Ученик пекаря - Джонс Джулия (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Джеку стало очень одиноко. Предпраздничные дни на кухне — лучшие в году: вдоволь еды и эля, все хлопочут, и всем весело. Люди шутят, устраиваются пляски, и можно сорвать поцелуй. Джеку очень недоставало всего этого. Впервые после ухода из замка он понял, чего лишился.
Друзья, привычная жизнь, память о матери — все это осталось там, в Харвелле. Там он все-таки был своим. Там был его дом.
Джек повертел в руке чашку. Она протекала — в ней была тонкая, с волосок, трещина.
Своим-то своим, да не совсем. Даже до случая с хлебами он чувствовал себя чужаком. У всех его знакомых имелись какие-то недостатки: мастер Фраллит лыс как колено, ключник Виллок колченог, даже подавальщицу Финдру как-то застали на сеновале с кузнецом. Но никого из них насмешки не трогали: беззлобные дразнилки скорее соединяли человека с обществом, чем отделяли от него.
Джека же высмеивали за глаза, а не в глаза. Он заметил, что рука, держащая чашку, все еще дрожит после только что пережитого им. Вот, значит, какова его судьба? Всегда быть отвергнутым, чужим, изгоем? Он отшвырнул чашку прочь. Пусть вкус колдовства остается во рту. Этот вкус означает одиночество — надо привыкать быть одиноким.
— Нет, Боджер, если ты имеешь женщину во время дождя, это еще не значит, что она не забеременеет.
— Но мастер Траут клянется, что так оно и есть. Говорит — это самый верный способ не обрюхатить девушку.
— Мастер Траут только потому никого не обрюхатил, что ни одна баба в здравом уме и близко к нему не подходит.
— Так ведь он уже не в тех годах, Грифт.
— Так вот, Боджер, есть только один способ уберечь женщину от беременности — и дождь тут ни при чем.
— Что ж это за способ, Грифт?
— Чтобы не обрюхатить женщину, главное — не ложиться с ней голышом.
— Она, значит, не должна раздеваться догола?
— Не она, дуралей, а ты. Оставь на себе рубашку, Боджер, и никогда не станешь нежеланным отцом.
Грифт и Боджер обменялись многозначительными кивками.
— Страшное дело случилось ночью на балу, Грифт.
— Да уж, Боджер. Говорят, пожар вызвал настоящую панику — господа и дамы разбегались, точно крысы.
— Утром я ходил туда поглядеть, Грифт. Вся задняя стена обгорела.
— Ума не приложу, Боджер, из-за чего возник этот пожар.
— Королева объявила, что это был несчастный случай, будто бы от упавших свечей.
— Не так все просто, Боджер. Я говорил с одним из парней, разносивших напитки, он сказал: пол ушел из-под ног, и много народу повалилось, и кубки раскалились в руках. Что-то очень скверное стряслось там этой ночью, ты уж мне поверь.
— Счастье еще, что погиб только один человек.
— Ты ведь видел его, да? Можно его опознать?
— Где там, Грифт, — бедняга обгорел как головешка... жуткая смерть.
— Стало быть, никто так и не знает, кто погиб?
— Нет, Грифт, и не хватились никого. Там на задах ошивался какой-то пьяный дворянчик — он говорит, что видел человека в черном, но никто ему особо не верит. Единственный ключ — это кинжал мертвеца, который валялся на полу рядом с телом. Клинок, конечно, оплавился, но, кроме него, и вовсе ничего не осталось — одежда вся сгорела дотла. Страшное зрелище, Грифт. В жизни не видел ничего ужаснее, чем этот обугленный труп.
— И как же выглядит этот нож, Боджер?
— Странно выглядит, Грифт. Столовым ножиком его не назовешь. Один лорд все удивлялся, зачем было брать такой нож на бал.
— Много здесь происходит такого, что глаз не видит. Пусть королева говорит, что это несчастный случай, — я в гибели этого парня ничего случайного не вижу.
Лорд Мейбор расхворался не на шутку — одышка мучила его всю ночь.
К утру ему стало так худо, что послали за лекарями и священниками. Мейбор лежал, почти ничего не сознавая, и хватал ртом воздух. Он все время харкал кровью. Красная сыпь стала ярче, и кожа вздулась. Вокруг носа и рта образовались язвы, из которых сочились кровь и гной.
