красивой девушкой. Ее сходство с сестрой не могло бы укрыться и от глаз слепого, но в Кристине были смягчены черты лица и фигуры, манера говорить и жесты — именно поэтому она была очень красивой. Никаких крайностей, столь присущих Хельге, никаких порывов и попыток перехитрить весь мир и саму себя. Кристина представляла собой нечто цельное, воплощение грации и изящества. Она не чувствовала необходимости казаться кем-то, она всегда была только собой — до такой степени, что не обращала на это внимания…