Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Хагг не мог помочь, но он, по крайней мере, дал понять, что она не одинока. Это было мало, бесконечно мало, но сейчас Ялка была благодарна и за это.
Карандаш ударил по доске.
— Октавия! Что за негодница… Перестань вертеться! Я сказал, чтоб ты сидела смирно, так сиди! Немного осталось.
Девочка вздрогнула от окрика, вытянулась в струнку — даже задержала дыхание — и не мигая уставилась на кукольника. Погрозив пальцем, тот снова вернулся к рисунку, изредка бросая на неё из-под очков внимательный и быстрый взгляд. Карандаш в его руке сноровисто скользил и стукал, оставляя чёрный блестящий след; из путаницы линий и штриховки на бумаге постепенно возникали очертания детской головки. Некоторое время Октавия и впрямь сидела неподвижно, потом природная детская непоседливость взяла своё: она опять принялась болтать ногами, ёрзать, вздыхать и украдкой теребить Пьеро у себя на коленях. Итальянец нахмурился, но одёргивать её не стал — он уже заканчивал. Фриц за его спиной видел, что бородач уже доделал фас и теперь вырисовывал профиль. Октавия сидела уже больше часа — невиданное достижение для десятилетней непоседы, — кукольнику долго не удавалось перенести на бумагу присущее девочке выражение задумчивости и упрямого любопытства. На листе уже было три забракованных варианта, но сейчас Карл-баас выглядел довольным. Ещё пара-тройка штрихов, и он отложил карандаш, полюбовался рисунком, удовлетворённо кивнул и снял очки.
— Готово, — объявил он, потирая переносицу. Можешь слезать.
— Ой, правда? Уже можно смотреть? — Октавия спрыгнула на пол и с куклой в охапке подбежала к рисовальщику. Перегнулась через его руку, приподнялась на цыпочки и разочарованно надула губки:
— А почему я без волос?
— Потому, что я рисовал не портрет, а эскиз, — терпеливо пояснил ей бородач, — trompe l'oeil. Волосами займёмся потом, когда наступит их очередь, а пока это не так важно… Рогса Madonna, почему ты босиком? Обуйся сейчас же! И не убегай далеко: ты в любую минуту можешь мне снова понадобиться. Фриц, иди сюда. Будешь мне помогать.
Октавия запрыгала на месте:
— Я тоже, я тоже хочу посмотреть!
— Хорошо, хорошо. Можешь поиграть здесь, только не мешай.
Два музыканта из бродячей труппы заявились прошлым вечером — мордатый здоровяк с косичкой и бритый наголо верзила, оба в каких-то обносках. Из разговора с ними Фридрих ничего не понял — во-первых, его вместе с Октавией предусмотрительно выставили из комнаты, а во-вторых, речь обоих была щедро пересыпана божбой и уличным жаргоном, которого Фриц не знал. Они ругались, пили пиво, спорили До хрипоты и ушли очень недовольные. Остаток вечера и ночь Карл-баас и студент Йост о чём-то размышляли, тихо споря, уговорили две бутылки лувенского и к утру разродились каким-то хитрым планом. Каким, Фриц не успел узнать — бородач всучил ему тележку, и они в компании с Йостом отправились в поход по магазинчикам и лавкам. Чтоб его случайно не узнали, Барба нацепил широкополую шляпину, плащ и синие очки, а бороду упрятал под кафтан. Октавию оставили дома.
А список покупок был довольно странен. Для начала они завернули в мануфактурную лавку, где приобрели отрез розового ситца и белой в рубчик саржи на подкладку. Затем у местного портного заказали для Октавии сразу два одинаковых платья. Портной оказался знакомым Йоста, фасон тоже выбрали самый простой, поэтому тот обещал управиться к завтрашнему вечеру. В мастерской художника Карл Барба закупил рыбьего клея, воску, киновари, сурьмы и белил, в галерее напротив приобрёл дюжину чулок, две пары маленьких перчаток, целый ворох ленточек и два одинаковых чепчика на девочку, а у лоточника в проулке — пудры и румян. С городскими стражниками удалось счастливо разминуться.
