Унесенные магией - Замковой Алексей Владимирович (версия книг .txt) 📗
— Что это за Кара, о которой ты говорил? — Нарив тем временем продолжила расспрашивать гнома.
— Как? Вы не знаете? — Гном уже, похоже, устал удивляться и только непонимающе качал головой.
— Мы издалека, — ответила Нарив и присела на камень, проверив предварительно, нет ли на нем слизняков.
Гном подумал и присел на соседний камень.
— В зиму года восемь тысяч пятьсот одиннадцатого от Сотворения Мира, — начал он голосом, словно был учителем, а Нарив — нерадивой ученицей, — король Гайрих собрал невиданную армию и двинулся с ней в земли эльфов. Армия людей, словно нож сквозь масло, прошла все защитные рубежи эльфов и вышла к их столице. Бой за город не прекращался три дня. С людьми сражались и эльфы, и неведомые твари, выведенные ими. Но армия людей оказалась слишком сильна. Город пал, и ни один эльф не уцелел тогда. Уничтожив город, люди пошли на юг, выжигая другие поселения эльфов, до самого моря…
Тут Брумгум снова из «учителя» превратился в мальчишку, если такое слово применимо к тому, кому исполнилось уже тридцать лет.
— Говорят, правда, что где-то в джунглях, на западе, еще есть небольшие поселения эльфов, но я не знаю никого, кто видел бы их своими глазами. — Он снова принял важный вид, видимо пересказывая то, чему учили его самого. — Ровно год длилась кампания восемь тысяч пятьсот одиннадцатого, и в зиму же восемь тысяч пятьсот двенадцатого года от Сотворения Мира король Гайрих вернулся с победой в свои земли. Празднование этой победы шло до самого конца весны и, по указу короля, должно было продолжаться до конца года. Но в последний месяц весны на земли людей посыпались неисчислимые несчастья. Неизвестный мор выкосил весь скот и поразил поля людей, а потом, когда разразился жуткий голод, новый мор, называемый Эльфизиаровым проклятием, пал уже и на самих людей. Еще до Эльфизиарова проклятия гнев людей обратился на храмы и монастыри, чьи скот и поля не пострадали. Жрецы и монахи не знали никаких горестей и объедались, когда все остальные пухли от голода. И Эльфизиарово проклятие не зацепило ни одного жреца и ни одного монаха…
Нарив, слушавшая до этого момента спокойно, хоть и с немного грустным выражением лица, вся напряглась. Из-под ее ногтей, впившихся в ладони, показались капельки крови.
— …Гайрих Победитель умер от Эльфизиарова проклятия одним из первых, и, поскольку был он молод и не оставил наследника, страной стал править лорд Кайзик, прадед короля нашего — Дрогана. Лорд Кайзик, в мудрости своей, увидел в обрушившихся на страну несчастьях руку богов, а особенно — руку самого Эльфизиара. И молил он жрецов и монахов, посвященных всем богам, о милости, но голод и мор продолжались. И тогда, заболев сам Эльфизиаровым проклятием, он проклял богов и приказал разрушить все храмы и монастыри, раз их служители оказались бесполезны перед лицом всех несчастий…
Нарив вскинулась и яростно посмотрела на гнома, но тот, увлеченный своим рассказом, даже не заметил этого. Гнев Нарив продлился всего миг, и она тут же снова уперла взгляд в камни под ногами. Плечи ее опустились, словно невероятная тяжесть упала на них. Кровь с ладоней текла уже струйками, падая вниз крупными каплями, а костяшки пальцев побелели так, будто это не нежная кожа, а выбеленные солнцем кости скелета.
— …Первыми пали святилища Кронии, из-за которой и ополчился Эльфизиар на людей. За ними — святилища Дарена, жены его Лиссии и сына Базэна. Храмы и монастыри Роаса, Бога войны, стояли дольше всего, и никак не могли люди прорваться в обители жрецов-воинов. Но и они, почти все, в конце концов пали. Лишь несколько храмов, находившихся на самом севере, устояли. Пали бы и они, но новая напасть обрушилась на людей — мертвецы, умершие от Эльфизиарова проклятия, стали подниматься из могил. И тогда те, кто выжил, пожалели об этом. В считаные месяцы почти не осталось в землях людей ничего живого. Восставшие мертвецы убивали все, что видели, мор и голод продолжали уносить сотни и тысячи жизней каждый день. Лишь считаным выжившим, ведомым сыном лорда Кайзика Бороном, посчастливилось укрыться в горах, в самых глубоких подземельях гномов нашли они себе пристанище и новый дом. Так закончилась история королевства людей, оставленного богами на произвол судьбы и уничтоженного Карой, которую наслал на них Эльфизиар за то, что они уничтожили сотворенных им эльфов.