Лекари не могли понять, что за хворь одолела лорда. Ни с чем подобным они еще не сталкивались. Они сразу же сошлись на том, что это не оспа и не водяная горячка. Казалось, будто гортань и легкие обожжены изнутри. Лекари мрачно качали головами, не питая большой надежды. Потом предложили накурить в комнатах ароматным дымом, чтобы изгнать из легких Мейбора вредные соки.
Мейбор, который и без того задыхался, воспротивился курению и прогнал лекарей прочь. Тогда за него взялись священники, дабы миром и ладаном, святой водой и молитвами подготовить его к кончине.
— Вон, проклятые попы, — я еще не умер! — Мейбор повалился на подушки, кашляя и едва дыша, однако вид священников, шмыгнувших прочь, как крысы, все же доставил ему удовольствие.
Он спросил о сыновьях. Двое младших уехали на войну с хальками. Таков удел младших сыновей — либо они ищут славы в бою, либо утешения в религии. Мейбор радовался, что у него в роду нет попов.
Кедрак же пришел, сморщив нос от скверного запаха. Увидев отца, он попытался скрыть охвативший его ужас, но это плохо ему удалось.
— Что с вами, отец?
Мейбор, увидев лицо сына, велел Крандлу принести зеркало. Кедрак отнял у слуги осколок и не дал его отцу. У Мейбора не было сил настаивать.
— Отец, я только позавчера разговаривал с вами. Что случилось за это время?
— Не знаю, сын, — хрипло проскрежетал Мейбор.
— Уж не яд ли тому причиной?
— Его милость за праздничным ужином ел и пил то же, что многие другие, а я не слышал, чтобы кто-то еще заболел, — сказал Крандл.
Сын и слуга повернулись к больному, который зашелся в страшном приступе кашля. Когда кашель утих, простыни окрасились кровью.
— Что говорят доктора? — спросил Крандла Кедрак.
— Они не знают, чем страдает его милость. Посоветовали накурить здесь.
— Накурить! Рехнулись они, что ли? Он и так еле дышит.
В дверь тихо постучали, и вошла королева. Когда она увидела Мейбора, ее надменное лицо изменилось, и она застыла на месте.
— Что это, оспа? — спросила она Кедрака.
— Нет, ваше величество, — с поклоном ответил он. Королева, вздохнув с облегчением, подошла к постели. Видя удивленное лицо Кедрака, она объяснила:
— Ваш отец должен был утром явиться ко мне. Не дождавшись его, я пришла к нему сама. Вижу, его сразил тяжелый недуг. Что с ним?
Мейбор хотел сам ответить, но кашель помешал ему.
— Доктора не знают, ваше величество, — сказал Кедрак, торопливо оправляя волосы и одежду.
— Доктора! Все они дураки и чуть не залечили короля до смерти. Я пришлю к вам мою знахарку — она искусная травница, и если кто-то способен ему помочь, то это она. — Королева с состраданием посмотрела на Мейбора. — Болезни для меня не диво, но эта мне неведома. Не далее как вчера я говорила с лордом Мейбором, и он был в добром здравии. Не пожар ли стал причиной болезни?
— Нет, ваше величество, — почтительно вмешался Крандл. — Лорд Мейбор ушел с праздника еще до пожара.
Королева легонько сжала руку Мейбора.
— Сейчас я уйду, но я рада, что решила прийти. Тотчас же пришлю вам мою лекарку. Доброго вам дня. — Она кивнула Кедраку и вышла. В тот же миг Мейбор выхватил у сына осколок зеркала и дрожащей рукой поднес его к лицу. Увиденное вызвало у него припадок мучительного кашля.
Кроп всю ночь не смыкал глаз, сидя у ложа Баралиса, который то приходил в себя, то вновь впадал в беспамятство.
Когда первый свет проник в комнату, Баралис начал беспокойно метаться. Кроп, вскочив, увидел, что хозяин весь в поту и его бьет дрожь. Кроп пощупал лоб Баралиса — лоб был горяч. Кроп поспешил охладить его влажной тканью.
Ожоги, покрывавшие лицо и руки больного, начинали рубцеваться, и во многих местах виднелись пузыри.
Баралис стал бормотать слова, которых Кроп не понимал, и все никак не унимался, продолжая метаться в постели. Кроп испытывал страх, видя своего могущественного господина столь беспомощным. Кроме того, он боялся, что хозяин изнурит себя своими метаниями. Кроп пытался утихомирить его, осторожно прижимая к постели, укрывая простынями и тяжелыми одеялами.