Фриц толкал тележку с покупками и терялся в догадках. Явно что-то затевалось. Если стражники искали бородатого господина, мелкорослого мальчишку и девчонку с голубыми волосами, может, это была маскировка? Но какая? И зачем два платья? Или они хотят нарядить его девчонкой и под этим видом вывезти из города? Фриц передёрнулся от этой мысли, но в следующий момент сообразил, что, даже если принять во внимание его небольшой рост, до малышки Октавии ему всё равно далеко. Недоумение его ещё усилилось, когда Йост, уже в одиночку, отправился на верфь и возвратился с мешком опилок, кусками пробки и обрезками тикового дерева. Что касается господина Карла, то он сразу по возвращении достал бумагу, карандаш, посадил Октавию на табурет, приказал ей не двигаться и принялся за рисование. В отличие от Фрица та не задавала вопросов.
Укрепив рисунок на стене при помощи гвоздей, Карл-баас выбрал из принесённых Йостом обрезков подходящий чурбачок, нацепил очки и взялся за стамеску.
— Ну-с, а теперь за дело. Вот тебе, Фриц, мерка, вот пила, хватай вон тот брус и отпили мне от него четыре одинаковых куска. А я пока займусь головой.
— Какой головой? — растерялся Фриц.
— О Dio! Пили, не спрашивай! Время дорого.
Когда Фриц, пыхтя и утирая пот, распрямил спину, его уже ждали новая мерка и новый брусок, потоньше. Когда он покончил и с этой работой, итальянец уже обтесал верхнюю часть чурбачка в виде большого неровного шара и теперь стучал долотом, вырезая нос и глаза. Пол вокруг был усыпан опилками и стружками. Октавия к этому времени потеряла к процессу всякий интерес и теперь играла с Пьеро — кормила его с ложечки опилками и выговаривала ему за отсутствие аппетита. Выражение лица у куклы было самое страдальческое.
Стемнело. Йост принёс им мяса, хлеба и вина, они перекусили, запалили камин и масляную лампу и опять принялись за работу. Следуя указаниям кукольных дел мастера, Фриц обтесал все отпиленные им бруски на усечённый конус и при помощи коловорота проделал в них отверстия. Уже сейчас можно было опознать в них руки и ноги будущей куклы, и кукла эта обещала быть огромной. Фриц по-прежнему не понимал смысла всей затеи; он зевал, два раза порезался, итальянец же казался неутомимым: резал дерево, плавил воск, клеил, разводил краски… Была глухая полночь, когда он наконец разрешил Фридриху лечь спать — тот уже валился с ног и пользы от мальчишки всё равно не было. Он доплёлся до кровати, где уже посапывала Октавия, едва нашёл в себе силы стянуть башмаки и уснул, прежде чем его голова коснулась подушки.
…Когда солнечный луч на следующее утро тронул его щёку мягким теплом, Фриц пробудился далеко не сразу и некоторое время лежал, вспоминая вчерашнее. Веки не хотели открываться, усталые мышцы зудели. В комнате царила тишина. Фриц заворочался, приоткрыл один глаз, другой и вдруг вытаращился при виде странной картины.
На столе, среди раскиданных инструментов и стружек, свесив руки, сидела Октавия, а итальянец с банкой в одной руке и кисточкой в другой нависал над нею, как диковинная бородатая гора, мурлыкал себе под нос что-то неаполитанское и… раскрашивал девочке лицо. Работал он сосредоточенно и аккуратно, Октавия тоже сидела неподвижно. Из угла, где стояла кровать, Фрицу был виден только тонкий изгиб детской шеи, вздёрнутый подбородок и знакомый профиль на фоне яркого окна, поэтому он как-то не сразу обратил внимание, что девочка зачем-то наголо обрита и обнажена.
А потом он сообразил, что рядом с ним в постели по-прежнему лежит и дышит что-то маленькое и тёплое, обернулся и обнаружил… ещё одну Октавию у себя под боком. Он вздрогнул и вдруг всё понял. Карл-баас расписывал куклу.
Под караулку испанцам отвели большую комнату на первом этаже в странноприимном доме. Помещение было немаленькое, но солдаты быстро умудрились загромоздить его и превратить в казарму, а казарму — в свинарник. Койки там стояли в два ряда, их было два десятка. Часть их составили друг на дружку, часть прислонили к стене, из двух соорудили стол, освободившееся место загромоздили доспехи, амуниция, оружие и пустые бутылки.
Томас переступил через порог и поморщился. Пол был затоптанный и грязный, окна никогда не открывались, воздух был затхлый и спёртый, пропитанный винной кислятиной, потом и табаком. Юный монах подобрал полы своей рясы и двинулся к дальней кровати, где без тюфяка, прямо на верёвочной сетке, храпел Михелькин. Больше здесь никого не было — кто не стоял в карауле, предпочитали отдых во дворе, на солнышке. Момент для разговора был выбран удачно.