Брумгум замолчал. Повисла гробовая тишина, в которой, кажется, слышно даже, как ползают по камням слизни. Затихли и солдаты, шепотом передававшие назад мой перевод рассказа гнома. Нарив сидит не шевелясь, словно статуя. И цвет ее лица — цвет белого мрамора, из которого статуи и вытачивают.
— Охренеть… — сипло прошептал успевший вернуться Молин, и это единственное слово, отбиваясь эхом, заскакало между стенами расщелины.
— Это куда ж мы вляпались? — пробормотал Ламил, оглядываясь по сторонам, словно мог на каменных стенах увидеть ответ на свой вопрос. Хотя хочет ли кто-то получить этот ответ?
— Какие монастыри Роаса уцелели? — Голос Нарив настолько ледяной, что даже я, не говоря уж о гноме, зябко передернул плечами.
— Не знаю, госпожа… — прошептал Брумгум. — Зачем вам те проклятые монастыри?
Кулак Нарив, на миг словно размывшийся в воздухе, застыл на расстоянии лишь чуть большем толщины волоса от лица гнома. Брумгум отшатнулся так резко, что повалился на спину и изо всех сил вжался в щель между камнями, стараясь укрыться от ставшей вдруг такой страшной Нарив. Его взгляд, чуть не обезумевший от ужаса, не отрывается от застывшего, подобно камню, искаженного яростной гримасой лица женщины. Нарив сдержала удар лишь нечеловеческим усилием воли. Медленно, с неловкостью деревянной куклы она сделала шаг назад, отступив от гнома, и резко развернулась спиной к нему. Только сейчас раздался дружный вздох всех, присутствовавших при допросе гнома.
— Я думал, она его прибьет, — прошептал Молин и отступил на всякий случай подальше.
— Нарив… — Если женщина и услышала, что я к ней обращаюсь, то не подала виду.
Нарив, широко шагая, отошла в сторону и, сев на первый попавшийся камень, закрыла лицо ладонями.
— Ну все… успокойся… — Ламил постарался успокоить трясущегося гнома, но тот его, естественно, не понял. — Алин! Чтоб тебя… Успокой этого коротышку!
— А?.. — Я с трудом отвел ошалевший взгляд от Нарив и только спустя какое-то время понял, что же от меня хотят. — Да… сейчас…
— Не нравится мне эта баба, — Ламил уже повернулся к Седому, — психованная какая-то… Может, избавимся от нее?
Я подошел к гному и принялся нести какую-то успокаивающую чушь насчет того, что нам в последнее время пришлось многое пережить, что Нарив очень почитает богов и такое отношение к ним вывело ее из себя, уверял, что Брумгуму ничего не грозит и никто его даже пальцем не тронет… Но мое внимание в основном было обращено на разговор капитана и десятника.
— …Не знаю, Ламил. — Седой говорит медленно, тщательно обдумывая ситуацию. — Она — наш единственный проводник…
— Да какой она проводник! — всплеснул руками Ламил. — Сама же сказала, что триста лет здесь не была. А по словам этого коротышки, тут все настолько изменилось…
— Но до гор она нас довела, — возразил капитан. — И к людям вывела.
— И за это ей большое спасибо! — перебил Ламил. — Тут кого-то другого найдем в проводники.
— Алин, — Седой отмахнулся от Ламила, — спроси у гнома насчет магов. Может, видел здесь кого-то из них?
Гном уже более или менее успокоился, и, хотя страх еще не покинул его глаз, рассудок в них уже вернулся. Он понял, что, по крайней мере сейчас, его убивать никто не собирается.
— Слушай, у вас есть маги? — Я присел на корточки и улыбнулся.
— Маги? — повторил он, с опаской глянув на так и продолжавшую сидеть неподвижно Нарив. — Какие-такие маги?
— Ну маги… — Дарен, как ему объяснить? — Знаешь, которые всякие чудеса творят, колдовство?..
— Погоди! — Гном окончательно пришел в себя и снова сел на камень, с которого, испугавшись Нарив, свалился. — Вроде как жрецы раньше чудеса творили…
